Измена, сыск и хеппи-энд

Анютке Вика сказала, что папа на некоторое время уехал в санаторий “Картонажник” монтировать оборудование. Как-то не поворачивался язык открыть ребенку всю правду про гнусную тетю, к которой папа смылся. А ежедневное пребывание в их квартире сына гнусной тети окончательно запутывало ситуацию.

Гузынин явился только в седьмом часу. Вика встретила его холодно. Антон к тому времени съел уже полторы кастрюли макарон с маргарином (масла он почему-то не признавал), и Вика стала бояться, что если ребенок заболеет цингой, в этом обвинят ее стряпню. Юрий Петрович испытывал вполне понятную усталость после рабочего дня. Он был сонлив, несговорчив и не только не горел желанием ехать на Интернациональную шпионить, но и пытался доказать Вике, что это глупейшая затея. Он заявил, что попасть в лапы бандитов и убийц, обитающих в седьмой квартире, куда страшнее, чем побывать в милиции и честно рассказать, что ни Вика, ни шляпа Гузынина не имеют никакого отношения к заказному убийству. Вика бурно протестовала. Она не желала в КПЗ, потому что видела несколько отечественных сериалов и отлично знала, что ее там ждет: злобные зверообразные лесбиянки, и психиатрическая экспертиза у тонкогубого врача-маньяка. После этих ужасов ей не выжить. Стало быть, надо явиться туда с киллером в кармане. Гузынин долго артачился, качал головой, говорил, что он уже ночевал в милиции после убийства Малиновского, и его не съели там; наоборот, он сам стукнул Пашку по носу. Вика разозлилась и напомнила, что второй раз возится с Антоном. Чадолюбивый Гузынин сдался. Он записал в потертый блокнотик приметы человека в черном и адрес искомого дома, съел отвергнутый Антоном молочный суп и отбыл на задание.

Вика с балкона проследила, в нужном ли направлении отъехал неприлично-желтоватый “Москвич”. Теперь оставалось только ждать. Антон с Анюткой взялись за мультики. Четверть часа спустя Антон прибежал и съел оставшиеся полкастрюли макарон. “Этот ребенок плохо кончит! – подумала Вика. – Кончит диабетом, ожирением, инфарктом. Подлая крашенная стерва, его мать, подсадила сына на макароны и чипсы, чтобы иметь время для кувырканья на складах с чужими мужьями. У-у!” Обида на Пашку снова проснулась в Вике и обрызгала весь мир желтым дымящимся ядом. У-у! В конце концов, по милости не Гузынина даже, а неверного Пашки оказалась Вика во дворе Сумасшедшего дома, столкнулась с киллером и попала во всероссийский розыск.

В половине девятого в прихожей раздался звонок. Это вернулся Гузынин. Рановато! Вика решила, что ему просто надоело торчать на своем посту, и приготовилась распекать нерадивого агента. Однако Юрий Петрович с порога заговорил глухим серьезным голосом:

– Вы были правы. Он там. Я видел, как он курил на балконе. Видел и еще каких-то троих.

Вика потащила его на кухню – рассказывать. Лицо Гузынина, обычно унылое и невыразительное, заметно порозовело и оживилось.

– Я припарковался напротив первого подъезда, – начал он. – Надо сказать, ваша идея копаться в моторе оказалась крайне неудачной. Сразу ко мне стали лезть с советами какие-то местные мужики. Один даже обещал решить все мои проблемы с мотором за бутылку. Буквально пинками его отвадил. Пришлось срочно свернуть ремонт. Я достал тряпочку и стал протирать стекла.

– Какой вы умница! – воскликнула Вика.

– Еще бы! Тем более и ваш киллер тут же на балкон вышел. С сигаретой. н в балконной двери, одной ногой в комнате стоял, да еще и боком, но я его узнал. Вы его очень точно описали: подбородок вперед, уши топориками, ноздри косые, взгляд зверский. Он, никакого сомнения. Стоит курит, а сам быстро так по сторонам поглядывает. Посмотреть, конечно, было на что: внезапно на меня напал бешеный пудель.

– Это же Бумка! – догадалась Вика. – Он совсем неопасный!

– Зато противный донельзя! У вас все неопасные – и собаки, и киллеры. Вы допляшетесь когда-нибудь. Это же не пудель – зверюга! Такой визг поднял, что к киллеру на балкон еще трое каких-то негодяев выбежали.

– Зачем же вы ругаете Бумку, когда он выманил противника из укрытия? Спугнул, заставил показаться, обнаружить себя! Это чудесно.

