Измена маршалов

Глафира Лукинична вспоминала: «Бухаринцев» разместили, в секрете от «правдинцев», в нашей спальне, которая сообщалась с гостиной через ванную комнату. Блюхер ходил по гостиной и диктовал, я сидела за столом и записывала. Порученец Василия Константиновича Некрасов брал у меня исписанные листки, относил «правдинцам», у них забирал уже отпечатанный текст, клал мне на стол. Василий Константинович, ходя по комнате, перекладывал эти отпечатанные листки на стул, их брали «известинцы»… «Конспирация» удалась, «правдинцы», работая на первом этаже, подвоха не заметили.

Прочитав опубликованные в «Правде» и «Известиях» статьи, посвященные 15-летию Перекопа, Василий Константинович сказал: «Когда-нибудь я расплачусь за это, Мехлис мне этого не забудет». «Известия» напечатали воспоминания Блюхера почти в полном объеме, в «Правде» статья была значительно сокращена. Василий Константинович считал, что Мехлис (в будущем, после ухода из жизни Я.Б. Гамарника, начальник политуправления РККА) не простит ему того обстоятельства, что Блюхер не возвел его, Мехлиса, в ранг одной из центральных фигур, сыгравших важную роль во взятии Перекопа, и при малейшей возможности будет мстить».

И теперь он мстил. Продолжалось разрушение командно-политического ядра ОКДВА. Накануне 1938 года Мехлис вызвал в Москву начальника политуправления Г.Д. Хаханьяна для решения вопроса о его дальнейшей работе. Но никакого предложения по повышению по службе от начальника ПУРа не поступило, Хаханьян был объявлен «врагом народа».

Был ли Блюхер, по утверждению японского военного дипломата, на самом деле царьком Дальнего Востока?

Конечно, Блюхер чувствовал себя здесь хозяином, непререкаемым авторитетом. Это чувство в нем породило и постепенно упрочило многолетнее положение главного военачальника мощной вооруженной силы на огромном пространстве отдаленного от центра восточного края страны. И, безусловно, оно подогревалось славой героя Гражданской войны, победителя под Волочаевкой и на КВЖД.

А еще — Блюхер очень любил Дальний Восток, с которым у него многое связано. По словам Глафиры Лукиничны, Василий Константинович хотел умереть здесь и быть захороненным вместе с героями-волочаевцами. Он никогда не высказывал желания жить и работать в центральной части Союза. Хотя однажды, будучи в Москве (при поездке с женой в Одинцово в гости к Т.Д. Дерибасу), у него вырвалось: может, уйти со службы, стать в Подмосковье или в другом месте директором завода, совхоза?.. Колол бы дрова, дети учились бы в столице… И тут же отверг — нет, он ни за что не оставит Дальний Восток.

Блюхер нередко роптал в адрес центра: «Не понимают они там наших трудностей, тяжелых дорог и их отсутствие, оторванности от цивилизации, не знают условий жизни военнослужащих, да и вообще наших дальневосточников».

Но эти трудности не затмевали Блюхеру прелести любимого им края. Бывая по весне в Приморье, он каждый раз восторгался увиденными в Сучанской долине поражающими своей красотой живыми коврами из саранок, подобных лилиям. Окрестности Волочаевки, район вокруг сопки Июнь-Ко-рань, где в 22-м шли ожесточенные бои за советский Дальний Восток, он называл «дальневосточной Швейцарией».

Василий Константинович был неподдельным патриотом Дальнего Востока. Во всех публичных выступлениях, в личных беседах всегда называл Дальний Восток «прекрасным», «замечательным», «родным», «нашим», «моим». И непременно подчеркивал: «мы никому никогда его не отдадим».

В последнем своем выступлении по краевому радио он страстно говорил о Дальнем Востоке: «…Наш большевистский Дальний Восток — это поистине один из богатейших краев Страны Советов. Он огромен и полон неисчислимых богатств. Сердце радуется, когда видишь, как по-новому, по-советски шумит тайга, как люди осваивают необозримые пространства от Амура до Охотского моря, раскрывают тайны дальневосточных недр.

