Измена в новогоднюю ночь
Шрифт:
– Так мы с вами не знакомились ещё, – растерянно улыбается девчонка.
– Да, точно. А я уже как-то привык тебя Снегуркой называть.
– А я вас Бородачом, – слегка улыбается.
– О, оригинально, – потираю свою неприлично отросшую щетину. – Ну что ж, Снегурка и Бородач, отличная пара, не находишь?
– Нет, – становится тут же серьёзной Снегурка. – Я благодарна вам за то, что приютили. Я до утра как-то… у вас побуду, а потом…, – вижу, снова нервничать начинает, щёки краснеют.
– Да успокойся ты, – отмахиваюсь. – Я тебя не трону. Если сама
– Не захочу, – отрезает она испуганно.
– Ну, твоё дело. Просто ты так смотрела, когда зашла сюда в первый раз…
– Да я не ожидала, – краснеет ещё больше девчонка.
– Ладно-ладно. Мне не жалко. И на всякий случай, меня Гордей зовут. Бородач мне не слишком заходит.
– А меня Анна. И Снегурка мне тоже как-то не очень.
– М-м-м, Анна – красивое имя. Тебе подходит. Но иногда я всё равно буду называть тебя Снегуркой. Ты очень красивая.
– Неправда, – тяжело вздыхает она.
– С чего это?
Она сейчас серьёзно?
– Я знаю, что ужасно выгляжу, – неловко приглаживает свои непослушные рыжие кудряшки, вытирает слегка припухший от слёз носик.
– Это с чего в твоей голове роятся такие глупости? – прищуриваюсь я.
– С того, – начинает всхлипывать снова.
– Так, а ну-ка озвучь.
– Ну что я озвучить должна? Что не люблю я свои волосы, и эти веснушки и вообще… Вот Танька, подруга моя… бывшая, – кривится, – она всегда идеальная. Красивая, яркая. Поэтому и Игорь теперь с ней.
– Ой ты глупая, – изображаю я искренний фейспалм.
– Ты ещё урода этого начни оправдывать, что он не виноват ни в чём.
– Нет, не собираюсь я никого оправдывать. Просто у меня теперь ни жениха, ни подруги, – слёзы льются быстрее. – Я… простите. Вам, наверное, неинтересно слушать всё это.
– Поверь, мне очень интересно. Но давай сначала выпьем, – подливаю ей ещё шампанского.
Выпиваем ещё по бокалу. В голове начинает шуметь. У Снегурки глаза тоже заметно соловеют.
– О, я про горячее забыл, – спохватываюсь я.
Иду на кухню, приношу из микроволновки мясо и запечённый картофель.
– Слушай, девочка, я бы за такую еду душу продал, не то что руку и сердце, –ставлю блюдо на стол, наполняю свою тарелку едой, с блаженством отправляю в рот кусочек мяса.
– Вот и Игорь так говорил, что он меня за курник мой полюбил, – опять скорбно вздыхает девочка. – Почему так, а? – слегка заплетается у неё язык. – Он же меня с родителями познакомил, и я кольцо у него нашла. Я думала он…, – всхлипывает. – А он…
– Так, малышка, – обрываю её. – Я тебе скажу одну очевидную истину, а ты постарайся её принять. Твой Игорь редкостный мудак. И раз он тебя не разглядел, а позарился на какую-то там Таньку, значит, грош ему цена. Но главное не это. Ты сейчас не слёзы должна лить, а радоваться, поняла?
– Чему? – поднимает на меня зарёванное личико.
– Тому! Что Бог тебя отвёл от такого урода, и подруга показала своё истинное лицо. Сейчас ты поплачешь, а завтра нормального себе найдёшь. А так бы выскочила замуж, ребёнка родила этому
недоноску, а потом лет через пять открылось, что он кобель, и с подругами твоими у тебя под носом отжигает. Вот тогда да, пришлось бы горькие слёзы лить. А так… Не кисни, прорвёмся.– А вы когда-нибудь изменяли? – смотрит на меня пристально.
И я чувствую себя, как на исповеди.
Ох, девочка, лучше тебе ничего про меня не знать…
– Всяко было, – отвечаю уклончиво.
– Значит, изменяли, – обречённо. – Правду говорят, все мужчины такие, да?
– Нет, неправду. Тут понимаешь какое дело, когда женщина попадает мужчине в сердце, то другие меркнут. Они становятся как безвкусная, пресная еда. Только с той, которая в сердце, ты чувствуешь себя полноценным, живым, счастливым.
– А у вас есть такая женщина?
– Была, – вздыхаю невесело, вспоминая молодую Наташу.
Как влюбился я в неё без памяти и был уверен, что это на всю жизнь.
Когда всё начало меняться, сейчас уже трудно понять. Наверное, когда я деньги стал зарабатывать нормальные, а Натаха увлеклась новомодными веяниями.
– О, простите, – трогательно вздрагивают губки у Ани, – я не хотела напомнить о вашей потери.
– Ничего, – хмурюсь я, понимая, что Снегурка всё неверно поняла, но переубеждать я её пока не готов.
Не хочу про жену рассказывать. И вспоминать про неё не хочу.
– Хватит о грустном, – подливаю ещё шампанского.
– О, мне достаточно, наверное, – пытается убрать бокал Аня.
– Сегодня можно, – киваю убедительно. – Даже нужно! – доливаю до краёв.
Мы выпиваем ещё по бокалу, по телеку фоном играет музыкальный канал. И тут начинает играть какая-то медленная, тягучая музыка. Саксофон, переливы рояля, и сексуальный, хрипловатый голос чернокожей певицы.
– Давай потанцуем, – предлагаю вдруг.
И пока Снегурка не пришла в себя, вскакиваю, подхватываю девочку за талию, вытаскиваю её на середину комнаты.
– Ой, – повисает она у меня на плече. Смеётся. – Кажется, я совсем пьяная.
– Сегодня Новый год. А значит, так и должно быть, – шепчу ей на ушко, кружа её неспешно под музыку.
– Ой, я обожаю эту песню, – признаётся девочка, плавно покачивая в такт бёдрами.
Откидывает набок голову, прикрывает глаза, наслаждаясь музыкой, а я как голодный пёс вдыхаю её дурманящий запах, жадно смотрю на пульсирующую венку на шее. Меня прёт как пацана. Я снова твёрдый и готовый на всё. Надеюсь, девочка в темноте не заметит, как опасно натянулись мои джинсы в области паха.
Прижимаю Аню чуть крепче, и волна возбуждения бьёт под дых оттого, что её божественная троечка прижимается к моей груди.
Ар-р-р.
Музыка нарастает, приближаясь к кульминации, и я, кажется, тоже…
Ещё один поворот в танце, Аня вдруг открывает глаза, смотрит на меня так пьяно, но пронзительно, судорожно вздыхает, приоткрывая губки. Мне кажется, она сама слегка подаётся вперёд. И я ловлю её сладкие губки в плен снова…
И дурею оттого, что на этот раз меня никто не отталкивает…