– Куда же чудеснее – они ржали надо мной, как жеребцы. Проклятая несчастная тварь даже тряпку мою зубами выхватила и таскала по двору, пока хозяйка не вышла. Натерпелся я сраму.

– А хозяйка – старушка в шляпке кастрюлькой, – подсказала Вика.

– До шляпок ли мне было! Хотя что-то у нее на голове, кажется, торчало. Старуха пристала ко мне почище пуделя: расхваливала свою поганую собаку, а потом рассказала, что ей привезли тараканов с Луны. Явно у нее не все дома.

– Вы неправы, – возразила Вика. – Это отличная старушка. Она-то мне про седьмую квартиру и рассказала. А про лунных тараканов я вам как-нибудь в другой раз все разъясню. Ничего нет в них сверхъестественного. Кстати, они тоже из седьмой квартиры.

– Ну и квартирка!

– Юрий Петрович, послушайте! – вдруг всполошилась Вика. – Вы тех троих на балконе хоть немного рассмотрели?

– Я их очень хорошо рассмотрел. Все-таки достаточно светло было. Я как раз тер заднее стекло и их фиксировал. Конечно, сначала кепочку надвинул и пригнулся. Не хватало, чтоб эти чудовища меня тоже запомнили и потом прирезали.

– Ага, струхнули! – заметила Вика. – А мне говорили: “Ерунда, забудьте!” Ну, и как чудовища выглядели?

Юрий Петрович достал свой блокнотик, полистал его и сказал:

– Я сразу же, чтоб не забыть деталей, все записал. Итак. первый. Высокий. Рост, правда, снизу с трудом определяется. Худощавый сопляк лет двадцати пяти. Наглый, чернявый, стриженный, с острым носиком. Глаза темные, отвратительные. Теперь второй – он пониже, плотный, русый, кудрявый. Этакий Шура Балаганов. Лицо широкое, шея тоже, глаза не просматриваются, зато пасть огромная. Губы – лепехи. Тренированный – наверное, спортсмен. Не исключено, что байдарочник. Шучу, не сердитесь!.. Вот кто чудовище, так это третий. Неимоверного роста детина – таких называют “шкаф”. Голова только мелкая, незначительная деталь туловища. Физиономия утрамбована в боях до полного отсутствия рельефа. Зато силуэт незабываемый, даже издали легко узнать: ноги коротковаты, бычья шея, плечи не знаю, как в двери проходят, руки до колен. Вот такие у нас три богатыря.

Вика одобрительно покачала головой:

– Отлично! Заметки не мальчика, но мужа. Теперь я верю, что вы доцент. Но почему вы так рано покинули пост наблюдения? Вы же обещали посмотреть, что они делать будут, проследить их передвижения…

– Так они как раз передвинулись.

– Что? Куда?

– Сели в свой синий “Опель” и отбыли.

Вика в ужасе вскочила:

– Они уехали! Как же это? Насовсем?

– Успокойтесь, – сказал Юрий Петрович. – Во-первых, не все уехали. Ваш драгоценный киллер остался домовничать. Спать, наверное лег – свет потушил. А двое других… Мне и самому стало интересно. Я завелся и поехал тихонечко за ними. Ведь вы сами меня приучили к этой дурацкой забаве.

– Ну, и?..

– Три богатыря отправились в клуб-казино “Бамбук”. Там они припарковались и исчезли в дверях заведения. А я приехал сюда.

Медовые глаза Вики блеснули золотыми огнями. Не может быть, чтобы это были всего лишь отражения кухонных ламп! Она вскочила и заметалась по кухне. В ее решительной белокурой голове мелькали в это время, вертелись и укладывались новые планы. Надо ведь что-то делать! Наконец, она остановилась перед Гузыниным, который начал было подремывать, и вдохновенно шлепнула его по плечу:

– Я поняла! Мы с вами должны сейчас же ехать в “Бамбук”!

– Зачем? – изумился Юрий Петрович.

– Вы верите в предчувствия?

– Абсолютно не верю.

– Глупо! Потому что у меня предчувствие: в “Бамбуке” должно что-то важное случиться. Не знаю, что именно, но я уверена…

– Да бросьте вы! Ребята поехали проветриться, только и всего. Мы-то что будем там делать?

– Хотя бы рассмотрим их хорошенько. А может, что-то и разузнаем. В клубе они наверняка расслабятся, бдительность потеряют. Собирайтесь!