Изгнанник (L'Exil?)

— Надеюсь, ей не причинили боли?

— Нет. Этого не стоит опасаться. Это не в духе Фуше. А потом, ваша дочь ему нужна. Он надеется, что она станет приманкой для того, за кем он охотится.

Экипаж свернул на улицу Бак На этот раз молодой человек сам придержал лошадей.

— Умоляю вас, не ходите туда! Фуше наверняка уже приказал отвезти вашу дочь в Тампль.

— Но по какому праву? Он уже не министр. Теперь не его дело арестовывать людей.

— Это сделает Паск Он не ушел из официальной полиции, что не мешает ему работать со своим бывшим патроном. Инспектор может получить любой ордер на арест, какой только пожелает. С вами будет точно так же. Теперь, если вы не передумали...

— Передумал. Но что же нам делать?

Гимар со вздохом отчаяния опустился на сиденье экипажа и закрыл глаза.

— Понятия не имею! Если бы вы только доверились мне утром, вы бы могли потребовать вернуть вашу дочь, потому что вы исполнили вашу часть договора, но теперь...

— Вы думаете, что мне вернули бы Элизабет? Вы только что сказали, что Фуше рассчитывает на нее как на приманку для ее... спутника.

Гийом чуть было не сказал «ее мужа», но вовремя спохватился. Если этот мальчик, явно влюбившийся в Элизабет с первого взгляда, узнает, что она замужем, у него может пропасть желание спасать ее.

— С другой стороны, — продолжал Тремэн, — она бы навсегда возненавидела меня, если бы сочла меня виновником событий этой ночи.

— А вы уверены, что она не станет так считать? Паск появился почти сразу же после вашего визита...

— Я дал слово. Этого для нее должно быть достаточно. Лучше бы вы сказали мне, как вытащить Элизабет из тюрьмы.

— Не знаю! Потребуется вмешательство очень высокопоставленного человека. Но позвольте вам напомнить, что вы даже не знаете, где будете сегодня ночевать. До наступления ночи я должен вернуться к моему патрону и сказать, что вы исчезли. После этого вас начнут искать.

Гийом отмахнулся от этого обстоятельства, неприятного, разумеется, но мало его заботившего. Кабриолет медленно ехал по улице Бак, и тут ему пришла в голову неплохая мысль. Идея окончательно оформилась, когда Гийом увидел знакомый подъезд Министерства иностранных дел. Ворота были широко распахнуты, куда все время въезжали и выезжали разного вида экипажи.

— Возможно, решение кроется здесь, — пробормотал он и, не раздумывая более, направил кабриолет в большой двор.

— Что вы делаете? — в ужасе воскликнул Гимар.

— Вы сами видите: я намерен повидать господина Талейрана. Он ведь враг вашего Фуше, не так ли?

— Да, но разумно ли это?

— Когда моя дочь в опасности, я готов отправиться с визитом к самому дьяволу. Ждите меня здесь!

Поставив скромный кабриолет рядом с роскошной коляской, Гийом спрыгнул на землю и бегом поднялся по ступеням лестницы к входу, возле которого дежурили два швейцара в ливреях с галунами.

Тремэну пришлось уговаривать их несколько минут, чтобы его провели к импозантному служащему, сидевшему у подножия большой лестницы. Тот объяснил, что в этот час министр обедает. Кроме того, еще нескольким посетителям было назначено на послеобеденное время. Поэтому господину Тремэну лучше было бы приехать в другой день.

— Завтра я приглашен на ужин к господину Талейрану, — нетерпеливо объяснил Гийом. — И если я хочу его увидеть сейчас, то только потому, что не смогу присутствовать на ужине по очень серьезной причине.

— Значит, вы его личный гость? В таком случае поднимитесь по лестнице и спросите господина д’Отрива. Он знает, как следует поступить.

