Изгнанник вечности (полная версия)

Они миновали жилые кварталы Тау-Рэи. Казалось, Ормона за разговором редко поглядывала по сторонам, однако уже в самом конце поездки признала, что город весьма впечатлил ее своей архитектурой и что Кула-Ори во многом проигрывает тепманорийской столице в размахе.

— Но у вас так мало женщин! — удивленно добавила она, когда они уже подъезжали к городскому Ведомству. — За всю поездку мне попались на глаза всего три, я сосчитала!

У них на Оритане другие обычаи… Сейчас, наверное, она возмутится в душе, подумал Ко-Этл и с неохотой стал объяснять положение вещей.

— Наши женщины, — дипломатично подбирая слова, заговорил он, — стараются не выходить из дома без крайней нужды.

К его удивлению, в глазах гостьи засветилась радость и понимание:

— О, Природа! Как мы похожи! Как мне это близко! По характеру я закоренелая домоседка, не говоря уж о прочих моих соотечественницах! Правда, нам приходится работать и потому — покидать наши дома… А еще так неудачно случилось, что мой супруг сильно повредил ногу, иначе сейчас вы вели бы эту беседу не со мной, а с ним. Но поскольку мы уже договорились с вами о встрече, разлучиться с нашими дорогими крошками пришлось мне. Вы даже не можете вообразить, как я по ним скучаю!

Ко-Этл переглянулся с помощником. Эт-Алмизар был с ним солидарен: этой женщине, похоже, можно доверять. Даром что она ори — душа у нее аринорская!

— Госпожа Ормона, мы желаем вашему супругу скорейшего выздоровления, а вам — долгожданной встречи с вашими крошками, — вежливо произнес Ко-Этл.

— Это лучшее, что вы могли бы пожелать!

Хозяева поселили ори в небольшой уютной гостинице неподалеку от Ведомства и попрощались с Ормоной и ее спутником до вечера.

* * *

Оказавшись в одиночестве, Ормона тщательно исследовала и ощупала каждый уголок своей комнаты. Она едва не вздрогнула, резко отдернув руку от карниза, когда в дверь постучали.

— Атме Ормона! — послышался немощный голос тримагестра Солондана. — Откройте, пожалуйста!

Тихо выругавшись, Ормона спрыгнула со стола, поправила узкое и неудобное, словно футляр, платье, которое без корсета женщине с нормальными пропорциями не натянуть никогда в жизни, и открыла старику. Улыбалась она ровно столько, сколько Солондану понадобилось, чтобы войти, а двери — чтобы закрыться. В следующее мгновение после щелчка задвижки улыбка махом соскочила с ее лица:

— Что?

— Как мне поступить с этой особью? — пробурчал тримагестр. — Она орет и мешает мне работать!

— Ну так утопите ее, мне какое дело! — возмутилась Ормона. — Или покормите. В конце концов, кто из нас биолог — вы или я?! Вы что, только за этим сюда и пришли?!

— Нет, — сипло зашептал он, надсаживая связки, — хочу еще спросить, как все прошло?

Она вздохнула:

— Сложно сказать. Все оказалось так, как я подозревала с самого начала: ушибленные головой педанты с уклоном в снобизм и семейную деспотию. Что у них на уме, понять сложно, и не очень тянет это делать… Но надо. И все же предприятия у них — просто конфетки! — Ормона со сладострастным смаком поцеловала кончики пальцев, словно речь шла не о фабриках и заводах, а ночи огненной любви. — То, чего как раз не хватает у нас в Кула-Ори. А еще у них все грязные работы распределены между автоматами…

— Автоматами?

— Роботами, которые все делают без участия человека. Ах, я бы совсем даже не отказалась от таких игрушечек!

— Превосходно. И что вы намереваетесь делать дальше?

