Избранные труды

Эта верная мысль находит подтверждение и в уголовном законодательстве (ст. 1 Основ, ст. 1 УК РСФСР), где говорится, что не все, а только определенный круг объективно общественно опасных деяний относится к преступлениям.

При решении вопроса об отнесении того или иного общественно опасного деяния к категории преступлений необходимо учитывать целесообразность применения уголовной репрессии для борьбы с этим видом деяний. Выше уже говорилось о тех принципиальных положениях, которыми руководствуются Коммунистическая партия и Советское государство при применении мер принуждения. В частности, такими принципиальными являются положения о том, что принуждение применяется к меньшинству и только тогда, когда большинство уже убеждено, и что принуждение применяется только тогда, когда поставленную задачу нельзя решить при помощи убеждения или других средств. Именно с такой ситуацией приходится сталкиваться при организации борьбы с некоторыми нежелательными, опасными для общества явлениями. К ним относятся, например, потребление спиртных напитков, потребление наркотических средств, проституция. Советский законодатель, понимая общественную вредность этих явлений, не счел возможным устанавливать за них уголовную ответственность, руководствуясь тем, что применение уголовного наказания в этих случаях неспособно обеспечить достижение тех целей, которые перед ним ставятся. Опыт борьбы с этими явлениями показал, что значительно больший эффект, чем применение чисто административных мер, дает разумная система экономических, медицинских, воспитательных и им подобных мероприятий. Коммунистическая партия и Советское государство используют и уголовно-правовую политику в борьбе с пьянством, наркоманией, проституцией, но не путем установления ответственности лиц, злоупотреблявших алкоголем, наркотиками, занимающихся проституцией, а путем наказания лиц, способствующих сохранению и распространению этого зла.

Так, в целях борьбы с пьянством и алкоголизмом установлена уголовная ответственность за изготовление, сбыт, хранение крепких спиртных напитков домашней выработки, за нарушение правил торговли спиртными напитками, за доведение несовершеннолетнего до состояния опьянения. Уголовно-правовая борьба с наркоманией осуществляется путем наказания лиц, занимающихся незаконным изготовлением, приобретением, хранением, перевозкой или сбытом наркотических веществ, хищением наркотических веществ, склонением к потреблению наркотических веществ, посевами или выращиванием запрещенных к возделыванию культур, содержащих наркотические вещества, организацией или содержанием притонов для потребления наркотических веществ.

Уголовное законодательство предусматривает ответственность за вовлечение несовершеннолетних в занятие проституцией, за содержание притонов разврата и сводничество. Вопрос о целесообразности установления уголовной ответственности возникает не только в рассмотренных случаях. Уголовно-правовая политика ориентирует законодателя на желательность и необходимость отказа от установления уголовной ответственности во всех случаях, когда наказание не способно обеспечить достижение поставленных перед ним целей или когда задачу борьбы с какими-либо нежелательными для общества явлениями можно решить не наказанием, а иными мерами государственного и общественного воздействия.

При решении вопроса об установлении уголовной ответственности должен быть принят во внимание уровень правосознания советских людей. Н. А. Стручков пишет: «Политические решения и нормы права должны еще учитывать сложившееся общественное мнение… Обращает на себя внимание то обстоятельство, что общественное мнение по-разному относится к различным преступлениям и дает разную оценку, с одной стороны, преступности вообще и, с другой стороны, тем конкретным лицам, которые совершили преступления. Подавляющее большинство граждан искренне осуждают преступления, посягающие на жизнь, здоровье и достоинство людей, разбой и грабежи, хулиганство. Но нельзя сказать, что хищение государственного и общественного имущества, спекуляция, частнопредпринимательская деятельность вызывают столь же решительное и единодушное возмущение у граждан. Граждане порой склонны осудить преступление и в то же время пожалеть того, кто совершил это преступление… хулиганство вообще каждому представляется опасным, но человек, совершивший хулиганский поступок, если он хорошо знаком, вызывает жалость и эта жалость заслоняет порой абстрактно воспринимаемые интересы общества в целом». [76]

76

Стручков Н. А. Советская исправительно-трудовая политика и ее роль в борьбе с преступностью. С. 40–41.

