Изгои (Часть 4)
Шрифт:
Только разместились в камере, хотели чаю сварить «на дровах». Старые, опытные арестанты всегда так варят, имея в запасе и кружку положняковую и разорванные простыни, это – «дрова». Их поджигали, кружка накалялась, и через 5 минут чифирчок готов… но уже через несколько минут дверь вновь открылась, и стало не до этого.
– Давай, мрази, по десять человек на шмон. Бегом! – зачем-то орали придурковатые ребята в форме.
Арбалет, чтобы не томить себя ожиданием, пошёл в первой десятке. Ему, как юмористу-любителю, уже начинал нравиться этот балаганный и, очевидно, напускной ажиотаж, который вызывал на его лице только саркастическую улыбку, но страха не было ни капли. Иногда, правда, попадались среди арестантов и такие, кто боялся, на кого производил впечатление этот дурацкий крик. Попадались и такие, кто от страха обсирался или ссал в штаны. Этого, видимо, и добивались
И вот зеки, все десять человек, в шмон-комнате. Вопрос:
– Деньги, наркотики, запрещённые вещества есть?
У Арбалета, кроме дозволенных вещей никакого запрета не было, поэтому он был невозмутим и спокоен. А вот один дядя сдуру засуетился, глазки забегали… Поднаторевшие в своём ремесле легавые тут же, как клещи вцепились в него. Пара ударов дубинкой, и дядя раскололся, рассказал, что у него в заднем проходе денежки припрятаны. Его сразу увели в туалет для изъятия драгоценных билетов российского Банка… Немного погодя вернулся он крайне расстроенным: денежек, видимо, жалко. Зато надзиратели вернулись довольные, даже радостные от получения внеочередной премии: деньги они, конечно, забрали себе. Даже пахнущие говном бумажки доставляли им возвышенную… холопскую радость. Им, очевидно, нравилась такая работа: ковыряться в чужом говне.
Потом всех обшмонали, грубо раскидав вещи по грязному полу.
– Давай, быстрее поворачивайтесь, мрази! Собирайте, девочки, своё барахло!
И тут Арбалет не выдержал и, глядя в глаза самой наглой рожи, выпалил:
– Ты сама мразь, кукла казённая!
От такой неожиданной отдачи «кукла» несколько секунд ошеломлённо сидела, распялив свой блудливый рот, а потом немного очухалась.
– Ты что базаришь? Да мы тебя сломаем!
Но парни с этапа, уральские ребята, все как один поддержали Арбалета.
– Начальник, завязывай, угомони своё блатное сердце. А то сейчас всем этапом вскроем себе вены, и ты на х… попадёшь.
Надзиратели поняли, что эти ребята шутить не будут.
– Ладно, ладно, успокойтесь. Забирайте свои вещи и давайте в камеру.
Тут же выдали матрасы, одеяла, простыни и кружки. Первый десяток потенциальных бунтарей повели в камеру. Но наглый надзиратель, рыжий детина, шилом бритый, вся рожа в оспинах, видимо в качестве реванша прокричал Арбалету:
– А с тобой мы позже займёмся!
– Ага, давай, рыжая бестия! – не остался в долгу Арбалет и зашагал прочь от профессионального провокатора.
Да ему и не особо хотелось с этим говнощупом ругаться. Давно известно, что зеки всегда не правы. Они для администрации – никто. Вот и стараются их всячески унизить, втереть в грязь. Зеки – это особая каста не принадлежащих себе людей. Попал – и всё. Но наш герой думал по-другому и никому не позволял себя унижать, даже если это и грозило ему побоями. Себя и свою честь всегда надо отстаивать. Если в тебе что-то осталось, хоть грамм человеческого достоинства, хоть крупица памяти о великих прапредках, надо всеми силами это сохранить. Но многие в этой жизни бессильно опускают руки и откровенно плюют на самого себя. Зекам, как и всему нашему народу, часто именно в решающие переломные моменты не хватает сплочённости (а может быть, их смущает свойственное нашему народу обилие козявок, назойливо лезущих на трибуну Вождей народных?). Конечно, в отдалённых местах имеются такие личности, которые могут объединить и сплотить зеков, это, в первую очередь, носители воровской идеи. Обычно административные органы таких людей, воров в законе, бродяг-философов и вообще всех, кто может влиять на людей, всячески стараются отгородить от остальной массы. Вот и содержат этих потенциальных лидеров в одиночных камерах и изоляторах. Конечно, эти люди нередко могли урегулировать почти любой вопрос внутри системы, но как им было далеко до Спартака, героическим образом которого с таким восторгом зачитывался когда-то наш герой!
А пока измотанных этапной толкотнёй, наших несостоявшихся спартаковцев под лязг засовов, под истошные крики надзирателей, под удары дубинок забивали в зловонные газовые камеры.
Тюрьма была очень ветхая и старая, наверное, ещё с екатерининских времён, своды потолков полукруглые. Весь вечер шмонали этап, для чего всех загнали в одну камеру. Этапная сутолока так вымотала Арбалета, что он решил хоть немного отдохнуть. Расстелил матрас, и сразу вырубился… Проспал он всего минут десять. Этого оказалось более чем достаточно.
