Измена. Я лучше чем она

Изгибаюсь, доползаю за стойки с зонтами, чтобы выхватить и огреть Давида по голове. Встать не могу, поэтому несмотря на задранное платье и голую задницу проползаю, но схватить трость не успеваю. Демон тащит меня, уцепивши ручищами, которые как клещи впились в талию. Ойкаю и под тяжестью Давида вновь падаю на пол.

Ужасно. Как ужасно, что меня наравне со злостью разбирает лютое сексуальное желание. Злое, всепоглощающее, почти убитое бездействием и равнодушием. Сейчас оно будто слои сна сбрасывает и крутит, вертит, просыпается.

– Сопротивляешься? – рявкает, как зверь, а я почти задыхаюсь под мощным телом, раздираемая противоречивыми ощущениями. – Мне нравится, Дина, – рука ползет и откровенно пошло щупает ягодицы. Стискиваю зубы, чтобы нечаянно не застонать… Да… – Дай посмотрю, а здесь?

– Не лезь, – отчаянно ору, пытаюсь сжать ноги, но не выходит.

– Не дергайся.

Давид неспеша проводит пальцами по складкам. Он словно издеваясь, так медленно ведет рукой, что начинаю ненавидеть его еще больше. Голова падает на пол, лицо завешивает волосами, и я давлю безумный непрошенный стон. Будь проклято мое тело!

Рывок и я стою на коленях.

Давид разводит их шире.

Тяжелые выдохи и вдохи горячат мою спину. Он трогает меня. Гладит поясницу, задирая платье все выше. Ласкает ягодицы, задевая постоянно пальцами промежность. Острая волна ненависти и неконтролируемого возбуждения сметает. Я никогда такого не чувствовала. Он как композитор пишет на моей коже новую мелодию, что потрясет мир.

Я сильнее, неудержимее наливаюсь тяжестью внизу живота, ощущаю что-то особое, ранее неизведанное. Прервать плетущуюся нить острого наслаждения, смешанного с непримиримостью, выше сил, безумно желаю чувствовать дальше.

На задний план уходит все остальное. Давид трогает там все чаще. Он несдержанно ругается, различить слова невозможно, потому что сознания нет, оно кусками вспыхивающими размазано в другой вселенной.

– Чувствительная какая, – это последнее, что воспринимаю и мое тело взрывается. Давид синхронно сдавленно стонет, а потом тугой плотный толчок прорывает мою ноющую плоть. – Шире. Расставь колени шире, Дина. Умница, малышка. … Какая ты умница… Вот так. Только я тебя ебать оставшееся время буду, – он врывается и закрепляется на каждой фрикции. Я хочу получить еще одну разрядку. Физическое желание выше моих моральных принципов. – Не послушаешь, хуже будет.

Слова возмущают и будто напитывают новым сопротивлением. Рвусь вперед, почти соскальзываю. Щиплю и царапаю за удерживающие руки. Барский затискивает меня в стальной капкан жадных обручей и заставляет вновь позорно не двигаться. Из последних сил кричу.

– Иди к своей Завадской!

– Заткнись!

– Не хочу тебя. Даже если снова силой возьмешь… Я ничего не чувствую!

– Да? Правда?

Нет времени думать, зачем он за мной примчался, как выследил и что думал в тот момент. Боюсь в очередной раз ошибиться. И слова, что говорит сейчас тоже неважны. Да? Ведь так?

Барский разворачивает меня и ложится сверху. Сдирает платье, обнажает грудь и едва взглянув впивается в натертую одеждой вершину. Как же это приятно, как хочется еще. Я понимаю, что наш секс случаен и что бы Давид не говорил не стоит принимать во внимание. Эмоции, не более того.

– Посмотри на меня, – поднимаю глаза и как только пересекаюсь с ним взглядом, чувствую, как он входит. – Не закрывай, Дина. Смотри.

Поднимаю тяжелые веки. О, Боже, от зрительного контакта обостряются все ощущения. По всему телу встает дыбом волоски, огромными мурашками обсыпает кожу.

Поплывший, тягучий, клейкий мужской взгляд. Животный, сексуальный, чувствительный и бесконечно ненасытный.

Он качает нас. Медленно наполняет сокрушающим удовольствием. Расфокусированным зрением улавливаю, как с напряженного лица капает сверкающая капля, что срывается со вздутой вены у виска. Удовольствие нарастает, ширится и заполняет все вокруг.

Мой мир рвется. Мой личный армагеддон настает неминуемо. Я ненавижу Давида за то, что источником буйства стал именно он, но изменить что-то не в силах. И отказаться уже тоже не могу, потому что не хочу!

Поддаюсь сиюминутному безалаберному желанию, впиваюсь в напряженные предплечья мужа и выгибаюсь бьющим толчкам навстречу. Он принимает и увеличивает амплитуду уникальной волны, в которой я теряюсь. Барский ласкает мою грудь, целует шею, трахает. Он везде. В каждой клетке моего предательского тела. Но кончаю не от этого бесконечного умопомрачительного удовольствия.

Давид в моменте прижимается лицом и почти касается рта. Наши губы распахнуты, они трутся друг о друга, вызывая немедленное желание жадно впиться и схлестнуться, но ни он ни я не решаемся. Запретный контакт еще сильнее поджигает кровь. Пьянит состояние Давида, он так неистово желает меня, что скрыть это уже невозможно.

– Давид! – распахиваю глаза, чувствуя приближение оргазма.

Провалиться мне в преисподнюю!!!

Барский сгребает мою гриву, сматывает в кулак и все же всасывается в рот с алчной ненасытностью. Не успеваю распробовать первый поцелуй, потому что сильнейший экстаз пости разрушает меня.

Давид кончает в след за мной с приглушенным стоном. Он настолько бурно изливается, что я вся мокрая насквозь. Сперма пропитывает мое платье, стекает вниз по внутренней стороне бедра. Давид скатывается. Не дав даже секунды передохнуть и принять действительность, неожиданно прижимает меня к себе. Удивиться не успеваю.

– Дин, – вырывает из пагубности низкий требовательный вопрос. – Ты трахалась с ним? Скажи мне.

– Тебя не касается.

Я все равно ему ничего не скажу.

– Значит, да, – начинает звереть на глазах.

– Думай что хочешь, – поднимаюсь на ноги.

Я хочу уйти. Мне нужно тщательно обдумать все, что произошло сегодня. И даже сам Барский остановить меня не сможет. Как только скрываюсь из вида, слышу, как разбивается мебель и яростный мат сотрясает стены.

Глава 20

– Ты мне зуб сломан, придурок.

Славич раздраженно швыряет ключи на стол. Зуб? Что-то я не вижу, какой именно. А вот губы конкретно разбиты. От поврежденной смазливой рожи мне делается очень хорошо. Просто кайфую, глядя на расквашенные вареники козлины.

Сильнее нужно было бы приложить. Зря меня Дина остановила.

– Во-первых, я бы с удовольствием тебе хребет переломал. Во-вторых, твоя челюсть цела и зубы тоже.

– Так сделал уже. Сучара, ты Барский. Ты думаешь, что тебе мотаться к бабам можно, а ей нельзя?