Измена. (не) Любимая жена
Шрифт:
И будто в ответ на мои слова стоявший на беззвучном телефон приветливо мигнул мне со столешницы экраном. Входящее сообщение.
— О… — на лице Андрея отобразилось искреннее недоумение. Значит, его и впрямь ввели в заблуждение. Подлость, какой ещё поискать. — О-о-о, извини. Лиля, я не… не специально. Я просто…
Он беспомощно замолчал, прилагая все возможные усилия, чтобы не смотреть мне за спину, на виновницу этой безобразной ситуации.
— Андрей, ты меня извини, — ей всё же хватило совести отозваться, но тон при этом ничуть не изменился. — Я, наверное, это
— Мам…
— Что «мам»? Да у меня сердце полночи потом колотилось! Всё подходила к твоей двери и прислушивалась. Думаю, может, всё-таки скорую вызвать.
В висках начинала пульсировать кровь. Я ума не могла приложить, как моей матери удавалось усугубить и без того, казалось бы, до предела неловкую ситуацию. Но она с этой задачей справлялась прямо-таки на отлично.
Я не удивилась бы, если бы наш гость воспользовался моментом, извинился, откланялся и поклялся себе никогда больше не возвращаться.
Но я, кажется, успела забыть, насколько Самарин, при всей кажущейся мягкотелости, порой был парень себе на уме. Подозреваю, этому его научила жизнь с волевой матерью. Сын не всегда мог добиться от неё поблажек, поэтому научился действовать в обход.
— Мария Алексеевна, вы бы и о себе не забывали. Вчера столько переживаний, а вы с самого утра на ногах и до сих пор не присели.
Матери несказанно польстило такое внимание, и она с удвоенной силой захлопотала, вызвавшись освежить гостю кофе и достать из запасов апельсиновый джем по особому рецепту, потому что Андрей такого никогда не пробовал и в магазине подобного не купишь.
Меня начинало потряхивать от всего этого безобразия.
Господи, какая же я дура… Надо было ехать к Светке.
Андрей от внимания принимающей стороны не отказывался, и на какое-то время эти двое будто вовсе позабыли обо мне. Я вспомнила о сообщении.
Открыла мессенджер и едва не всхлипнула.
Сообщение от Германа.
Короткое и по сути. Очень в его стиле.
«Немедленно возьми трубку».
Он разве звонил?
Я проверила входящие. Господи, больше дюжины штук в течение последнего получаса. Я ведь и забыла, что даже вибрацию отключила, и только пару минут назад перевернула телефон экраном вверх, чтобы взглянуть на время.
— …она считает, что он слишком сладкий и почти без кислинки. Да, Лиля?
Я вздрогнула от обманчиво ласкового голоса матери и отложила телефон.
— Что, прости?
— Говорю, мой джем тебе не понравился.
Я перевела взгляд на Андрея, щедро размазывавшего цитрусовую массу по своему тосту:
— Мам, я этого не говорила. Я сказала…
— Ты сказала, что он слишком сладит и без кислинки, — настаивала мать, едва ли не с обожанием глядя на гостя, уплетавшего тост.
Может быть, она его уже усыновит, и мы на этом закончим?
— Я сказала, что с несладким чаем будет в самый раз…
Экран снова вспыхнул — входящий от Германа.
Мать покосилась на телефон, поджала губы. Я схватила его со стола и, извинившись,
выскочила из кухни. Дурдом какой-то — вызов от маниакально названивавшего мужа-изменщика стал благовидным предлогом для побега из бедлама, царившего на родительской кухне.Я вышла в гостиную, пересекла её и подошла к балконным дверям. Приоткрыла створку, чтобы вдохнуть свежий осенний воздух.
Господи, дай мне сил…
— Слушаю, — мой голос почти не дрожал.
— Думаешь, что можешь от меня вот так просто сбежать? — хриплый, будто посаженный голос мужа ожёг меня изнутри, послав по телу мурашки. — Можешь отмалчиваться и строить из себя обиженную и оскорблённую?
Я прикрыла глаза от нового приступа боли.
Ещё минуту назад, сидя на кухне, я отгоняла от себя безумную фантазию: вот-вот муж позвонит и наконец примется извиняться за содеянное. Попросит вернуться, да, но именно попросит…
Но вот тебе, Лиля, жестокая реальность — сначала приказы, теперь почти угрозы.
— Предупреждаю, — гнетущая пауза, — возвращайся домой. Или я верну тебя сам. И тебе мои методы не понравятся.
Глава 10
— Герман Александрович, может, чаю…
— Не нужно, — он мотнул головой, гипнотизируя взглядом потухший экран. — Спасибо, Ирин. Если мне что-нибудь понадобится, я позову.
Горничная кивнула и оставила его в покое.
Он прошёлся от окна до окна просторной парадной гостиной, окна которой выходили в ухоженный парк с облетавшей листвой.
Он чувствовал себя раненым зверем, запертым в тесную клетку. Внутри всё кровоточило.
Как она смела бросить его, наплевав на все свои обещания никогда так не поступать!
Герман усилием воли заставил себя отложить нагревшийся в руке телефон. Её молчание сводило с ума, откровенно бесило!
Громадный двухэтажный особняк, который он купил для неё, сейчас замер, застыл, помертвел. Он напоминал ему мавзолей, в котором не место живым.
Он и сам теперь был живым только наполовину.
Напольные часы в холле отбили шесть часов вечера. И их звон казался ему похоронным.
Герман дошагал до уставленной декоративными статуэтками каминной полки. Уставился на встроившихся в ряд пузатых котов. Смешные, наглые морды, хвосты трубой. В этот выводок глиняных четвероногих его жена влюбилась, увидев их в сувенирной лавке одной из многочисленных пражских улочек.
Глаза у неё сделались в пол-лица. Она благоговейно гладила пальчиком их круглые спины, а они, казалось, вот-вот замурчат от её нежного прикосновения. Он замурчал бы. Без вариантов.
Она его приручила с первого взгляда.
Приручила и бросила.
Он отвернулся от полки. Будто отозвавшись на его резкое движение, телефонный экран вспыхнул, и его сердце невольно пропустило удар.
Что, сподобилась-таки, на ответ?
Или дождётся, пока он поедет столицу вверх дном переворачивать?
Он ведь поедет. И перевернёт. Она это знает.
Герман подхватил телефон с журнального столика.
Не стоило раньше времени обнадёживаться.
Артур. Младший брат.