Изгнанник вечности (полная версия)

Ормона поманила его к столу.

— Дано: три пробирки, в каждой — раствор, содержащий человеческую кровь. Люди разные, двое между собой родственники. Задание: найди мне родственников, звездочет!

И она картинно повела рукой, указывая на склянки, лампы, синтезатор и микроскопы, а затем отступила, давая ему место возле Солондана.

Тримагестр зарядил в микроскопы стеклышки с материалом, и увеличительные приборы, включившись, начали передавать сведения на кристаллы машины. Ал всмотрелся в проекции молекулярных цепочек.

— Здесь и здесь идентичные митохондрии и мужская хромосома. А для чего это нужно, тримагестр?

— Значит, кого ты определяешь?

— Первый и третий образцы. Первый — женщина, третий — мужчина. Между собой состоят в близком родстве — отец и дочь, мать и сын или сестра и брат… Я думаю…

— Отлично, думай! — перебила Ормона. — Продолжайте работу. Нет-нет-нет, уволь выслушивать подробности — я отправляюсь спать после той болтанки, которую учинил нам господин Зейтори!

Она ушла, и Ал с Солонданом вернулись к микроскопам.

* * *

— Давай-ка поднимайся! Все вы горазды валяться! — потребовал Тессетен, постукивая Фирэ по коленке развернутым плашмя мечом.

— Ох, дайте мне перевести дух! — простонал ученик, развалившись в примятой траве.

Начав уроки, они в первый же день поняли, что аллийский меч им здесь не помощник. Клинок одинаково отказывался выступать как против одного, так и против другого своего хозяина. Он вылетал из рук, выкручивался, становился неподъемно тяжелым — словом, проявлял все признаки категорического нежелания участвовать в бою, пусть даже тренировочном и несерьезном.

Мужчины посмеялись и раздобыли обычные современные мечи, почти бутафорию — для их уровня занятий качество оружия пока значило немного.

Сегодня же Сетену отчего-то вспомнились те несколько приемов, которые воскресил в памяти его тела незнакомец, прозванный Танрэй Немым. И Тессетен теперь настоятельно пытался объяснить и передать их ученику. Самое удивительное, что эти боевые хитрости были как будто придуманы для его нынешнего состояния. Владея ими, ты мог не беспокоиться о своей покалеченной ноге и неповоротливости, победить можно было просто стоя или даже сидя. Почти не сдвигаясь со своего места, Сетен довел ученика до полного изнеможения, и понадобилось ему на это чуть больше двадцати минут. Едва из-за восточного горизонта пробился первый луч солнца, Фирэ, обезоруженный, лежал в траве, не чуя ни рук, ни ног.

— Это все оттого, что ты введешься на подначки и слишком много вертишься, — объяснил Сетен, усаживаясь поодаль и втыкая клинок в землю. — Нельзя допускать, чтобы тебя вымотали. Ну нет, конечно, если ты будешь мельтешить, как бешеный мангуст, то и попасть по тебе будет трудно, разве что случайно. Зато когда ты иссякнешь, врагу останется всего и хлопот, что насадить тебя на твой же собственный меч.

Фирэ засмеялся. Ему нравилось учиться у Сетена. С ним он постигал это ремесло весело, быстро и непринужденно, с таким рвением, что удивлял даже Учителя. После каждой утренней разминки все мышцы тела напоминали сжатую пружину, и в течение дня, ассистируя Паскому в лечебнице, молодой кулаптр мысленно заучивал все новые и новые комбинации. На днях сам Паском пожаловал на их тренировку и дал несколько дельных советов.

Тут сидящий Тессетен прищурился из-под ладони, вглядываясь вдаль:

— Чего это Ната принесло?

Фирэ привстал.

В раскрытые настежь ворота скромно заглядывал волк Ала и забавно, как это получалось только у него, улыбался во всю пасть.

— Ну все, поднимайся! Нам сегодня еще работать…

— …и, если вы не забыли — встречать тепманорийскую экспедицию! — подпел Фирэ, поднимаясь на ноги.

— Размягчением мозга пока не страдаю, и хорош уже заговаривать мне зубы!

И, не добавив больше ни слова, Тессетен пошел в наступление. Фирэ и сам не заметил, как успел затупленный клинок Учителя ткнуться в его страховочную броню, отозвавшись тупой болью в животе.

— Зеваешь. Смотри: обманный выпад — уход — разворот, а потом я просто бью клинком из-под мышки, назад, не разворачиваясь повторно для удара. Если сделать это быстро, а не так, как я, меч войдет тебе между лопаток. Ты даже не успеешь обернуться.

Тут Фирэ ощутил взгляд. Ошибки не было: в воротах, рядом с Натом, в расстегнутой пелерине и длинном парчовом платье стояла Ормона, и с тем любопытством, с каким девчонки подглядывают за играми парней, наблюдала за ними.

— Ну наконец-то! — прошептал рядом Учитель, переводя дух.

Она лишь подбоченилась и указала рукою на дом, фасад которого наискось пересекала трещина от недавнего землетрясения:

— И этот человек попрекал меня несчастным отстреленным замком на воротах!

С этими словами Ормона почти бегом кинулась к ним, они — к ней, а рядом запрыгал старина-Нат. Она ухватила Сетена и Фирэ за шею, сгребла к себе, прижалась щеками к их щекам:

— Да будет «куарт» наш един! Это то, что я мечтала здесь увидеть по возвращении!

— Развалины дома? — уточнил Учитель.

— Из развалин мне достаточно и тебя, — ответила та, роняя пелерину в траву.

— Зейтори ведь передавал, что вы прилетите только после обеда!

— А что, нам тут не рады, да?

Они скорчили друг другу рожи, и Фирэ, хрюкнув, отвернулся в сторону.

— Мы как стихийное бедствие: приходим, не спросясь, — Ормона улыбнулась, лучась таким же довольством, как Нат. — Наш орэ-мастер так сильно спешил домой, что подчинил себе пространство и время.

Юноша не стерпел и спросил:

— Так чем же там все закончилось?

— О-о-о! Тепманора очень скоро перейдет к нам, надо только следовать правилам игры и не делать глупостей. И тогда мы сможем забраться в ту пещеру с хорошей… — она усмехнулась и поправила себя, произнеся фразу на манер северян, отчего Фирэ даже вздрогнул: — с хор-р-р-ошей ар-р-ринор-р-рской техникой и откопать «куламоэно»! Мы сможем сделать то, чего от нас хочет Паском, понимаете? Мы сможем добиться этого уже в нынешней жизни, и значит — всё не зря!

— Да услышь тебя небо, — тихо и очень серьезно сказал Тессетен.

— Оно меня слышит! — с уверенностью заявила Ормона, поглядывая то на мужа, то на ученика. — И та кровавая жертва, огромная жертва, которую они принесли в моем присутствии, будет богатой платой за нашу победу!

А в следующую минуту она уже стояла у коновязи, гладила морды и трепала гривы обрадованных гайн, которых уже не смущало даже присутствие Ната, полным умиления голосом приговаривая:

— Крошки мои! Как же я по вам скучала!