Измена, сыск и хеппи-энд

– Ну, – нетерпеливо потребовала ответа Вика и даже топнула ногой.

– Виноват, – пролепетал Гузынин, – мне трудно при таком скудном освещении… Право, мне неловко, но… Кажется?.. да нет, не может быть!.. А, ну конечно! Да, да, да! Вы работаете в дежурном гастрономе на Фрунзе, да? В винном отделе, да?

Вика чуть не стукнула его кулаком по лбу.

– У вас серьезный дефект зрения, – сказала она, – Называется он в нетрадиционной медицине куриной слепотой. Вы же сами везли меня сюда вчера.

Гузынин отшатнулся. Его лицо исказил ужас. Вика удивилась:

– Что, не узнали?

– Нет! Та была такая красивая, с роскошными волосами, а вы…

– Парик. Косметика. Вы что, свою жену без губной помады ни разу не видели?

– Не смейте касаться даже ее имени! – гневно подпрыгнул Гузынин. Вика тоже вскочила и сунула руки в оттопыренные карманы пуховика.

– Нет, только не это! – застонал Гузынин. Он беспомощно распластался по стене. – Только не доставайте электрошокер! Я совершенно неопасен! Но кто вы? Откуда? Я ничего не понимаю. Что вам от меня нужно?

– Ах, если б мне было что-то нужно от вас! – вздохнула Вика. – И все-таки я вчерашняя ваша блондинка со стеклянными волосами. Я жена человека, который сейчас на том складе.

– Но он сутенер! – с отвращением прошептал Гузынин. – Он из банды!

– Такой же он сутенер, как и вы. Напридумывали всякой чуши! Он менеджер фирмы “Спортсервис”, где ваша жена, кажется трудится кладовщицей. И у них роман.

– Это ложь! Ее принудили! Она просто считает неважно. Даже на калькуляторе.

– Ну, в таком случае их обоих принудили. Вы же все в бинокль видели. Как можно быть таким дураком!

– Это невозможно. Это невозможно, – повторял упрямо Гузынин. – Мы любим друг друга. Мы строим планы на будущее. Мы, например, собрались на днях новый холодильник купить, и уже выбрали “Стинол”…

Он твердил “это невозможно”, но вид у него был потерянный. Чувствовалось, что больше всего он теперь хочет, чтоб весь мир провалился, а особенно Вика и Сумасшедший дом. Вика даже пожалела его, придвинулась поближе.

– Все это возможно, – тихо сказала она. – Никуда не денешься от того, что есть. Но положение, на мой взгляд, поправимое.

– Я видел!.. Впрочем, что я видел? И если, как вы говорите, их принуждают… Ах, извините, что я несу!.. А как же теперь быть? Что мне делать?

– Как вас зовут? – в очередной раз спросила Вика.

Гузынин на этот раз признался:

– Юрий Петрович…

– Отлично. А я Виктория, – представилась Вика по-грундовски, без отчества. – Юрий Петрович! Я считаю, вам надо поговорить со своей женой. Вы человек солидного возраста, умный, доктор наук…

– Кандидат. Откуда вы обо мне знаете?

– Случайно. Это неважно. Так вот, поговорите с ней! Пристыдите. У вас дети есть?

– Сын. Крошечный. Семь лет.

“Ранняя лысина, поздняя любовь”, – повторила про себя с издевкой Вика, а вслух сказала проникновенно:

– Вот видите – сын! Нельзя разрушать семью. У нас тоже дочь. Давайте объединим наши усилия. Надо спасать положение!

Гузынин вдруг сморщился, согнулся, будто у него схватило живот.

– Нет, я не верю. Она не могла! Она любит меня! Нет там никакого романа! Просто они делают переучет на складе, – тупо заладил он, взбираясь и сбегая вниз по лестнице. Вике он стал надоедать.

– Возьмите свой бинокль и сами посмотрите, – в сердцах сказала она. Гузынин послушно поднялся на балюстраду и приставил к глазам бинокль.

– Вот видите! – радостно крикнул он сверху. – Ничего не видно.

– Как это не видно? Не поверила Вика и вырвала бинокль из его рук. – Как это?.. Но… Да это у вас бинокль неисправный! Он только что на лестницу падал. И вообще, где вы такую дрянь раздобыли?

– Мне его подарили в пионерском лагере.

– Господи, что вы там делали? – удивилась Вика.

– Я был ребенком.

– А по вам не скажешь!

– Я был ребенком, – упорствовал Гузынин. – Я участвовал в соревнованиях по ориентированию на местности. И нашел условную цель – какой-то девиз, написанный на бумажке. Его под березой зарыли. А я нашел. И меня наградили набором юного туриста – дали этот бинокль, компас и фляжку.

Он мечтательно вздохнул, будто над ним вдруг зашелестела веселыми висячими ветками та забытая береза, под которой зарыт клад.

– Бинокль дрянной, – ворчливо повторила Вика.

Одна муть в нем видна. Поневоле покажется, что кого-то принуждают.

– Он на лестницу падал, – напомнил Гузынин. – Я и до этого его не раз ронял.

– Так зачем приволокли такой хлам? Вы лучше сюда посмотрите, – сказала Вика и достала свой бинокль.

– Как, и у вас бинокль? Но откуда…

– Не будем вести лишних разговоров. Глядите!

Гузынин пристроил к очкам Викин бинокль и сообщил:

Ну вот, теперь я вижу ящики, о которых вы говорили. Точно, есть ящики! А я все думал, о каких ящиках вы все время спрашиваете?

– Оставьте ящики в покое! Их видите?

– Нет.

Вика выхватила у него бинокль и устремила взгляд на знакомые окошки. Действительно, ящики были видны, зато Пашка с Лариской… Куда они делись? Бутылка, кружки, тарелки стояли теперь иначе, чем тогда, когда Вика наблюдала поцелуй. Значит, выпили, закусили и теперь где-то в глубине и полутьме…

– Да, отсюда не видно. Там, наверное, дальше еще помещение есть, с кроватью, – предположила Вика.

– У вас только сальности на уме. Я знаю: они проводят учет, – обрадовался Гузынин.

– Ночью?

– Да. Если срочно надо, то и ночью приходится работать. Сейчас не социализм. Впрочем, и при социализме бывали авралы. Разве вы не видели в кино или в книжке? – не помню! – как комсомольцы строили железную дорогу именно ночью, под дождем. Или, кажется, снег там шел. Что-то в этом роде…

Вика расхохоталась:

– Ну, конечно, мы застукали на этом складе героев труда! ВЫ что, из фляжки своей хлебнули? Где она, кстати? А компас? Чтоб вы хоть немного ориентировались в происходящем! Вам наставляют рога, а вы восхищаетесь самоотверженностью жены – надо же, она делает это в ночное время, с ущербом для здоровья. Нет, я еще не встречала таких непроходимых тупиц. И как вы свою математику только преподаете? Да еще умудряетесь взятки брать!