Изины нетленки

После фуршета было решено основать в нашем городе всемирный центр литературы.

Также было выбрано место для памятника Вайснегеру.

Центр решено было назвать Нью-Офаким.

На президента была возложена обязанность официально уведомить города-побратимы Нью-Йорк, Нью-Дели и Ньюфауленд об открытии центра.

К закладке фундамента было решено приступить немедленно.

За неимением подходящего камня было решено установить бетонный столб, находившийся поблизости.

Столб был установлен, но оказалось, что это столб высоковольтных электропередач.

И ещё оказалось, что когда мы переустанавливали столб, главный полицейский участок нашего города остался без света, а с ним и прилегающие арабские деревни.

Следующй внеочередной съезд мы проводили уже в означенном участке.

На внеочередном съезде было решено кроме всемирного центра изящной словесности, основать международный фонд для сбора средств в счет компенсации нанесенного ущерба.

На внеочередном пленуме, состоявшемся на следующий день после внеочередного съезда, президентом литературного клуба Санни в Офакиме был снова избран И. А. Бессерглик -Вайснегер.

Избрание президента на внеочередной срок было встречено бурными аплодисментами переходящими в овации и завершились фуршетом в нашем дворце съездов у Санни. А может, у Микки. Сейчас уже не помню .

Брат

Ко мне репатриировался брат.

Он рос трудным ребенком. Да.

Плохо учился в школе, не слушал учителей и родителей, бабушку с дедушкой и участкового, пил, курил, сквернословил и заметьте, все это одновременно!

Да.

Легко догадаться, кем он стал.

Таки большим человеком.

Отсидев все положенное, он вышел на свободу с синагогой на груди.

Вообще-то ему монастырь полагался.

Ну так он же иудей и для него крутые парни сделали исключение. Да.

Короче, с чистой совестью прилетел он в Израиль к брату Изе.

Поначалу я на него нарадоваться не мог: за ум взялся, язык начал учить и в синагогу ходить.

Говорит: Всё, завязал я! Хочу жить честно!

– Ты собрался работать?

– Да,брат.

– А кем? В дворники пойдешь, как я?

– Не, - говорит, в дворники меня не возьмут.

– Почему?

– Если бы я был инженером, как ты, тогда да.

А так - у меня нет шансов.

– Кем же ты хочешь быть?

– Не решил ещё, - сказал брат, задумчиво поскребывая небритый подбородок.

Может сионистом, а может раввином.

– А может тебе сразу обоими стать?
– Предложил я.

Брат посмотрел на меня с восхищением.

– Вот что значит образование!- В восторге воскликнул брат.

Сионистом он стал в тот же день и с того исторического момента не переставал говорить об исторической родине и еврейском братстве.

"Наконец-то взялся за ум", - облегченно вздохнул я.

Как оказалось, преждевременно.

Да.

– А кто у наших общак держит?
– Вдруг спрашивает меня брат ..

– Какой общак?

Ну как, какой?! Раз мы все братья, так и общак должен быть, а в нем наша доля.

– Еврейская?

А какая ещё бывает?

Короче, стал он везде долю свою требовать, пока не посадили.

Говорят, пытался ограбить министерство по делам новых иммигрантов.

Наверное думал, что общак там.

А он совсем в другом месте, как у Кощея Бессмертного.

Вот, грев теперь для брата собираю.

Говорил я ему, учись на инженера, дворником будешь.

Так нет же, в сионисты подался! Там, говорит, твои дипломы не нужны.

Все-таки, наивный он у меня.

Думает, раз мы все братья, так значит тебе тут и общак, и пай.

Ага.

Надо же понимать, что даже среди братьев есть старшие и главные.

А над ними ещё папы разные стоят.

И если ты главный инженер там был, то это ещё не значит, что здесь ты будешь главным братом.

Тут, как фишка выпадет и папы решат.

Изины кошмары

Иду я как-то по центральной автобусной станции, никого не трогаю. Думаю, где мне мой примус починить?

Тут подбегает ко мне человек с бородой, в шляпе и лапсердаке и предлагает надеть тфилин. Это коробочки две таких, с молитвами. Одна на лоб надевается, а другая на руку наматывается посредством ремешков.

И настойчиво так предлагает.

Я ускорил шаг, а он за мной.

Надень тфилин, надень тфилин.

Некогда мне, говорю, примус починять надо!

А он всё своё: надень тфилин, надень тфилин...

Достал он меня.

Не надену!
– говорю.

Почему?

Не хочу!

Почему?

Не хочу и всё!

А он опять за свое.

Вот из принципа не надену!

Ты обязан, говорит.

Чего это я обязан?

Но ты же еврей

И смотрит на меня торжествующе.

А вот и нет! Я не еврей!

Смотрит он на меня, а в глазах ехидные искорки, мол, как же, рассказывай!

Да отстань ты от меня!

Надень тфилин! Тогда отстану!

А вот тебе! Хоть на куски меня режь, не надену!

А говорил, что не еврей, укоризненно покачал головой служитель бога.

Но отвял, наконец.

Вышел я с автобусной станции совершенно измученный.

Прошел сколько мог и решил передохнуть у большой синагоги. Сел на скамейку со своим примусом, только вздохнул, народ вокруг стал на меня коситься.

А одна старушка подходит, смотрит на меня подозрительно и спрашивает: а чего ты в синагогу не заходишь?

Не хочу, говорю.

Почему?

Не хочу и всё! Мне и здесь хорошо!

Старушка подорвала от меня так, будто это я её домогался. Народ весь тоже разбежался.

Зато приехал полицейский спецназ.

Брось примус! Орут. Ну, я так понял, что про примус орут.

Сдаюсь! Кричу.

Окружили со всех сторон, документы требуют.

Дрожащими руками достал я свою паспортину.

Смотрите, мол, только душу не губите.

Посмотрели, понюхали и подозрительно так спрашивают : а почему ты здесь сидишь и в синагогу не заходишь?