— Изучать обстановку, конечно! Что еще я могу сделать в нашем положении? Я хочу выяснить, как у них с военной техникой, с вооружением, сколько солдат они смогут выставить в случае военного противостояния. И это будет самой сложной задачей, потому что такое, сами понимаете, обычно скрывается от посторонних глаз. Тем более — от глаз потенциального врага… Я должна стать в их понимании другом… и вы, между прочим, тоже. Поэтому поднапрягите свое обаяние, господин тримагестр, охмурите тут пару-тройку вдовушек! — Ормона звонко расхохоталась, заразив своим внезапным весельем даже хмурого ученого, и тот невольно расплылся в улыбке. — Впрочем, — она резко прервала смех, как не бывало, — наседки у этих снобов ничего не решают, поэтому расслабьтесь и просто мило улыбайтесь, что бы они ни говорили.

Тримагестр уселся в кресло.

— А я тут жутко мерзну, — признался он, кутаясь в плед.

— Да, здесь вам не тропики… Но не суть важно. Важно то, что здесь есть всё, что надо нам. Климат, конечно, дрянь, да еще какое-то непонятное излучение — то ли из-под земли, то ли от воды… В пределах допустимого, но я его чувствую, оно сильно фонит и мешает. Я сначала даже подумала, что это какие-то секретные устройства наших белокурых друзей — для прослушки, для экранирования… Но, кажется, они этим не пользуются, во всяком случае, в гостинице… Тут что-то другое, природное. Мерзкое местечко. Хуже всего климат… Но… выбирать не приходится.

— А я ничего такого не замечаю. Да и приборов у меня нет, чтобы измерить.

— О, Солондан, я вам об одном, вы мне о другом…

— Не сердитесь на старика, у вас мозги молодые, резвые, а мне уже пора подумать о следующей инкарнации…

Не слушая его, Ормона выглянула в окно и прошептала:

— Не будь я дочерью провидицы, если этот уродливый город не станет моим в этой жизни — и всех последующих!

* * *

Пришел день, когда раны Фирэ и Тессетена зажили настолько, что Паском решил отпустить их обоих из лечебницы. И юноша понял, что идти ему некуда: навестивший его брат оказался теперь человеком чужим и непонятным. Дрэян сначала обрадовался Фирэ, а потом стал отстраняться от него и, едва высидев в кулаптории десять минут, ушел под предлогом занятости.

— Ты можешь помогать мне здесь, — сказал Паском, когда заметил озабоченность юноши своим будущим.

Фирэ лежал на кровати, разглядывал рубцы и следы от швов на месте только что снятых бинтов и посматривал, как кулаптр разматывает повязки на ноге Сетена. Паском обернулся и поманил его к себе. Юноша подошел.

— Вас нечасто использовали как целителей, — сказал Учитель Ала, — и тебе многое нужно постигнуть в этой профессии.

Тессетен насмешливо смотрел то на одного, то на другого, а потом, перед последним витком, остановил руку Паскома:

— Ему — нашатырь, мне — спирт. Можно наоборот.

Кулаптр молча домотал бинты. Фирэ передернуло: правая нога Сетена будто побывала в мясорубке. От колена до ступни ее покрывали кривые красные рубцы, деформируя ткани. Суставы распухли, а в тех местах, где ставились штифты, багровели незажившие язвы.

— Может, проще ее отрезать? — задумчиво проговорил Тессетен, разглядывавший ногу, словно чужую.

— Лучше подыши нашатырем, — посоветовал Паском, ощупывая его суставы и смазывая язвы неизвестным Фирэ составом. — А нога тебе еще пригодится…

— То есть, кулаптр, вы полагаете, что на этом обрубке каким-то образом можно будет ходить без костылей?

Не дождавшись ответа, Сетен ухватил больную ногу под колено и потянул на себя. Она согнулась лишь чуть-чуть, а Тессетен с подавленным стоном отвалился на подушку и закусил наволочку, чтобы не заорать. Паском молча приставил к его кровати два костыля и перед тем, как уйти, со значительностью поглядел на Фирэ.

Юноша понял этот взгляд. Проработать почти три года под началом Диусоэро и не научиться понимать все с полувзгляда было невозможно.