Иже Херувимы
Шрифт:
– Нет, Вы подумайте, пара павлинов-альбиносов стоит до ста тысяч рублей! У меня соседи, ну эти, новые русские богачи, арендуют на свои мероприятия моего белоснежного Пана, платят денежки только за то, что он прогуливается у бассейна. Вы подумайте, я квартиру дочке купил на павлинов! Внучка учится в лучшей школе! А кто платит? Плачу я! Машину сыну подарил на свадьбу, знаете, не каждый может позволить себе такой подарок. А все мои павлины!
Виктору стало неприятно слушать, сосед-химик явно был уже подшофе и безудержно хвастал. "Нашел деревенскую дурочку, мозги ей пудрит" - проскользнуло у него в мыслях и почему-то тут же стало гадко. Девушка что-то отвечала химику спокойным голосом. Снова подняли тост за хозяйку, и Лилечка закричала, смеясь:
– Миша, да отстаньте Вы от Даши со своими павлинами, дайте им с Витенькой познакомиться! Витюш, поухаживай за Дашенькой, ну что ты, правда! Дашенька, попробуй салатик с рыбкой! Изумительный салатик!
Все засмеялись, веселье пошло своим чередом, снова затянули
Виктор демонстративно ухаживал за гостьей, положил ей закуски, подлил вина. Девушка улыбалась вежливо, благодарила. Потом, когда внимание хозяев целиком поглотило пение, она внезапно наклонилась к Виктору и негромко, но внятно произнесла:
– Да не нервничайте Вы так. Я скоро уйду. А теперь подайте мне хлеб, будьте так добры.
От неожиданности Виктор посмотрел на Дашу в упор. Она усмехнулась в ответ и отвела взгляд. В серо-зеленых глазах он заметил насмешку и одновременно сочувствие. Растерявшись, Виктор не сразу увидел хлебницу на столе. Подал хлеб, извинился и через некоторое время снова вышел покурить.
Теперь, чтобы его не замучили добрыми советами, он ушел за дом, сел на завалинке и спокойно курил, размышляя и любуясь вечерним небом. Похоже, девушке это мероприятие тоже совсем не по вкусу и знакомство с ним организовано против ее воли. А она молодец, сразу все точки над "i" расставила: "Не волнуйтесь, я скоро уйду". Он докурил, посмотрел на темнеющую вдали кромку леса. "Надо бы за грибами завтра сходить, колосовики уже пошли, говорят". Грибы собирать он любил, а местные края славились своими грибными перелесками. Полюбовавшись еще немного на мягкое вечернее солнце, Виктор вернулся к гостям. Вдовец-химик, пользуясь его отсутствием, снова завладел вниманием Дашеньки, с жаром что-то вещая ей, а та слушала его с отсутствующими выражением лица и даже прикусила губу, рассеянно кивая. Виктор невольно прислушался.
– Я не прошу Вас сейчас отвечать, подумайте!
– Язык вдовца слегка заплетался, - Я все оставлю Вам, на все бумаги подпишу. Жена умерла, а дети? Дети сами пусть зарабатывают на себя, хватит из меня кровушку сосать! Нахлебники! Кровопийцы, все тянут из меня, все им мало! Ничего им не оставлю! Я давно ищу себе молодую женщину, хозяйку, пусть она мне ребеночка родит, и я тебе все подпишу - дом, квартиру трехкомнатную на Бауманской, профессорская квартира, целое состояние! Ну, что ты скажешь? И мальчика твоего не обижу, я детей люблюююю.
Виктору стало так гадко, как будто он проглотил червяка. На Дашу он боялся посмотреть, так ему было перед ней стыдно. Она что-то ответила профессору негромко, и тот с жаром согласился:
– Конечно, конечно! Все правильно! Я подожду! Ты подумай!
