Изгнание
Шрифт:
Она подняла глаза и увидела, как по лицу Руперта беззвучно текут слезы.
– Что?
– Они убили Боя и поймали Шейда, моего красавца Шейда, которого я назвал в память о тебе, дорогая. Они взяли его в плен, отрезали ему уши и зовут теперь Круглоголовый!
– Не может быть! – воскликнула Николь и поднесла руку к губам.
– Да, да. Они убили не только почти всех моих друзей и моих лучших солдат, они расправились даже с моими собаками! Боже мой, Арабелла, они чуть не убили меня этим!
Она снова обняла его, и они оба горько заплакали.
– Я
– Я знаю. Как ты можешь думать, что я тебя не понимаю?
Николь нетерпеливо поднялась:
– Я должна вернуться и отыскать его. Мне нужно одеться и вернуться в Мур.
Руперт покачал головой:
– Там уже наши враги. Они раздевают трупы и хоронят своих. Всякий, кто окажется поблизости, рискует попасть в плен.
– Но там Карадок, он ищет своего хозяина.
– О, этот выберется невредимым откуда угодно. А что касается тебя, ты не можешь снова рисковать своей жизнью. Я запрещаю тебе.
– Мне никто никогда ничего не запрещал, – машинально ответила она.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – устало произнес принц, – но при сложившихся обстоятельствах, ты должна подчиниться, ибо это – военный приказ.
Они молча смотрели друг на друга, и вдруг Николь спросила:
– Когда ты в последний раз ел?
– Я завтракал перед сражением.
– И все?
– Да.
– Я распоряжусь насчет еды, или попросим маркиза? Он здесь?
– Маркиз ушел, – ответил Руперт, изобразив на лице подобие ухмылки, – они оба, он и лорд Эйсин, это жалкое ничтожество, не вступили в бой до самого полудня, я это точно знаю. Они оба не выполнили мои приказы, во всяком случае, мне так показалось. А теперь они направляются в Скарборо, где их ждет корабль, на котором они сбегут. Вот так закончилась история о «самом преданном мне человеке».
– А что слышно о Ферфаксе? – она вспомнила, как этот человек выбивал оружие из рук своих же воинов, рубивших на куски отряд «белых накидок».
– Он думает, что проиграл сражение, и отправился в Кавуд, он понес большие жертвы, даже потерял брата.
– Он пытался спасти «белые накидки».
– Мне говорили об этом. Но они все равно погибли все до единого, прямо там, где стояли. Когда все закончилось, их накидки стали красными, – с горькой иронией добавил он.
Николь встала.
– Мы больше не должны об этом говорить. Мы должны быть мужественными, как те, кто пережил последнюю войну, – сказала она.
– Какую войну?
Она грустно покачала головой:
– Это не имеет значения. Разреши мне накормить тебя.
Руперт поджал губы:
– Нет. Сначала я напьюсь, чтобы у меня хватило мужества вернуться обратно.
– Куда, на поле боя?
– Нет, к своим кавалеристам, которые остались живы. Северный полк Горинга прячется где-то поблизости. Я должен разыскать его и привести сюда.
– Чтобы продолжать борьбу?
– Конечно. Говорят, мое войско разбито, и так оно
и есть, но им не удастся добраться до моего дяди, пока я не доберусь до каждого из них. Дай мне выпить, а потом распорядись насчет ванны. Я с ног до головы запачкан кровью и смертью, – перехватив тревожный взгляд Николь, он добавил: – Обещаю тебе обязательно поесть вечером.«Теперь я знаю, – думала Николь, – что чувствовали вдовы во время второй мировой войны. Кровавая бойня продолжается, каждый день кто-то гибнет, и нужно думать о живых».
Позвонив в колокольчик и объяснив все слуге, она торопливо поднялась наверх и переоделась в то, что смогла отыскать для нее служанка: довольно линялое платье с пышной юбкой и приталенным лифом, украшенное, правда чистыми воротничком и манжетами. Потом она вернулась к принцу. Выполняя свое обещание, он накачивался бренди, на его щеках уже появился обычный румянец, лицо ожило, и на нем заиграла одна из его ленивых ухмылок. И все же Николь заметила, что глаза его блестят неестественно ярко, в их глубине притаилось отчаяние, так что малейшее расстройство может вернуть его в прежнее состояние депрессии.
В два часа дня, приняв ванну и переодевшись в какие-то вещи Ньюкасла, он отправился исполнять свой долг, пьяно дыхнув на Николь перегаром и пообещав вернуться до темноты. Николь осталась стоять, прислонившись к стене, стараясь осознать, что же произошло, и никак не веря в это и не позволяя внутренней тоске завладеть ее сердцем.
Через час вернулся Карадок, грязный как черт; сзади ковыляла его совершенно выдохшаяся лошадь. Глядя на него, Николь поняла, что больше не испытывает неприязни к слуге Джоселина. Она распорядилась, чтобы его накормили и дали выпить. Только после этого она осмелилась задать роковой вопрос, ответ на который без труда читался на его лице, ибо Карадок был просто в отчаянии.
– Ты нашел его? – решилась спросить она, наконец.
– Нет, его я не нашел. Он все еще лежит там. Но я принес вам вот это, – с этими словами он вынул из кармана кольцо с печаткой, принадлежавшее Джоселину, и осторожно положил его на ее протянутую ладонь.
Она в изумлении смотрела на него:
– Что ты хочешь этим сказать? Он умер или попал в плен? То, что ты не нашел его тела, дает ли это нам какую-нибудь надежду?
Слуга был мрачен:
– Боюсь, что нет, мадам. Лорд Джоселин никогда бы не расстался с кольцом, будь он жив. Вы помните случай с сэром Эдмундом Верни?
– Главный королевский знаменосец? – Николь побледнела. – После Эджгилла было найдено его кольцо, но его тела так и не нашли. Ты это имеешь в виду?
– Да.
Незаданный вопрос повис в воздухе.
– Ты хочешь сказать, что Джоселина разрубили на куски? – наконец произнесла Николь.
– Я его не нашел, – повторил Карадок хриплым голосом.
– Значит, он жив. Если, конечно, его не похоронил кто-то другой.
– «Круглоголовые» уже похоронили всех своих покойников. На поле остались только роялисты.