Измена. Дар богини драконов

В этот момент в кухню входят еще двое. На форменных фуражках и плечах повисли серые клочья паутины.

— Все чисто! — рапортуют они начальнику.

— Благодарим вас за понимание. Еще раз простите за беспокойство, — проявляет вежливость капитан. — Если вдруг у вас появится какая-то информация о леди Ясмине Морриган, сообщите нам.

— Всенепременно, — холодно улыбается Эйвери.

Незваные гости спешат удалиться, а леди Морриган опускается на стул.

— Пришли, наследили, — ворчит она.

— Я уберу, — подскакиваю с места. Ко мне вернулась способность говорить.

— Сиди уж. Еда совсем остыла.

— Что будет, если они захотят проверить ваши слова насчет меня?

— Не думаю, что ты им интересна. А если вдруг кому-то в голову придет такая дурь, я назову какой-нибудь затерянный городок в самых дальних землях, до которого на лошадях добираться полгода. Сомневаюсь, что кто-то рискнет отправиться в такое путешествие, чтобы проверить такой незначительный факт. Кристаллы для порталов на такие расстояния сыскному ведомству не по карману.

— Эрнан считает, что я умерла?

— Если дракон не чувствует свою пару, значит, она либо умерла, либо при смерти.

— Не думаю, что он расстроится, — произношу эмоциональнее, чем мне хотелось бы. — Наконец-то он может быть счастлив со своей возлюбленной.

Весь день ушел на то, чтобы обустроиться. Когда я поднялась на второй этаж, то расчихалась от пыли, покрывавшей толстым слоем пол и горизонтальные поверхности. Паутина была везде — оплетала углы, свисала клоками с потолка и массивных люстр. Чтобы все это убрать, мне потребовалось бы много времени и лестница. Но Эйвери запретила мне. Она боится, что я могу потерять ребенка.

Потому она предлагает нанять несколько девушек, чтобы они навели порядок в доме.

— И не думай, что я жалею тебя. Я жалею своего внука, — назидательно говорит она.

— Я буду жить на первом этаже, в комнате прислуги. И не потому, что мне настолько приятно ваше общество, что хочу быть ближе к вам. Просто не хочу скакать туда-сюда по лестнице, — отвечаю в тон ей.

Я уже успела понять, что за ворчанием и напускной грубостью Эйвери прячет доброе сердце. Просто остальные этого не замечают.

Комнатка прислуги мне очень понравилась. Да, она маленькая, но светлая и очень уютная.

Эйвери приносит в комнату стопку белоснежного белья.

— Принесла тебе то, что давно выбросить хотела.

Провожу пальцами по искусной вышивке шелковыми нитками и говорю ей «спасибо».

Пожив у Эрнана, я начала разбираться в тканях и могу сказать, что эта очень дорогая.

На несколько часов Эйвери оставила меня одну. Куда ушла не сказала, и лишь потом, ближе к вечеру проговорилась, что договорилась на рынке с женщиной, что та будет каждый день приносить свежие фрукты и ягоды.

— Мой внук должен получать самое лучшее, — так она сказала.

А мне кажется, что теперь у Эйвери появился смысл жизни — заботиться о том, кому ее забота действительно необходима. Взрослому сыну уже не требовалась опека матери, и Эйвери чувствовала себя ненужной. Потому и вела себя так холодно и отстраненно, чтобы оправдать этим свое одиночество.

Эрнан

Смутное беспокойство, отзывающееся тянущей болью в груди, не покидает меня. И вроде бы все как надо. И совещание императорского совета, на которое меня приглашали, прошло, как обычно. И объезд приграничных земель не выявил каких-либо существенных нарушений в организации оборонительных рубежей. И все равно чувство, что именно в данный момент происходит что-то нехорошее, не дает порадоваться заслуженному вниманию к моей персоне первых лиц государства. Даже на банкет не остаюсь. Хотя это может быть расценено, как проявление неуважения с моей стороны.

Домой отправляюсь не в экипаже, а своим ходом. На лошадях до столицы добираться пару дней, а на крыльях часов шесть, не больше.

В форме дракона беспокойство становится нестерпимым. Он буквально рвется домой, несется на пределе своих сил, рассекая мощными крыльями потоки воздуха.

В город прилетаю глубокой ночью. Опускаюсь на площадку перед особняком. Все кажется спокойным и привычным. Дом спит. Ни одного огонька. Оборачиваюсь и направляюсь к воротам. Охрана на своих местах, отчитывается, что никаких происшествий не было.

Так почему же сердце не на месте?

Иду в дом, но незаметно для себя срываюсь на бег. Перепрыгивая через ступеньки, поднимаюсь на второй этаж той половины дома, где находится комната Ясмины. Почему меня потянуло туда? Почему я боюсь, не случилось ли беды с этой монашкой, хотя должен был первым делом подумать о той, кого люблю?

В комнате темно, подозрительно тихо и… пусто.

Может, она опять засела за какой-нибудь дурацкой книгой в библиотеке. Спускаюсь, но в библиотеке никого. Как и в остальных комнатах первого этажа, по которым я проношусь вихрем, выкрикивая имя жены.

Она исчезла.

Конечно, есть еще вариант, что она сейчас на половине Лилии, пьет с ней чай и болтает о своем, о женском… Например, о муже, который изменяет с подругой. Кстати, эта тема для обеих девушек общая.

Ни дворецкий, ни слуги не имеют ни малейшего представления, где Ясмина. Сам не могу сконцентрироваться, тянусь к Ясмине, используя истинную связь и будто на стену натыкаюсь. Если бы она умерла, дракон бился бы в агонии. Но нас с ним словно пустота окутывает и безысходность. Предчувствуя нехорошее, отправляю дворецкого за начальником охраны, а сам иду к Лилии. Нет, я не тешу себя надеждой, что Ясмина окажется там, просто Лилии может быть известно больше, чем остальным.

Увидев меня, Лилия протягивает ко мне руки, кидается в объятья, ластится кошкой, но я, как бесчувственное бревно, стою перед ней.

— Ты вернулся? Соскучился и приехал пораньше? — мурлычет она.

— Где Ясмина? — спрашиваю, игнорируя ее попытки перехватить мои губы.

— Откуда мне знать? Сидит, наверное, в своей комнате, оплакивая злую судьбу.

— Ее там нет.

— Ну, значит, бродит где-то. Неужели ты по мне нисколечко не соскучился.

— Ясмина пропала. Мне сейчас не до нежностей. Когда ты в последний раз видела ее?

— Тогда… в твоем кабинете… — пожимает она плечами. — Думаешь, она настолько глупа, что мы и дальше будем изображать дружбу?

Меня коробят ее слова. Уж Ясмина ничего не изображала. Она была предельно честна с Лилией и до последнего считала ее своей подругой. В ней нет ни капли притворства. Лгать и изворачиваться она не умеет. Все ее чувства были видны как на ладони. По-детски наивные, чистые. А я дурак, взял и растоптал их. Потому что считал, что ее любовь — это то, что испортит нам всем жизнь. А в итоге пока все порчу только я.