Это высказывание по существу верно. Однако обращает на себя внимание то обстоятельство, что Н. А. Стручков, говоря о необходимости учитывать общественное мнение, не проводит различия между уровнями общественного сознания. Известно, что общественное сознание существует в трех уровнях: идеологии, общественной психологии и обыденного или индивидуального сознания. Общественное сознание на уровне идеологии представляет собою совокупность научно обоснованных идей, выработанных Коммунистической партией на основе познания объективно действующих законов развития общества и полностью соответствующих им. Общественное сознание на уровне общественной психологии – это совокупность идей, выработанных в процессе практической деятельности людей и выражающих мнение подавляющего большинства граждан. Общественная психология – это не простая совокупность сознания отдельных индивидов (обыденное, индивидуальное сознание), а обобщенное выражение идей определенного класса, слоя населения.

Бытовое, индивидуальное сознание – это идеи, имеющие место в сознании отдельного индивида.

Эти методологические положения имеют прямое отношение и к такой форме общественного сознания, как правосознание. Советская уголовная политика, а вслед за ней уголовное законодательство и практика его применения базируются на правосознании идеологического уровня. В условиях советской действительности, для которой характерно совпадение коренных интересов личности и общества, правосознание на уровне идеологии, общественной психологии и обыденного сознания, как правило, совпадает по своему существу. Однако в силу различных причин (недостаточная воспитательная работа, укоренившиеся традиции и др.) между ними могут иметь место и противоречия. В этих случаях и возникает вопрос о реакции уголовной политики на эти противоречия. Должна ли она ориентировать законодателя (а затем и правоприменяющие органы) на необходимость учета бытового правосознания и правосознания на уровне общественной психологии? В нашей советской литературе довольно часто на этот вопрос дается отрицательный ответ. Основной довод в пользу такого ответа приводится следующий: противоречие между правосознанием на уровне идеологии, с одной стороны, общественно-психологическим и бытовым правосознанием, с другой, означает, что отдельные граждане (когда речь идет об индивидуальном сознании) или большинство граждан (когда речь идет об общественно-психологическом сознании) не поднялись еще до научного понимания правовых идей, что их уровень правосознания свидетельствует об отсталости их правовых взглядов от взглядов Коммунистической партии и Советского государства. «Подчинение деятельности судебных органов и органов, ведающих исправительно-трудовым делом, целям возмездия, может быть, и удовлетворит чувство справедливости людей отсталых, но не будет соответствовать понятию о справедливости социалистической морали». [77] Право же не должно опускаться до уровня сознания «отсталых» людей, а должно поднимать их сознание до уровня идеологии. В принципе это положение правильное. Право должно не просто фиксировать то, что имеется в действительности, но и вести общество вперед. Совершенно очевидно поэтому, что советская уголовная политика в процессе ее формирования и реализации не может ориентироваться на обыденное, индивидуальное правосознание, хотя бы в силу практической невозможности сделать это. Взгляды конкретных людей на правовые идеи, на организацию борьбы с преступностью, на уголовное право, на систему наказаний и т. д. настолько различны, что учесть их (даже при рассмотрении конкретного дела) совершенно невозможно.

77

Курс советского уголовного права. В 6 т. / Под ред. А. А. Пионтковского, П. С. Ромашкина, В. М. Чхиквадзе. М., 1970. Т. 3. С. 37.

Но как быть, если имеет место несовпадение правосознания на уровне общественной психологии и правосознания на уровне идеологии, т. е. когда идеи, соответствующие сознанию большинства советских граждан, не полностью совпадают с научно обоснованными идеями? Думается, что уголовная политика не может не учитывать этого обстоятельства.

