Изгнанник вечности (полная версия)

Фирэ пустил свою гайну рысью и догнал Учителя.

Мрачное небо опять грозилось снегопадом.

— Я переговорил с нашими ребятами на совете, — по обыкновению негромким и усталым голосом сказал Тессетен, останавливаясь у небольшого перелеска. На деревьях еще виднелись не опавшие, но скрученные и черные листья. — После того, что было сегодня, ни один из них не желает больше находиться в составе, который возглавляет Ал…

Он имел в виду недавнюю стычку с очередным отрядом мародеров, носившихся теперь по материку с оголтелостью безнаказанных мерзавцев. Дабы пресечь бегство многих слабых духом, Ал показательно, на глазах у всех, всадил свой псевдоаллийский меч в грудь едва не состоявшемуся дезертиру.

— Что с ним такое происходит, Учитель? Я слышал пересуды, и все сходятся на том, что Ал будто потерял душу. Но мы ведь с вами видели, все было совсем наоборот!

— Я не знаю, мальчик, не знаю, — почти со стоном ответил тот, разминая пальцами колено больной ноги и зябко кутаясь в меховую накидку. — И, если честно, меня это уже не интересует.

Фирэ подумал, что с его хворью нельзя мерзнуть, иначе боль будет только усиливаться до нестерпимости, но что тут поделаешь…

— Это вам нужно было забрать атмереро, — пробормотал юноша. — Вам, а не ему. Тогда ее силы пошли бы впрок, а не так, как ими распоряжается ваш друг…

Он сознательно не называл того Алом. Для него Ал был только один, и за ним Фирэ готов был идти хоть до Селенио. И кроме того, теперь молодой кулаптр окончательно убедил себя, что тот выстрел в брата был сделан другом Учителя неслучайно: Ал и в самом деле собирался убить Дрэяна.

Часто, так часто в последние пару месяцев, бредя по заснеженному континенту, Фирэ воображал себе так и эдак иное развитие событий. Отправной точкой был их разговор с Ормоной у озера, а затем фантазия отказывалась принимать то, что случилось, и во снах подменяла другой развязкой. Они втроем… вчетвером уезжают в Тепманору, потом находят и откапывают в горах то загадочное устройство, которое Учитель Учителя называет «куламоэно», местом вечной жизни. Каким-то непостижимым образом машина (Фирэ она казалась машиной) переносит их в благословенные места, где нет войн и катаклизмов, где всегда тепло и где совсем мало других людей, но и те встречают пришельцев дружелюбно. А вскоре рождалась попутчица, Саэти, и это было прекрасно. Фирэ плакал во сне, оттого что уже понимал: это все лишь грезы, на самом деле все было по-другому. Родившись, Саэти сразу была уже взрослой, такой, какой он видел ее в последний раз, и по этой самой примете юноша догадывался о неправдоподобности происходящего и в отчаянии просыпался.

— Нат был хранителем Ала. Я не мог отнять его у Ала и Танрэй…

Здесь, видимо, ключевая причина — Танрэй. Фирэ понимал, что, отгораживаясь от этой парочки, Учитель попросту борется с самим собой. Не будь дело в ней, вряд ли он проявил бы такую щепетильность к бывшему другу, которого давно уже стал презирать за слабости и неприспособленность к жизни, а теперь в довершение ко всему — за внезапное проявление инициативы.

Всем, всем обладал отныне счастливчик-Ал! Все стянул к себе чужими стараниями, болтун и белоручка! Из-за его жены погибли Ормона и бедная Саэти, из-за их существования часть «куарт» Падшего Фирэ воплотилась снова не там, где ей надлежало воплотиться, а в сыне тех, кто по недоразумению носили имена Ала и Танрэй. И, наконец, из-за Ала попутчица Учителя — не с Учителем, а с этим выскочкой. И нет ни просвета, ни выхода из путаницы дорог, взаимоисключающей многие ходы в игре. Да, хорошо было бы, умри Ал тогда, во время осады. И жив был бы Дрэян, и сейчас их община была бы надежно защищена от нападений, поскольку объединенные между собой не только пространственно, но и телесно попутчик и попутчица становятся мощной и неистощимой ментальной силой. А сейчас они могут использовать ее мизерно, Тессетен даже никак не накопит «пранэио» — энергию для восстановления клеток мозга в том участке, который отвечает за использование этой силы. А все из-за помехи в лице Ала!

— Мы посовещались отдельно с каждым из парней, — продолжал Сетен, все еще с мучительным выражением лица пытаясь унять боль в ноге. — Все не прочь покинуть это стадо хоть сейчас и двинуть на северо-восток.

— В Тепманору? — встрепенулся юноша.