Он почувствовал вдруг, что его тело начинает гореть. Арбалет открыл глаза, посмотрел на матрас… и обомлел. Весь матрас был обсажен клопами, как потаённое таёжное болото клюквой. Считать их можно было даже не десятками, а сотнями. Арбалет никогда ещё не видел столько кровожадной дичи. Каждая тюрьма у нас имеет свои диковатые особенности. Эту сибирскую тюрягу вполне можно было назвать «клопиным царством». Может быть их там специально выращивали для каких-то совершенно секретных государственных целей, а зеков запихивали туда только в качестве дешёвого корма? – Вполне возможно. Во всяком случае, когда кто-нибудь из арестантов залезал в кабуру под шконарями для переговоров с соседями, уже через минуту он выскакивал оттуда: вся спина его была густо покрыта «совершенно секретными» российскими клопами. Уснуть ненадолго можно было только завернувшись плотно в простыни и держа обеими руками её концы. Если человек, не дай бог, во сне расслаблялся и отпускал эти концы, его сразу съедали заживо всесильные хозяева этого тюремного заведения…Не успели ещё толком освоиться и разложить баулы в камере, от соседей раздался стук.
– О, братва, здорово! Деньги, хорошие вещи есть? Можем доставить наркотики, алкоголь. Всё для вас, братва уральская!
– Сейчас подумаем, – крикнул кто-то, отвечая на соблазнительное предложение.
– Можем и анашу достать, – искушали новоприбывший этап из соседней камеры.
У Арбалета, денег, слава богу, не было, да и вообще не хотелось мутить. Кто они, там за стенкой, можно ли им доверять? Но один шустрячок с этапа выпрыгнул на лестное предложение, полез в кабуру договариваться как затянуть контрабанду. Незнакомец с той стороны успокаивал его:
– Братан, давай деньги! Тут опера торгуют, у нас с ними всё нормально. Сейчас принесут.
Вася уральский намазался и загнал им на три грамма ханки.
И уже где-то через полчаса они узнали, кто у них сидит за стенкой. Вскоре распахнулась дверь и…
–Давай на шмон! А говорили, денег нет! – орали надзиратели.
Два часа они по-новой перевёртывали все баулы. Этапникам сразу стало понятно, что за соседи втягивали их подпольную торговлю. Когда дверь за надзирателями закрылась, стукнули в стенку – тишина. Только минул через 20 подошли к этой кобуре.
– А, браток, – начал обезденеженный Вася, – Ну, а что с ханкой?
– У нас тоже шмон был. Всё обшмонали. Ничего нет. – ответили из-за стенки.
Арбалет усмехнулся: всё понятно. Эти ребята из соседней камеры работают заодно с мусорами и просто разводят новоприбывшие этапы на бабло. А потом, когда наладили связь с другими камерами, всё окончательно прояснилось.
Им отписали: «Ваши соседи – это пресс-хата, и вас, братва, эти мрази обманули. Там на весь этаж через хату сидят прессовщики, всех неугодных закидывают к ним, и они ломают людей. На жизнях этих гадов кресты стоят. Им терять уже нечего, и мусора используют их в своих интересах: у кого явки выбивают, у кого – деньги. И ты ничего ему сделать не можешь. Он – за стенкой. Ты его даже в лицо не видел, а встретишь – не узнаешь».
Объегоренный Вася не мог успокоиться, был вне себя от ярости и пинал в стену ногами.
– Говори. – ответили в той стороны нагловатым голосом.
– Это, подтяни, кому деньги отдали, – Вася всё-таки хотел найти в этом гадюшнике хоть какую-то справедливость.
На той стороне что-то невнятно бормотали: ясно, что уже прокололи чужие деньги.
– Меня зовут Абрам. Ты знаешь, кто я? – переговорщик с той стороны сразу начал наезжать на Васю. – Я – самый главный прессовщик в этой тюрьме. И завтра ты, чёрт, превратишься в говно у меня в камере!
Вася негодовал от такой наглости.
– Я всю Россию проехал! Ещё ни в одной тюрьме меня так не дурили. А тут эти продажные суки обнаглели и творят, что хочется им, гадам, и мусорне поганой! Да я его завтра задушу, если только попробуют к ним перевести.
– Ну-ну, не дай бог. Ты не переживай. – успокаивал его Арбалет, – Пусть это будет всем нам уроком.
(Для того, чтобы прекратить эту подлую и позорную для нашей страны практику прессования (зачастую и совершенно невинных людей), практику, буквально калечащую наших, таких же как и все мы соотечественников, необходимо всего лишь одно жёсткое слово Руководителя государства… Но, глядя на то, как униженно и раболепно оправдываются непонятно в чём, наши руководители перед омерзительными в своей наглости европейскими геями и лесбиянками, становится понятно, что ждать нам жёсткого слова и решительного поступка просто неоткуда… Если только небеса от гнева не разверзнутся…).