Измена. Пепел прошлого
Шрифт:
– А ты уверена, что это ты с ума сходишь? – спросила она, и этот вопрос был как камень, брошенный в тихую воду. Круги тотчас разошлись по всему моему сознанию.
Я не ответила. Не могла. Потому что, если честно, я подозревала ответ. И он меня пугал.
– Знаешь, – продолжила Марина после паузы, – иногда то, что кажется бредом, – это интуиция. Мы, женщины, как собаки на запах. Мы чувствуем раньше, чем понимаем. И часто отмахиваемся от своих ощущений, потому что они неудобны. Потому что признать их – значит что-то менять. А менять страшно.
Она говорила мягко, но я слышала
– Но доказательств нет, – возразила я, цепляясь за последнюю соломинку надежды. – Только намёки, ощущения, детали. Ничего конкретного. Ничего, что я могла бы предъявить ему.
– А зачем тебе доказательства? – вдруг спросила она, наклоняясь вперёд. – Чтобы себя убедить? Или чтобы его уличить? Главное же, Нина… ты чувствуешь, что что-то не так. Этого уже достаточно.
Я сглотнула. В горле было сухо, несмотря на недавний чай, который так и остался нетронутым в моих руках.
– Я просто… не знаю, что делать, – призналась я, и это было так больно – признать своё бессилие. – Пока не знаю. Я боюсь.
Боюсь, что он уйдёт. Боюсь, что останется из жалости. Боюсь потерять нашу жизнь, нашу семью, нашу дочь. Боюсь быть одной. Боюсь, что пятнадцать лет были потрачены впустую. Боюсь, что никогда больше не смогу доверять. Боюсь, что предала саму себя, закрывая глаза на очевидное.
Марина понимающе кивнула. Она знала. Она прошла через это.
– Это нормально, – сказала она с мягкой улыбкой. – Это честно. Ты имеешь право бояться. Никто не обещал, что будет легко. Но ты ещё больше имеешь право знать правду. Не ту, что тебе преподносят. А настоящую. И что бы ты ни решила, я рядом. Всегда.
Эти простые слова вдруг пробили плотину. Слёзы, которые я сдерживала всё это время, пока находилась здесь, хлынули потоком. Я плакала, уткнувшись в плечо подруги, плакала – навзрыд, со всхлипываниями, с ощущением, что весь мир рушится.
Марина просто держала меня. Не говорила банальных утешений. Не обещала, что всё будет хорошо. Просто держала, давая выплакаться.
И постепенно, как после сильной грозы, наступило какое-то странное облегчение. Словно выплакав всё это, я освободила место для чего-то нового. Для решений, которые предстояло принять…
Поздно вечером, когда Лера уже спала в своей комнате (вернулась от подруги с горящими глазами и историями, которые я слушала, не слыша), а Пётр принимал душ, я снова открыла Instagram.
Лена выложила новое фото. Ничего личного, ничего явного. Просто пейзаж – осенний парк, жёлтые листья на мокрой земле. Чашка кофе на деревянной скамейке. И надпись, которая ударила меня под дых: «Доверие – хрупкая штука. Ломаешь раз – и всё».
Я замерла, глядя на экран. Это могло быть совпадением. Просто философская фраза, которую постят тысячи людей. Но в контексте всего, что я узнала, это выглядело как послание. Кому? Ему? Мне? Или это просто очередная уловка моего воспаленного сознания?
Я не нажала на «лайк». Не
написала ничего в комментариях, хотя пальцы зудели от желания написать: «Я знаю». Просто закрыла приложение и отложила телефон, словно он обжигал мне руки.А потом, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, встала и подошла к книжной полке. Достала оттуда старую тетрадь в потрёпанной обложке, которую когда-то использовала для записей рецептов – кулинария была моим хобби в первые годы брака, когда я ещё верила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
Тетрадь была наполовину пуста – я забросила записи после рождения Леры, когда времени на эксперименты на кухне уже не хватало. На первой чистой странице, которую я нашла после рецепта тирамису, я решительно написала:
«1. инстаграм – фото с браслетом, Пётр и Лена слишком близко.
2. Сторис – часы Петра.
3. Браслет – говорил, что «подарили». Пропал.
4. Запись в блокноте – L., серьги, кафе.
5. Парфюм не мой. Стал приходить позже. Холодный.
6. Лена выкладывает сторис с его фразами, косвенно.
7. Интуиция.
8. Новое фото: «Доверие – хрупкая штука.
Затем я отложила ручку и посмотрела на список. Надписи расплывались перед глазами – то ли от усталости, то ли от непролитых слёз. Я провела пальцем по бумаге, по этим строчкам, которые складывались в одну большую боль.
Это уже не было случайностью. Не было паранойей или ревностью. Это был план. Или как минимум карта тревоги, которая вела меня всё ближе к правде. К правде, которую я, возможно, не хотела знать, но которую имела право увидеть.
Я закрыла тетрадь и спрятала её между кулинарными книгами. Шум воды в ванной прекратился. Через минуту послышались шаги Петра.
Когда он вошёл в спальню, я уже лежала в постели, отвернувшись к стене. Притворяясь спящей, но с открытыми глазами, которые он не мог видеть. Кровать прогнулась, когда он сел на свою сторону.
– Ты чего не спишь? – спросил он, все же заметив, что я не сплю. В его голосе было что-то… обыденное. Привычное. Словно не было никакой Лены, никаких тайн.
– Думаю, – ответила я, и мой голос прозвучал ровно, спокойно, хотя внутри всё кричало.
– О чём?
Я медленно повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Искала в них… что? Вину? Страх? Любовь?
– О доверии, – сказала я, не отводя взгляда. – О том, как его можно потерять.
Он слегка нахмурился. В его взгляде мелькнуло что-то – беспокойство? Тревога? Или мне показалось? Но он не сказал ничего. Просто кивнул, словно мы обсуждали погоду, лёг рядом и закрыл глаза.
А я осталась смотреть в потолок, в темноту комнаты, с широко открытыми глазами и новым ощущением внутри. Оно пробивалось сквозь боль и замешательство, сквозь страх и неуверенность. Не ярость. Не паника. Решимость. Медленная, как утренний лёд на окне. Но крепкая. И с каждым вдохом она становилась всё сильнее.