Изгнанники Эвитана. Дилогия
Шрифт:
Ее судьбу сломали. Как ребенок рвет крылья мотыльку. Просто потому, что так захотел. Кто спрашивает мотылька?
– Это семья предала меня. Меня и Ирию! Она ведь не убивала папу, правда? А ее убила ты?! Одна - или вместе с Леоном?
Слёзы... Как не вовремя! Сейчас беспощадная тигрица решит, что жертва вымаливает пощаду! И тогда уж точно - не только убьет, но и ничего не скажет!
Эйда, старшая дочь покойного - убитого!
– лорда Эдварда Таррента, отчаянно встряхнула головой. Сгоняя слёзы, закусывая губы. В первый раз, что ли?
–
– У меня больше нет на тебя времени!
Нож рассек морозный воздух...
Предел существует. Не только страху, но и покорности.
Успей Эйда понять, что происходит, - инстинктивно струсила бы. И дала себя убить. Слишком за семнадцать лет привыкла не противиться матери!
Эйда успела бы подумать, что намного слабее Карлотты. Не умеет пользоваться оружием. Что она - всего лишь Эйда, вечная жертва. И нечего даже пытаться подражать Ирии...
Тело оказалось умнее дуры-хозяйки. Перехватив свободной рукой запястье Карлотты, девушка изо всех сил оттолкнула ее. И в следующий миг уже падала сверху...
И не напоролась на материнский клинок только чудом!
Обошлось. Плохо, что "смиренная сестра" так и не выпустила нож!
И хорошо, что отпустила Эйду. С Роджером Ревинтером так не повезло...
Не вспоминать!..
Рухни так Эйда - поднималась бы минут пять. А Карлотта опешила лишь на миг. А в следующий - уже молнией рванулась к взбунтовавшейся дочери.
Та успела откатиться всего на шаг. И уж подавно еще не вскочила...
Честно попыталась увернуться...
Можно было и не пробовать. Пантеры - не только сильнее, но и ловчее, и стремительнее глупых куриц. И всё еще вооружены!
Девушка ползком шарахнулась по снегу...
Успела - на полшага. Живой волчий капкан - вторично уже не вырвешься!
– сомкнулся вместо ноги на крае платья. Последняя удача старшей дочери покойного лорда... Тоже - уже покойной!
Ткань лишь слабо затрещала. Крепкому монастырскому сукну плевать на усилия и рывки самой бесполезной из сестер Таррент. Темный побери эти монашеские балахоны! Как и аббатства!
– Не уйдешь, тварь!
– Нож вновь рассек кровавую луну...
Эйда осознала себя вцепившейся в руку матери. Пытающейся отвести клинок. Подальше...
Как это удалось? Зачем удача вновь приняла сторону слабой, жалкой девчонки? Чтобы продлить агонию - на радость голодной луне?
Самой глупой овце в крестьянской отаре ясно: курице с коршуном не справиться. И на помощь никто не придет! Некому.
Почему выжившие с затонувшего среди моря корабля упорно плывут? Даже если на горизонте - ни единого судна?
Эйде всегда казалось, что она бы не смогла. Сразу пошла бы ко дну.
А утонуть без борьбы оказалось много труднее, чем плыть!
Никто не придет и не спасет. Люди - равнодушнее застывшего в зимнем сне леса. В котором скоро застынет и бездыханное тело Эйды.
Нависает чужой злобный лик, клонится к земле собственное тело. Холодит спину
снег. Тянется к горлу голодный нож.Засасывает зыбучая трясина...
Это-то откуда?! Эйда никогда не тонула в болоте! Она всегда их смертельно боялась. И вообще - воды...
С каждым прерывистым вздохом - всё ближе ржаво-багровое лезвие! А второй волчий капкан - на шее, и всё труднее ослаблять хватку. Уже почти невозможно...
Руки болят нещадно. Но сильнее им не стать! Эйда - не Ирия!
...
– Эйда, почему ты не можешь?
– улыбается сверху ловкая как белка сестра.
– Это же так легко. Дай руку. Смотри - как всё здорово видно с дерева!
– Ири, бесполезно - у меня никогда не получится...
Воздух исчезает - вместе с ледяным лесом и чернеющим небом. Остается лишь луна. Чтобы вслед за прочим раствориться во тьме! Потом...
Чёрно-зеленый частокол плывет мимо, унося жизнь...
Холод зимней лиарской ночи вымораживает сердце. Последним, что Эйда увидит, будет не лес и даже не алая луна.
Последней станет ненависть - в глазах Карлотты!
Тяжелеет пелена кровавого тумана. В ней всё слабее чернеет частокол зимних деревьев. И человеческий силуэт...
– Дамы, вам не кажется, что сейчас не время?
– мягкий, чуть насмешливый мужской голос донесся откуда-то издалека. Совсем. Из заморской страны Хеметис...
И всё скрыла душная тьма.
3
Труп неизвестного на снегу сомнений не оставил. Насчет намерений Карлотты.
И Алан, и всеславовцы - последние дураки, если предположат, что похитителя убили свои. Даже если "слишком много знал" - нашли бы другое место и время.
Невзрачное лицо, крепко сбитая фигура. Нейтральная одежда простонародья. Нож в руке - не помог! Как и нож за голенищем.
Портрет деревенского парня. Всё портит лишь разряженный пистолет.
Что Карлотта - просто пленница новых похитителей, хорошо. Плохо, что за лиарскими деревьями табун коней спрячут - не найдешь, не то что засаду. Не говоря уже о двух женщинах.
Днем, верхами - у погони есть шанс. И неплохой.
Но ночью не спасут никакие факелы. Между елово-сосновыми лапами, по бурелому... А Таррентская ведьма - к гадалке не ходи!
– львиную часть пути проделает по поваленным стволам деревьев. Что и вовсе спутает последние следы.
Темный подери лиарские деревья, лиарских ведьм, лиарских похитителей! И круглую луну - так не вовремя скрывшуюся за облаками!
А не найди погоня тело - Эдингем до сих пор гадал бы, в ту ли сторону бегут. Но вряд ли даже Карлотта станет и дальше метить путь вражескими трупами...
Алан едва сдержал горький, циничный смех. Еще не хватало истерики - перед всеславовцами!
Вздохнув, он приказал второму десятку идти вперед.
Разведчики вернулись через полчаса. И сердце рухнуло в пропасть. Бездонную.
Они привели Карлотту. Одну.
Если она что-нибудь сделала с Эйдой! Рука сама тянется к пистолету...