Изгой
Шрифт:
— Почему вы так говорите?
— Ничего я не говорю.
— Мне кажется, вы говорите об этих событиях так, будто они были в какой-то мере таинственными.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду. Таинственными. Это все очень печально. Льюис был маленьким мальчиком. Он хорошо плавал. Река там не очень глубокая. Я не знаю. Меня там не было.
— Похоже, вы расстроены.
— Я совершенно не расстроен. Пропал мой сын. Он может опять попасть в тюрьму. Теперь он уже не ребенок. Ему девятнадцать, он жесток, он пьяница, он причиняет вред людям, а вы, похоже, собираетесь говорить о неприятном событии, случившемся много лет тому назад.
— Я не хотел вас расстраивать.
— Я
— С вами все в порядке?
—. Прошу вас!
— Дать вам воды? Может быть, хотите чего-нибудь выпить?
Джилберт нетерпеливо посмотрел на часы.
— Бренди? — предложил доктор Бонд.
Джилберт выпил и подумал, как это здорово, что стаканчик спиртного в лечебных целях в кабинете у врача позволяет нарушить правило «ни капли до двенадцати». Теперь он почувствовал себя несколько лучше. Он рассказал доктору Бонду о том, как Льюис напал на дом Кармайклов, а затем скрылся. Он рассказал ему о крови на стене в ванной, о том, что он видел Тамсин, и о том, как это ужасно выглядело. Он рассказал ему об отсутствующем взгляде Льюиса и о его внезапной беспричинной ярости.
— Мы не знаем, где он, — продолжал рассказывать он. — Это случилось вчера. После этого он убежал, и мы не знаем, где он сейчас и что с ним может случиться, если его поймают.
— Какие у вас есть соображения по этому поводу? — Вопрос этот прозвучал очень многозначительно.
Внезапно Джилберта захлестнули эмоции, и он почувствовал, что ему трудно говорить.
— Я очень беспокоюсь за него.
— И?..
— Я очень беспокоюсь за свою жену. Свою вторую жену. И за ту, другую семью, о которой я вам говорил, за своего соседа и его дочерей.
— Когда вы говорите, что беспокоитесь, вы…
— Я боюсь за них.
— Могли бы вы сказать, что ваш сын представляет опасность для самого себя?
— Да.
— Могли бы вы сказать, что ваш сын представляет опасность для других?
— …Да.
— В отдельных случаях… когда человек не принимает того, что он нуждается в лечении, инициировать этот процесс может ордер на арест.
Вот, он все-таки сказал это. Джилберт хотел, чтобы тот произнес эти слова, но теперь, когда они прозвучали, его уже тошнило от самого себя, он просто испугался. Доктор выжидал, опустив глаза вниз, на свои очки. Голос его был очень вкрадчивым.
— Это вполне законные действия.
Не глядя на него, Джилберт кивнул.
— Вы сейчас вовсе не предаете своего сына, мистер Олдридж.
— …Нет.
Сон Льюиса напоминал погружение. Под ним раздвигались какие-то пласты, сознание проваливалось все глубже и глубже, а пробуждение было резким и внезапным. Стало заметно жарче. Умиротворенность исчезла, и на смену ей пришла тревога. Рабочие опять суетились возле окон, и ему казалась глупой та настойчивость, с какой они вставляли все эти маленькие оконные стеклышки на место разбитых им.
Он всегда считал, что он какой-то неправильный. Но он не был неправильным. Его сердце забилось быстрее, он одновременно чувствовал себя и сильным, и слабым. Ему хотелось забрать Кит отсюда, но он не знал, как он это сделает и что следует предпринять после этого. Он посмотрел на свою дрожавшую руку и пожелал, чтобы дрожь прекратилась, и она действительно прекратилась, и он прикурил свою предпоследнюю сигарету, держа ее уже твердой рукой.
Он курил, стараясь удовлетвориться этим и не чувствовать голода, следил, как поднимается сигаретный дым, представлял себе отца на работе в своем офисе, думал, чем он сейчас может заниматься.
В
детстве он думал о работе своего отца как о месте очень впечатляющем, — он воображал себе обитый кожей письменный стол и важные бумаги, в которых было необходимо разобраться, — но, став взрослее, он потерял уважительное отношение к этому. Он вспомнил, как однажды, в возрасте шестнадцати лет, выбравшись во второй половине дня из постели Джини, он вышел на улицу. Он пошел от ее дома в направлении Сент-Джеймсского дворца и купил на углу бутылку джина в магазине, торгующем выпивкой навынос. Он сунул ее в карман и тут заметил отца, выходившего после ленча из своего клуба. Он стоял на углу с бутылкой джина в кармане, а его мысли и тело были с Джини, и он смотрел, как его отец, в костюме и шляпе, разговаривает с какими-то людьми. Он видел, как тот попрощался и сел в такси; отец не видел его, а Льюис потом вернулся в постель к Джини и оставался там с ней до вечера. Он лежал на кровати, а она спала рядом с ним, и он чувствовал себя совершенно одиноким. Он понятия не имел, как дальше сложится его жизнь, его это пугало, но он точно знал, что его жизнь не будет похожа на жизнь отца, даже если он сильно захочет, чтобы так было.Сидя в тюрьме, он отпускал свои мысли на свободу и думал о жизнях, которые наблюдал, или о которых слышал: бизнесмен, бармен, уборщик, тюремный надзиратель, полицейский. Но, когда он пытался заглянуть в будущее, его самого там не существовало. Там ему не было места. Он был пропащим человеком.
Вот что он теперь осознал: он всю жизнь считал своего отца, Дики, Элис, Тамсин и всех других людей, управлявших этим миром, людьми не пропащими, а теперь понял, что и они все пропащие. Оказалось, что каждый из них находится в таком же сломанном и порочном мире, но он подходит всем им как нельзя лучше.
Впрочем, Кит была не такой. Кит была слишком красивой и слишком застенчивой, и тут все его мысли спутались.
После встречи с доктором Джилберт вернулся к себе в офис. Он напряженно работал до конца дня, а потом поехал домой на том поезде, на котором ездил всегда. Когда он вошел в холл, Элис, как обычно, была в гостиной, около серванта для напитков с выбитыми дверцами. Джилберт не мог сейчас подойти к ней. Он сел на стул у входной двери, положив свой портфель на колени, а она заметила его только через некоторое время и вышла к нему.
— Джилберт?
— Что?
— Ты уже дома.
— Да.
— Что случилось?
Он встал и прошел в гостиную, а она последовала за ним и протянула ему его бокал.
— Ты встречался с доктором?
— Да.
— Ну и?..
— Что — ну и?
— Что он тебе сказал?
— О, он дал мне бланк, который нужно заполнить. Мы говорили о Льюисе.
— Какой бланк?
Он жестом показал на свой портфель, взял коктейль и сел возле холодного камина. Она подошла к портфелю, открыла его, повозившись с непривычки с замком, и вынула оттуда скрепленные листы бумаги. Опустившись там же на колени, она принялась их читать.
— Что у нас на обед? — спросил он.
— Джилберт — но из этих бумаг следует, что надо схватить его. Ты не можешь позволить схватить его! Джилберт!
— О Господи, ну что?
— Ты не можешь этого сделать.
— Не могу. Сначала мы, черт возьми, должны его найти. Они думают, что он мог уехать в Лондон…
— Когда он в этот раз порезал себя, он…
— Дело не только в этом!
— Я уверена, что он не бил Тамсин.
— Ты видела ее лицо?
— Пожалуйста, прекрати кричать. Ты не можешь так поступить с ним. Это сломает его.