Изгой Гора

— А знаешь ли ты, воин, — спросила она грустно, — почему я, всего лишь жалкая рабыня, ненавижу тебя?

— Нет.

— Потому, что когда я увидела тебя, то сразу узнала, так как видела в тысячах снов.

Она тихо рассказывала, устремив глаза куда-то вдаль.

— Во сне я видела себя сидящей во дворце среди дворни и воинов. И вдруг стеклянная крыша разбивается и влетает громадный тарн, с огромным воином на спине. Воин разгоняет всех солдат, хватает меня и привязывает к седлу тарна. А затем уносит меня в свой город, и там я, гордая татрикс, становлюсь его рабыней.

— Не бойся этого сна, — сказал я.

— И потом, — как во сне продолжала Лара, сверкая глазами, — он вешает колокольчики мне на ноги, одевает в прозрачные шелка. У меня нет выбора. Я должна во всем повиноваться ему. И когда у меня нет уже сил танцевать, он кладет меня на постель и овладевает мною.

— Это жестокий сон.

Она рассмеялась. Ее лицо порозовело от смущения.

— Нет, — возразила она, — это не жестокий, а приятный сон.

— Я не понимаю.

— В его объятиях я познала то, что мне не могла дать Тарна. Я ощутила жар страсти, увидела горы и цветы, услышала крик дикого тарна, почувствовала прикосновение когтей ларла. Впервые я познала наслаждение, ощутила прикосновение чужого тела, посмотрела в чьи-то глаза. И тогда я поняла, что я — всего-лишь живое существо, такое же, как он, ничуть не лучше. И я любила его!

Я промолчал.

— И я бы не отдала ошейник с его именем за все золото и драгоценности мира.

— Но ты же не была свободна!

— А в Тарне я была свободна?

— Конечно, — продолжала она, — я гнала от себя эти сны. Как могла я, татрикс, предаваться постыдным наслаждениям в объятиях животного? — Она улыбнулась. — А когда я увидела тебя, воин, я решила, что ты пришел из моих снов. И я возненавидела тебя, решила уничтожить, ведь ты угрожал тому, ради чего я жила. Я одновременно ненавидела, боялась и желала тебя!

Я удивленно посмотрел на нее.

— Да. Я желала тебя, — она опустила голову и голос стал едва различим. — Хотя я была татрикс Тарны, но мне хотелось лежать на ковре у твоих ног. Я хотела быть связанной желтыми шнурами.

Тут я вспомнил, что она уже говорила о ковре и шнурах, когда была вне себя от гнева и готова была избить меня до смерти.

— А что это за ковер и желтые шнуры? — поинтересовался я.

И Лара, бывшая татрикс Тарны, рассказала мне любопытную историю о своем городе. Когда-то давно Тарна ничем не отличалась от других городов Гора, где женщины имели очень ограниченные права. И тогда существовал ритуал Покорности, когда женщину связывали желтыми шнурами и клали на алый ковер. Желтые шнуры символизировали желтые цветы, которые ассоциировались с женской красотой и любовью. Алый цвет олицетворял кровь и страсть.

Тот, кто похищал девушку, должен был упереть меч ей в грудь и произнести ритуальную фразу. После этих слов свободная женщина становилась рабыней.

Плачь, свободная девушка, Вспомни свою гордость и плачь.

Вспомни свой беззаботный смех Вспомни, что ты была моим врагом и плачь.

Теперь ты моя пленница и стоишь передо мною.

Скоро ты ляжешь передо мной.

Я свяжу тебя желтыми шнурами, Положу на алый ковер.

И по законам Тарны я говорю тебе:

«Помни, ты была свободна, Знай, что теперь ты рабыня.»

Плачь, рабыня.

И затем похититель развязывает ноги девушки и заканчивает ритуал, утверждая свое господство над ней. Когда девушка поднимается с ковра, она уже понимает, что стала рабыней.

Постепенно этот дикий ритуал потерял свой смысл и женщины Тарны обрели гораздо больше прав. Своей мягкостью и женственностью они показали мужчинам, что тоже заслуживают уважения. И постепенно этот обычай стал отмирать, так как кому хочется унижать человека, который дарит тебе любовь и наслаждение.

Таким образом, положение женщины становилось все менее зависимым. С одной стороны они должны были подчиняться, а с другой — сумели завоевать уважение. Такое шаткое состояние не могло продолжаться долго и постепенно, благодаря своему влиянию на мужчин, женщины Тарны улучшили и упрочили свое положение в обществе. Этому способствовало и то, что они воспитывали в детях чувство уважения к женщинам, да и социальное устройство, в частности закон о преимущественном наследовании, тоже способствовали возвышению женщин.

Постепенно они приобрели главенствующее положение, оттесняя мужчин на второй план. И вот, как это не парадоксально, но в Тарне, изолированной от других городов, установился практически матриархат, узы которого были гораздо крепче рабских цепей, так как они были невидимы и существовали в виде законов, обычаев и традиций, умело насаждаемых женщинами.

И эта ситуация сохранялась в течении многих поколений. Нельзя было сказать, что положение было намного хуже, чем в других городах, где правили мужчины. Там хватало своих недостатков. А в Тарне мужчины привыкли считать себя низшими существами, почти животными. В них было полностью раздавлено чувство гордости и собственного достоинства. Но самое странное было в том, что женщины не были довольны существующим положением. Хотя они презирали мужчин и наслаждались своим господством, они потеряли уважение к себе. Презирать своих мужчин — все равно что презирать самих себя.

Я часто размышлял о том, может ли мужчина зваться мужчиной, если он не может подчинить женщину, а также может ли женщина называться женщиной, если она не может подчиниться мужчине. Я думал, как долго законы природы могут нарушаться в Тарне. Если, конечно, таковые существуют. Я чувствовал, что мужчины Тарны жаждут сорвать маски с женщин и подозревал, что женщины втайне хотят того же. Я знал, что если в городе произойдет переворот, то женщины еще долго будут объектом унижений, возможно даже несколько поколений. Но если переворот произойдет, то он будет радикальным. Возможно даже вернуться времена желтых шнуров и алого ковра.

За стенкой палатки я услышал голос Тарго.

К моему удивлению, Лара встала на колени и покорно опустила голову.

Тарго протиснулся в палатку, держа в руках какой-то узел. Я ободряюще кивнул девушке.

— Ну, господин, она быстро усвоила твои уроки, — он улыбнулся. — Я вычеркнул ее из своих списков — она твоя. — Он вложил узел мне в руки. Это был сложенный камиск вместе с ошейником. — Это тебе подарок от меня, — сказал Тарго, — за него не нужно платить.

Я улыбнулся скупости торговца. Он не дал полного набора одежды рабыни, да и камиск не был новым.

Затем торговец вынул из кармана два желтых шнура, около 18 дюймов длиной в каждом.

— По голубому шлему я понял, что ты из Тарны.

— Нет, я не из Тарны.

— О, значит я ошибся, — сказал Тарго и швырнул шнуры на ковер перед Ларой.

— У меня нет сейчас лишних кнутов, — сказал он, печально пожав плечами, — но твой пояс заменит его без труда.

— Разумеется, — сказал я, отдавая ему обратно камиск и ошейник.

Тарго был озадачен.

— Принеси ей одежду свободной женщины, — сказал я.