Истории Коммунистической партии и Советского государства известны случаи, когда та или иная важная проблема решалась не так, как в принципе полагала ее решить партия, а так, как решение ее соответствовало уровню общественной психологии. Например, наша партия всегда выступала за национализацию земли и передачу ее в руки государства. Однако после революции земельная проблема была первоначально решена по-иному: была отменена помещичья собственность на землю и земля перешла в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов. Это было сделано потому, что идея национализации земли в то время не поддерживалась большинством крестьян, которые стремились получить землю в свою собственность. В. И. Ленин говорил по этому поводу на II Всероссийском съезде Советов Р. и С. Д.: «Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ли равно, кем он составлен, но как демократическое правительство мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были несогласны». [78] Точно так же обстоит дело с учетом «отсталого» правосознания трудящихся. Мы не можем забывать, что «право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества». [79] Поэтому при разработке уголовной политики Коммунистическая партия и Советское государство исходят из учета правосознания на уровне идеологии и вместе с тем реально существующего правосознания масс, т. е. правосознания на уровне общественной психологии.

78

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 27.

79

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 19.

М. И. Калинин писал в свое время: «Судебный приговор не должен резко расходиться с мнением и правовым чувством народа на данное преступление и данное наказание, ибо в противном случае он не окажет воспитательного и политического влияния». [80]

Правовая психология трудящихся должна учитываться не только при разрешении конкретных дел, но и при конструировании законодательства, т. е. в момент, когда решается вопрос о криминализации деяний. Совершенно правильно писал И. Е. Фарбер: «Всякое наказание вызывает в общественной психологии различные правовые чувства: стыд, страх, сострадание, одобрение, осуждение и пр. При конструировании законодательной нормы надо знать, на возбуждение или массовое распространение каких именно правовых эмоций следует в первую очередь ориентироваться. Эта сторона дела при осуществлении карательной политики находится в тени, и у нас мало задумываются над тем, какую психологическую реакцию вызывают данный вид и мера наказания в массовом правосознании. Поэтому теория наказания, исключающая анализ психологического, эмоционального отношения граждан к наказанию, лишает себя возможности научного обоснования конкретных мер наказания». [81]

80

Калинин М. И. О социалистической законности. М., 1959. С. 87–88.

81

Фарбер И. Е. Правосознание как форма общественного сознания. М., 1963. C. 94.

В процессе криминализации учитываются и иные критерии.

B. И. Курляндский писал, что критерии криминализации относятся к характеристике общественной опасности деяния, а также к характеристике обстоятельств, не связанных с общественной опасностью человеческого поступка. «Важно выяснить, – говорил он, – каковы те критерии, которые должны учитываться законодателем при дифференциации преступления и проступка, а следовательно, уголовной и иной правовой ответственности… Большинство из таких критериев (во всяком случае наиболее значимых) непосредственно связаны с характером общественной опасности деяния…

Критерии, которые… можно именовать не связанными с общественной опасностью деяния и которые должны учитываться в правотворческой деятельности государства при принятии уголовных законов, в свою очередь, условно можно разделить на три группы: а) социальные; б) экономические; в) иные…» [82]

Н. И. Загородников, раскрывая критерии криминализации поступков, отмечает: «При решении этих вопросов в основе лежит характер, значимость тех социальных ценностей, которым данное деяние причиняет вред. Учитываются также и реальное восприятие той или иной социальной ценности общественным правосознанием, традиционный подход к оценке того или иного социального блага…

82

Курляндский В. И. Уголовная политика, дифференциация и индивидуализация уголовной ответственности // Основные направления борьбы с преступностью. М., 1975. С. 82.

При разрешении вопроса, почему именно в данное время, в данных исторических условиях те или иные общественные отношения должны быть поставлены под защиту не права вообще, а именно уголовного права, уголовная политика опирается на социальный опыт деятельности правоприменительных органов, учитывает потребности социалистического строительства, чутко прислушивается к общественному правосознанию». [83]

Анализ законодательной деятельности Верховного Совета СССР и Верховных Советов союзных республик позволяет сделать вывод, что важнейшими критериями при решении вопроса об отнесении конкретного вида человеческого поведения к преступлениям являются:

83

Загородников Н. И. Советская уголовная политика. С. 52.