На Дальнем Востоке, как и по всей Советской стране, жить становится все лучше и все веселее. Это, в частности, сказывается в том, что очень многие рабочие, техники, инженеры, прибывающие в край на временную работу, оседают в нем на долгие годы. Их захватывает наш родной Дальний Восток своей героикой, своими замечательными перспективами.

–

Но все же мало, слишком мало строителей в нашем крае. И мне кажется, это является следствием того, что трудящиеся Советского Союза мало знают о Дальневосточном крае. В художественной литературе, на киноэкране до сих пор по-настоящему еще не показан новый большевистский Дальний Восток, пришедший на смену «дебрям Уссурийского края», о которых в свое время писал Арсеньев…

Мы, дальневосточники, хотим, чтобы нашу нынешнюю жизнь знали все трудящиеся нашей страны…

Мы горячо любим наш край, и никому его не отдадим. Мы будем бдительно и прочно охранять его от всякого нашествия со стороны врагов. Особая Краснознаменная Дальневосточная армия, Тихоокеанский флот, Краснознаменная погранохрана никогда и никому не позволят топтать советский цветущий большевистский дальневосточный огород. Мы это доказывали не раз».

Как вел себя «царек»? С коллегами по работе, с друзьями, близкими? Каким был в быту? Если судить по публикациям в периодической печати, по книгам-воспоминаниям соратников Блюхера, по свидетельствам родственников, современников — то отзывы разные, но, в основном, положительные:

Генерал армии А.В. Хрулев: «Блюхер много пил… Но это не мешало ему оставаться порядочным человеком. С товарищами по работе вел себя достойно. Был требовательным, но не унижал людей».

А.З. Кушешвили, бывший кинооператор Дальневосточной студии кинохроники, который однажды на первомайской демонстрации сфотографировал Блюхера с Дерибасом и Западным: «…Парад и демонстрация закончились, я подошел к Блюхеру и попросил разрешения сфотографировать. Только начал прицеливаться, появились Терентий Дмитриевич Дерибас и Семен Израилевич Западный. «Давайте, давайте, — позвал их Василий Константинович, — пристраивайтесь, сфотографируемся все вместе…» Он подтрунивал над Семеном Израилевичем, который был высокого роста. «Задал ты хлопот фотокорреспонденту. Как вот стать нам, чтобы все вышли в кадре… Ты хоть присядь, что ли».

Раньше я не знал: каков он, легендарный Блюхер-человек в жизни, а не на «иконе». И увидел — веселый, общительный, с людьми, ниже себя рангом, держится просто, как товарищ с товарищем.

Потом еще несколько раз мне посчастливилось общаться с Блюхером. И я навсегда сделал для себя о нем вывод: чудесный человек, чуткий, отзывчивый».

Военный корреспондент В.П. Гольцев: «Писать портрет маршала Блюхера одной розовой краской нельзя. Он был человек очень сложный: одновременно и могучий и слабый. Он был сын своего времени — бурного, стремительного, революционного. Оно в своем захватывающем вихре несло и большие корабли, и разный строительный мусор. Блюхер был властолюбивой натурой, его поведение порой граничило с деспотизмом».

Дочь Зоя: «Отец был натура могучая, неуемная, подчас противоречивая. В нем уживались железная воля, твердая решительность, порой жесткость с удивительной мягкостью, чуткостью, сентиментальностью…»

Секретарь военното совета Дальневосточного фронта И.М. Крысько: «Я относился к Блюхеру с большим уважением. Он был очень требовательным, в то же время, заботливым о подчиненных. Но был у него один «штрих», к которому я относился неодобрительно, — злоупотребление спиртными напитками».

Порученец Блюхера С.А. Попов: «Блюхер был склонен к роскоши, нескромен в быту. Он построил на Амуре дорогую дачу, имел персональные моторные лодки. Устраивал вечера с выпивками, на которые приглашались женщины… Ко мне Блюхер относился справедливо».