Гости зашумели - Александр предложил всем выйти на свежий воздух, полюбоваться Лилечкиными успехами в сфере цветоводства. Клумбы перед домом и правда были хороши. Компания разбрелась по участку, кто любовался цветами, кто поспешил к домику с рисунком писающего мальчика на двери, кто просто курил в сторонке. Виктор вышел за калитку. Вечерело. Возле соседского дома стояла привязанная рыжая лошадь и чесала об столб калитки шею, дергая головой. Со стороны деревни шел огромный, песочно-коричневый кот с прозрачными злыми глазами, неторопливо и с достоинством подошел к кустикам, росшим у калитки, пометил их, и также неторопливо удалился. Виктор решил прогуляться, так не хотелось ему возвращаться к застолью, как вдруг калитка хлопнула и из нее вышла бабка Евдокия, а следом за ней Константиныч, она вполголоса что-то говорила старику и посмеивалась, а когда увидела Виктора, смутилась и заулыбалась. Лицо у бабки Евдокии было замечательное, морщинистое, коричневое, как картошка, а глаза - лукавые, добрые и удивительно голубые, как у юной девушки.
– До свиданьица и тебе, милок!
– старушка заулыбалась хитро, и Виктор понял, что матримониальные планы Лилечки не были тайной и для соседей-стариков. Снова хлопнула калитка, и вышла Даша. Щеки ее горели. Она гневно посмотрела на него, а потом улыбнулась и взгляд ее смягчился.
– До свидания! Не поминайте лихом!
– она надела на ходу свою кепочку, застегнула по-жокейски под подбородком, и пошла к лошади. Бабка Евдокия вынесла две сумки с пустыми пластиковыми бутылками, они вместе приладили сумки к седлу, Даша подтягивала подпруги, а рыжая лошадь все это время тыкалась губами ей в карманы рубашки, фыркала и кивала головой. Бабка Евдокия посмеивалась, что-то тихонько говорила Даше и косилась в его сторону. Виктор почувствовал внезапное желание извиниться перед девушкой, слишком все было некрасиво - и сватовство, и павлиньи предложения руки и кошелька. Он подошел к ним и сказал в сторону:
– Вы, Даша, извините нас за весь этот бред. Завтра Михаил Семенович проснется и ему тоже будет мучительно стыдно.
– Они обе повернулись к нему, старушка заулыбалась.
– Ну, милок, и тебе они заморочили, да? Ты на нашу Дашу-то не обижайся, но больно уж вы там все мудреныя. Павлинов разводить, старичина-то, и жениться надумал, нашу Дашеньку за себе звал. Ну не смех ли? Мы ее в обиду не дадииим, она у нас девушка хорошая.
– А Вы что, не согласились?
– Виктор смотрел, как Даша подбирает поводья и вдевает ногу в стремя. Лошадь затопталась на месте, и, закусив удила, пошла по кругу, пока девушка
– Нет, знаете-ли. Павлины - это не мой профиль. У меня специализация по крупному рогатому скоту. Мелкие пернатые скоты - не мое. Извините!
Она кивнула бабке Евдокии, та вдруг заторопилась к всаднице, достала из кармана кофты конфету и зачастила:
– Ой, забыла совсем, забыла, конфетину возьми Егорушке-то! Кланяйся там своим! Завтра тя жду, про полторашку Валентине не забудь!
– Не забуду, Евдокия Пална, до свиданья!
– Девушка вжалась в седло, и лошадь вдруг вскинулась, понеслась с места галопом, вмиг доскакала до реки, плавно перешла по мосту и снова с грохотом полетела прочь.
На следующее утро Виктор проснулся довольно рано, все в доме еще спали. Он вышел на улицу покурить и удивился - как было свежо, на траве в тени дома еще блестела роса. Он дошел до колодца, подчерпнул ведерко воды и с удовольствием попил и поплескал из ведра себе на лицо и шею. Вчерашний вечер вспоминать не хотелось. Они с Александром допили оставшуюся водку, а потом, уже у костра на улице, до хрипоты спорили о влиянии телевизора на нравственность, вспомнили американские мультфильмы, почему-то Чайковского, перешли на личность Сталина и совсем завязли в противостоянии, потому что к спору присоединился любитель павлинов и Виктору претило соглашаться с ним, хотя тот и был на его стороне. В конце концов, павлиновод обиделся и ушел в дамский коллектив, поющий уже несколько вразнобой. Ночевать Виктору постелили на повети, под пологом, с улицы тянуло прохладой и травяными ароматами, так что, несмотря на изрядное количество выпитого спиртного, он проснулся с нормальной головой.
