Измена. Серебряная Принцесса

— Я считаю, что если парень не заинтересован в девушке, то он не станет с ней спать.

— Северина Вячеславовна, мы приехали. — голос Николая вырывает из размышлений.

Оказывается, я настолько сильно ушла в собственные мысли, что даже не заметила, как машина остановилась.

— Николай, мне нужна ваша помощь. Недавно я кое-что узнала и теперь не знаю, как поступить. Я загадала два возможных решения, — вытягиваю руку и показываю мужчине два пальца: указательный и средний, — Выберите, пожалуйста, один из пальцев, пусть это будет для меня знаком провидения, указывающим как следует поступить.

Мужчина склоняет голову, слегка хмурится, но при этом ласково мне улыбается:

— Северина Вячеславовна, боюсь, как бы из меня не получился плохой перст провидения. Вы у нас девушка умная, и я уверен, что вы и сами, без моего никчёмного вмешательства, знаете, как лучше поступить.

— Ну, Николай… — с грустным вздохом отвечаю я, убирая руку, но он только смеется в ответ.

Остановившись в паре шагов от дома, поднимаю голову к небу, провожаю глазами маленькое облачко в форме яблочка и достаю из сумки телефон. Где-то оживленно чирикают птички. Потускневшие вечерние лучи скользят по рукам, пытаясь узнать, что я решила.

Открываю список контактов и чувствую, как убыстряется в груди пульс. Меня страшит то, что я собираюсь сделать. Николай ошибается, я не ведаю, как лучше поступить. И не уверена, правильно ли действую. Возможно, не стоит придавать этому эпизоду значения. Возможно, следует забыть. Но что-то усиленно подталкивает меня.

Решившись, быстро печатаю: «Привет» — и жму на кнопку «отправить».

Глава 39

Андрей

— Может, расскажешь ей? — звучит в поглощающей меня темноте голос Стаса. — И перестанешь, наконец, пить.

— Я подписал соглашение о неразглашении, — стараясь придать лицу свойственную мне беспечность, слегка ухмыляюсь в ответ, — При огласке попаду на штрафы. Ты не забыл, что кое-кто хорошо подготовился?

— Тогда, давай я ей скажу? Лично я ничего не подписывал.

— Уймись и не встревай. Договор есть договор. К тому же он пока что перевел только часть денег.

— Вот же мразь.

— Да, я именно такой.

— Андрюх, ты прекрасно знаешь, что я не о тебе.

— Но я ничем не лучше. Скорее — хуже.

— У тебя не было выбора. Если она узнает, почему ты так поступил, то поймёт.

Перевожу взгляд с окна, за которым безостановочно барабанит дождь, на друга, сидящего в старом кресле. Он единственный, кому я рассказал правду.

Раньше я был уверен, что невозможно променять душу на деньги. Но оказалось — что в мире нет ничего невозможного.

Я втоптал в грязь собственные принципы и пошел на чудовищную сделку. Когда драгоценный первый раз обратился ко мне со своим щедрым предложением и сказал, что взамен нужна лишь мелочь, лишь отказаться от нее, то я его сразу же послал. Не сдерживаясь в выражениях, именно так как давно хотел, но не мог себе позволить, так как она наивно полагала, будто однажды мы с ним подружимся.

Но время шло, а матери становилось только хуже. Я разрывался между тремя подработками, по выходным участвовал в подпольных боях. Друзья тоже помогали, чем могли. Даже организовали сбор средств, но до нужной суммы оставалось столько нулей, что одним утром я прозрел и увидел — мне никогда к ним не дотянуться. И в тот день я… сдался.

Я не мог смотреть, как моя мать умрет прямо у меня на руках, зная, что существует способ ее спасти.

Осознание, что придется сжечь собственное сердце было чем-то несущественным рядом с мыслью, что мама сможет жить дальше.

До того дня мне хотелось верить, что я не последний человек на планете. Но, когда моя собственная рука не дрогнула и поставила подпись на дьявольском документе, тогда я лично всадил острие ножа себе в грудь и растоптал всякую порядочность, если она когда-то у меня была.

Не уверен, что мать была бы рада, узнав на что пошел её сын, но я не мог иначе. У меня имелся шанс её спасти. Уродливый. Разрывающий меня на части. Подталкивающий испепелить собственное счастье.

Но я наивно полагал, что готов. Не мог до конца представить, как именно будет ощущаться её потеря.

Я словно облил себя бензином и чиркнул спичкой.

И оказался совершенно не готов к той реальности, где ее не было рядом.

Я до этого не знал, что боль может быть настолько сильной. Может душить тебя изнутри. И способна запросто расплющивать твой разум.

— Поймёт, что я предпочел ей деньги? На хрена ей тот, кто променял её на бабки, Стас?! На хрена, а?! — на последнем вопросе моя выдержка начала трещать.

— Блядь, Зимний, не начинай умничать. Мы бы не смогли собрать нужную сумму, даже если бы все в Малахитовом продали свои почки. Мы и так из кожи вон лезли, а ты пошел на это ради матери. Любой любящий сын так бы поступил.

— Меня тошнит от твоих слов, Савельев. Ты насмотрелся сериалов. Послушать тебя, я прямо гребанный герой, — подношу бутылку к губам и делаю большой глоток.

Алкоголь обжигает горло, но, по всей видимости, я перестал что-либо чувствовать в тот день, когда наблюдал, как убиваю её доверие.

Я должен был все сделать сам.

Своими руками.

Не знаю, как он меня нашел. Как узнал. Возможно, он следил за моей жизнью. Чтобы понять, кому отдала сердце та, кого он так давно желал. Я понял это сразу, стоило ей нас познакомить. Мы в тот же день обменялись вполне понятными взглядами. Он сообщил, что я ошибка, которую он так или иначе устранит. Но я был слишком самонадеян и опьянен любовью к ней, чтобы насторожиться. Потому послал его в зад, сказав, что она моя и ему придется раз и навсегда с этим смириться.

Но паскудный самородок не смирился.

Он ждал нужного часа. И дождался его.

Удача плюнула мне в лицо, и победа оказалась в его руках. Она блестела в его глазах, когда мы сидели в его дорогом кабинете, с его драгоценным юристом, и я без угроз и дула пистолета подписывал ублюдочный договор.

— Всё должно быть сделано безукоризненно. Надо, чтобы она увидела твое падение своими глазами. А когда она спросит почему, скажи те слова, что указаны в сценарии, в Приложении 1.

Да, он настолько говнюк, что даже написал сценарий того, как я должен разбить её сердце. Заботливо прописал скверные слова, которые следовало кинуть ей в лицо. Чтобы жестоко сломить.

Его настолько переполняло чувство собственной значимости, что я не сомневался в том, что большей частью он дрочил, представляя, что долбиться в самого себе.

— У меня есть условие.

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия, дешевка. — тот, с кем я заключал сделку, улыбнулся.

— Я хочу, чтобы той, с кем я изменю своей невесте, — я специально не назвал ее по имени, а назвал своей невестой, потому что знал, что его рожа недовольно скривится. И мелочно хотел нагнуть его хотя бы в этом вопросе, показывая, что сама она выбрала меня. Меня, а не его, хотя они и были знакомы с пеленок. Это уже говорило о многом, но он не хотел смириться. — Стала ее близкая подруга. — а имя подруги я не назвал по другой причине. По той, что — брезговал.