— Да. Твое слово в этом вопросе будет решающим. Если скажешь «нет», то я все отменю…

— Почему нет?! Но что меня смущает, так это упущенное время. Они могли избрать новую власть…

Тессетен слегка усмехнулся:

— Власть перешла по наследству к сестре Ко-Этла, Фьел-Лоэре. Паорэс уже дал принципиальное согласие ехать с нами. И так осуществится… ее замысел…

После землетрясения многие горожане не досчитались своих родных и соседей. Так бесследно исчезла госпожа Юони, убежавшая за подмогой для дочери и так и не вернувшаяся. Так пропала и Эфимелора — именно это имя носила жена Паорэса, не будучи по сути носителем «куарт» его истинной попутчицы, тихая и неприметная женщина-тень. Похоже, отсутствие ее заметил только супруг…

Никто не осмелился обыскивать руины, залитые радиоактивным дождем, который принесли тучи с северо-запада. Отсутствующих добавили к числу жертв осады и, переждав в пещере с десяток дней — пока свирепствовали бури, — тронулись в путь. А потом вопреки убеждению ученых-физиков почти на всей планете началась зима. Уж слишком плотным слоем облачности обволокло Землю, да и могло ли быть иначе после того, как от безумных температур в атмосферу поднялось сразу столько пара?! И никто уже не мог предсказать, когда закончится и закончится ли вообще испытание голодом и холодом в наступивший ледниковый период, но Паском был убежден, что на континенте Осат по-прежнему царит лето, и этой присказкой бередил воображение соотечественников, мечтавших о солнце и кула-орийской жаре.

Однако же вскоре начались набеги мародеров из числа бывших жителей Оритана и Ариноры, перебравшихся на Рэйсатру и утративших в катаклизме свои базы. Чтобы выжить, проще отобрать, чем создать. Они не смотрели, кто перед ними — северяне, южане, женщина, ребенок или старик. Последний лоск цивилизации сползал с них, как дешевая позолота с ножен поддельного меча. Они дичали.

Постоянные стычки совсем ослабили бывших кула-орийцев. Было много раненых. Начались вспышки инфекционных заболеваний, с которыми целители едва справлялись, с ужасом видя, что медикаменты стремительно заканчиваются, а биться с заразой на ментально-функциональном уровне, как это уместно при других хворях, и надеяться на хороший исход было, по меньшей мере, возведенной в энную степень глупостью.

Погребальная капсула иногда не по одному разу в день озарялась ослепительным голубоватым светом, испепеляя поверженные тела. Она едва не стала последним пристанищем и для Танрэй. После родов жена Ала свалилась со страшной лихорадкой, и от воспаления жар не могли сбить ничем. Она высохла, словно мумия, одни кости просвечивали сквозь пергаментную кожу, и, дежуря возле нее, Фирэ не раз замечал приметы скорой смерти. Танрэй и сама шептала, когда разум возвращался к ней между приступами горячки, что Ормона зовет ее к себе. Это были муки нечистой совести, потому что Фирэ точно знал, где сейчас находится Ормона и что той меньше всего хочется увидеть «рыжую поганку» среди мертвых. Неутомимая даже после гибели, моэнарториито правдами и неправдами искала выход из тупика посредством того, в чьем теле теперь гостила с его согласия.

Помнил Фирэ и тот разговор Паскома с Учителем, когда древний кулаптр уговаривал Тессетена пойти и поговорить с женой друга. Тот сомневался: чем он-то мог помочь, когда ее организм не спасали даже серьезные лекарства и когда она сама уже сдалась?! Юноша так и не узнал, что Сетен, в конце концов согласившись попытаться, сказал ей, но после этого Танрэй быстро пошла на поправку.

— Когда тронемся? — обдумав все и оглядываясь на многолюдное стойбище посреди снежной степи, спросил Фирэ.

— Я не вижу смысла тянуть. Но должен сказать тебе, мой мальчик… — впервые за столько времени в глазах Тессетена стало тепло, и голос, высокий и удивительно молодой голос, прозвучал столь мягко, точно и в самом деле Фирэ был его родным сыном, которого он обязан предостеречь. — Должен тебе сказать, что мы уходим в неизвестность. Тем, кто останется, — он кивнул в сторону крытых повозок, возле которых суетились сородичи, — будет много легче, ибо они будут все вместе.

— Я уйду с вами, Учитель. Не пытайтесь поселить во мне сомнения, не тратьте времени понапрасну.

— Что ж, на том и покончим.

Фирэ еще надеялся, что Тессетен позовет с собой попутчицу, когда ночью, уже собравшись в дорогу, тот попросил всех обождать и двинул гайну в сторону повозки, где спали женщины с совсем маленькими детьми, и в их числе — Танрэй. Фирэ хотелось, чтобы даже не столько она, сколько малыш-Коорэ был рядом с ним и с Учителем. Так ему было бы спокойнее. Ну а Танрэй, как он уже не раз твердил себе, была бы отличной гарантией неиссякаемости сил Тессетена, а значит, обеспечила бы им всем почти безопасное путешествие…