Своим тоном служащий ясно давал понять, что не понимает, зачем беспокоить одного из главных лиц режима ради какого-то господина Тремэна. Пусть улаживает дело секретарь министра. Решив проявить чудеса терпения ради своей цели, Гийом поднялся по лестнице, назвал упомянутое имя, но отказался присесть на скамью на площадке лестницы, на которую ему указали. Его дорожный костюм указывал на то, что он торопится. Тремэн даже позволил себе недовольное восклицание, когда увидел, что служащий возвращается один. Но тот вернулся, чтобы провести его через две гостиные, уже знакомые ему, к двойным дверям библиотеки. Лакей открыл их и объявил его имя. К немалому удивлению Гийома, он оказался лицом к лицу с самим Талейраном.

— Входите, господин Тремэн! — небрежно произнес глубокий голос. — Счастлив вас видеть.

— Господин министр, я приношу вам свои извинения за то, что осмелился явиться к вам и помешать вам в столь неурочный час. Поверьте...

— Не стоит извиняться! Такой человек, как вы, не появился бы у меня нежданно без веских на то оснований. Впрочем, я был только рад прервать обед в компании швейцарского банкира, полнейшего ничтожества. Остается только надеяться, что госпоже Талейран не будет слишком скучно, э?

— Я был бы искренне опечален этим.

— Это лишнее! Если собеседник ею восхищается, она отлично справляется с подобными ситуациями. Садитесь же и расскажите, что вас привело ко мне. Я вижу по вашему костюму, что время вам дорого.

— Оно крайне ограничено, так как мне необходимо бежать и укрыться от недовольства господина Фуше.

В светло-сапфировых глазах дипломата вспыхнули искры.

— Фуше? Смотрите-ка! Что вы ему сделали?

— Ему лично — ничего. Во всяком случае, как человеку, если он таковым является! Господин министр, история, которую я вам сейчас расскажу, является государственной тайной, в которую оказались замешаны честь и жизнь моей семьи. Я доверяюсь вашему сердцу и вам, как члену правительства.

— Я наименее болтливое существо из всех, живущих на земле, господин Тремэн. Церковь, которой я служил... как и наш дорогой Фуше, впрочем, — заметил Талейран с усмешкой, — научила меня ценить молчание и чтить нерушимый закон тайны. Вы пришли ко мне, повинуясь порыву, и я это ценю. Говорите без опасений!

Гийом рассказал все, кроме его собственных проблем с Лорной. Он начал с появления в доме «Тринадцать ветров» ребенка, спасенного из тюрьмы, и закончил событиями этого утра. Талейран ни разу не прервал его. Министр умел слушать. Он сидел в кресле, положив больную ногу на табурет. Можно было бы подумать, что он превратился в каменное изваяние, если бы время от времени он не постукивал кончиком трости из черного дерева по носку туфли. С бледного и красивого лица на Тремэна, не отрываясь, смотрели глаза, полуприкрытые тяжелыми веками. Когда Гийом закончил, Талейран немного помолчал, потом со вздохом произнес:

— Людовик XVII жив! В этом я и не сомневался. Но присутствие Людовика XVII в Париже — это слишком серьезное дело, чтобы оставлять его исключительно в руках господина Фуше. Если беглец попадет к нему в руки, то ему не придется ждать от него ни жалости, ни снисхождения. Фуше без колебаний убьет его хотя бы ради того, чтобы принести его голову Первому консулу! Если верить вашему рассказу, король был очень хорошо спрятан. Каким безумием было возвращение! Ему нечего ждать от будущего, в котором сияет лишь звезда Бонапарта.

— Если позволите, его судьба меня мало волнует. Меня интересует лишь моя дочь. Именно она сейчас находится в тюрьме и рискует своей жизнью.

— Я хорошо вас понимаю. Со своей стороны, мне нестерпима мысль о том, что этого юношу, который уже столько страдал, убьет на улице какой-нибудь негодяй, или ему придется гнить в подземной тюрьме. Кровь короля и королевы и без того тяжелым бременем лежит на Франции...

Неожиданно сменив тон, Талейран добавил:

— Скажите мне, друг мой, вы доверяете полицейскому, который вас ждет внизу?