Измена. Новая Вера
Шрифт:
– Не лезь! – первой рычит Оля.
Теперь мы не остановимся, пока не выясним все до конца. С ним вообще разговаривать не могу и не хочу. Такое я не прощу. Это слишком. Я ведь ему поверила, а он. Нет, с таким я точно мериться не смогу. Лучше на лавочке в парке жить, чем с таким. Выживу, и не такое проходила. Руки-ноги есть, остальное приложится.
– Прекрати устраивать сцену. Тем более, при ребенке! – Игорь встает между нами, оттесняет подругу в угол.
Это страшно.
– И не подумаю. Это ты все затянул. Пора расставить все точки над любимой гласной. Я слишком долго этого ждала. А часики тик-так,
Не ласково, как порой это делаю я, а резко. Дергает его под тоненькими ручками, от чего он вскрикивает, разрывая и без того израненное сердце. Ладно меня родители оставили, Олю, но ведь его нет. Так почему он так страдает из-за взрослой глупости? Ужасно. Так не должно быть.
– Или утром ребенок едет в детский дом.
– Ольга, прекрати истерику, грязный шантаж и отпусти ребенка! – муж пытается отнять у нее малыша, но она все ходит по просторной прихожей.
Артем плачет, она ухмыляется, муж в бешенстве. Все это давит. Кажется, еще немного и мозг просто взорвется от происходящего. Ничего не хочу. Ничего.
– А то что? Ты ему по документам никто. В графе «отец» стоит прочерк! – с каким удовольствием она это говорит, уму не постижимо.
Мы не понаслышке знаем, что такое детский дом. Она ведь не может отдать своего ребенка. Добровольно. В отместку. Не может. Или да? То, как она смотрит на мужа… И правда сделает. Нет. Так нельзя.
– Оля, не буди во мне зверя!
Артем начинает плакать еще больше, ведь муж пытается вырвать его. Малыш, как игрушка, которую не могут поделить, и тянут, кто за руки, кто за ноги. Еще совсем немножко, и порвут пополам. Господи, что же они творят?
– Хватит! – кричу, что есть мочи.
Все застывают. Артем всхлипывает, Оля видит свою победу, а муж готов порвать меня на мелкие кусочки за то, что влезаю. Помню его взгляд, не сулящий ничего хорошего, но впервые не боюсь.
– Будьте счастливы, – срываю кольцо с пальца, бросаю его на пол. – Ненавижу вас, предатели. Надеюсь, теперь вы довольны! И ребенка оставьте в покое, он ни в чем не виноват. Его слезы на вашей совести.
Последние слова уже откровенно говорю в слезах, выбегая из квартиры. Босая.
Игорь кричит что-то мне в след, но я не могу разобрать. Уши заложило. В горле застряли рыдания. Надо потерпеть. Всего немного. Убежать подальше, и тогда дать волю слезам.
Сбегаю по ступеням и выбегаю на улицу. Дождь льет как из ведра. А ведь утром обещали только тучи. И здесь ложь. Везде одна сплошная ложь! Бегу по мокрым тротуарам. Мелкие камушки больно покалывают голые ступни, но мне все равно. Главное – скрыться от предателей.
Бегу не разбирая дороги. Мокрое платье прилипло к телу и мешает. Из-за ливня стало очень темно. Слышатся раскаты грома, но, к моему счастью, небо не озаряют молнии. Я их очень боюсь. Хотя, сейчас, наверное, и не заметила бы.
Мой ребенок. Я убила своего малыша. Добровольно. Просто потому что поверила. Чувствовала же, что что-то не так, не хотела. Глупая, наивная дурочка, которая считала, что только муж знает, как надо. А вот надо было идти к другому врачу. Подтверждать, узнавать.
Тогда бы…– Пип-пип-пиииип.
Вспышка фар бьет по глазам, а звук клаксона оглушает.
– А-аа, – кричу, застывая на месте.
Свист тормозов гасится шумом сильного дождя, но даже сквозь него слышу противный звук, и понимаю, водитель не справился с управлением. Слишком скользко, слишком плохая видимость, чтобы он успел вовремя начать сбрасывать скорость, и слишком резко я выскочила на дорогу.
Неужели это конец? Нет. Не хочу! Я хочу жить!
– Пип-пип-пиииип.
Машину заносит. Человек пытается вывернуть руль, чтобы объехать меня, а мне бы побежать в противоположную сторону, но, вместо этого, я стою, как статуя. Только моргаю и слежу, как черный монстр несется прямо на меня. Господи, прошу, помоги мне.
Монстр уже не сигналит, он просто несется по мокрому асфальту, проезжает в миллиметрах от меня, сбивая с ног не столкновением, а страхом, что отшатывает меня назад. Я падаю назад, успевая повернуться немного боком, но все равно ударяюсь попой и руками. Как же больно. У-ууу…
Мимо проносятся машины, недовольно сигналя. Я только сейчас замечаю их, и до меня с трудом доходит, что он не съехал, ведь так намного проще, а закрыл меня своей машиной от других.
– Ты вообще чокнутая? Жить надоело? Так утопись иди, нечего под колеса кидаться! Мне сидеть из-за тебя как-то не улыбается!
Из машины выскочил разъяренный водитель, в черной майке. Короткая стрижка, и рукав татуировок. Не люблю рисунки на теле, они всегда меня раздражали, но на этом бугае они смотрятся неплохо. Кошмар, о чем я вообще думаю сейчас?
Он меня за суицидницу принял, что ли?
– Простите, я случайно… Не хотела… Извините, – заплетающимся от пережитого страха языком пытаюсь оправдаться, но кажется, из-за дождя он не слышит мой шепот.
– Не хотела? Ты на дорогу смотри, прежде чем… – орет на меня, а я прямо на асфальте сжимаюсь в комочек.
Боюсь вставать. Не понимаю, почему он так кричит? Мне тоже страшно. Тоже вся жизнь пронеслась перед глазами. Даже сердце еще бьется раз через три, не может поверить, что мы живы.
– Не понял, ты что, босая, что ли? – удивление в его голосе резануло по ушам, ведь крик резко сменился нормальными децибелами. – Я же тебя вроде не цапанул, чтобы ты в полете тапки растеряла. Ты как? – протягивает руки, чтобы помочь мне встать, -задает вопрос, от которого сердце снова начинает болезненно сжиматься.
Ссора Оли и мужа, крестник…
– Больная! – сигналя, недовольно кричит проезжающий мимо мужчина, и нее лень же ему было опустить стекло, чтобы в дождь ругаться на других.
Это во мне говорит истерика, да?
– Эй, – раскачанный татуированный вновь привлекает к себе внимание. – Давай, поднимай свой… Свою попу с грязи. Или все же я тебя задел и ты не можешь?
Отрицательно киваю, мол, цела, ведь это так. Но страх так сковал тело, что не могу пошевелиться. Даже руку не могу протянуть, чтобы подняться с чужой помощью. Ужас. Внутри все скрутилось в тугой узел. Мамочки, что же это. Шок? Да?
– Так, понятно, – не видя реакции с моей стороны, мужчина подходит, и, присев, поднимает мое тельце. – М-да, откармливать надо, – больше сам с собой, чем со мной, говорит и несет меня в машину, усаживая на заднее сиденье.