Наскоро перекусывая кофе с бутербродом, Виктор размышлял - почему так неприятно вспоминать вчерашнее торжество. Если его мучило какое-то неуловимое ощущение, он обычно "отматывал" назад по памяти все происходившее и внимательно анализировал каждую деталь. Безусловно, самый гадкий момент - это сватовство с павлинами, но что же царапает душу еще? То, что химик-вдовец был не так уж и пьян? Что доведись ему встретить Дашу снова, он не постыдился бы поинтересоваться - как же все-таки смотрит она на заманчивое предложение? Да, в этом месте противно. Что дальше? Виктор вспомнил сцену отъезда Даши и ее прощальное: "Мелкие пернатые скоты - не мое". Неужели к пернатым скотам она отнесла и его, Виктора? Вот! Вот что сидит занозой, что он пытался залить остатками водки и оглушить бесполезными словопрениями. Почему же ему так обидно получить нелестный эпитет от практически незнакомой девицы, деревенской мамаши-одиночки, скачущей на лошади с торбами молока?
– Потому что, и ты должен это признать, человек она действительно необычный, да!
– Виктор пробормотал это себе с набитым ртом.
– И очень неприятно, что все так вышло. Можно было бы хоть пообщаться с нормальным человеком, и, что немаловажно, весьма привлекательной девушкой. Но - как всегда в твоей жизни и бывает, все смелые и честные девушки считают тебя дураком, а вот теперь еще и пернатым скотом. Мелким.
Он нашел плетеную из лыка корзинку, прихватил короткий ножик, кусок хлеба, накинул ветровку и вышел в свежее солнечное утро. Незадолго до его приезда шли дожди, местами на тропинке виднелись пятна от высохших летних луж, поверх которых отпечатались глубокие двойные полукруги копыт. Виктор примерился - как же широк шаг скачущей лошади! Мост через реку рассохся и постукивал досками под ногами, сверху были видны темные спинки мелкой рыбешки, мелькающей в перекатах. На излучине, в омуте, нежной желтизной светились головки кубышек, торчащие над водой. Сразу за рекой, слева от дороги, простиралась небольшая низинка, заросшая осокой и ситником, чуть подальше на заливном лугу стояла старая сенная шаха с провалившейся крышей. Виктор постоял, любуясь открывающимся пейзажем, но постепенно ему стало немного неуютно и даже показалось, что из ольховника за болотцем за ним кто-то наблюдает. Он поспешил подняться на пригорок, за кустами открылся вид на широкое поле, покрытое разноцветными пятнами цветущих люпинов, и тут же вернулось хорошее настроение. Виктор прошел через поле насквозь, дорога привела его к новому перелеску, за которым начинался настоящий рай для грибника - еще одно поле, заросшее березняком и молодыми соснами. Дорога пересекала его наискосок, уводя к старому ельнику, той самой гриве лежащего зверя. Виктор свернул с дороги и тут же наткнулся на молоденький подберезовик, торчащий из кочки на темной и крепкой ноге. Деревенские не обманули, колосовики шли "слоем", буквально за час Виктор насобирал корзинку почти доверху. Возвращаться не хотелось, тогда он вышел на поле с люпинами, постелил ветровку на пригорок возле дороги и сел. Достал сигарету, помял ее в пальцах, раздумывая - закурить или нет. Хотелось пить, а воды он с собой не захватил. Раздумав курить, он прилег. Летнее утро уже было в самом разгаре, солнце начинало припекать. Со всех сторон попискивала, щебетала, гудела и жужжала разнообразная полевая живность. Легкое поскрипывание и тихое гудение так органично вписались в общий фон, что Виктор их сначала и не заметил, а когда обернулся - на него смотрела с дороги Даша. Она придерживала нагруженный сумками велосипед, снова в пацанской рубашке и джинсах, на шее - наушники от плеера. Виктор рывком поднялся.