Измена. Я лучше чем она

Ворон укладывает на кушетку Дину и сюсюкает, будто ей тринадцать. Мне блядь кажется или он уж слишком нежно касается ее. Интересно что дальше?

Дина глазом не моргает, даже голос не меняется, когда видит иглу с ниткой. Не паникует и не дергается. Удивляет меня, да. Как заново знакомлюсь с ней.

Воронов фиксирует колено и ободряюще улыбается. Не вижу выражение лица жены, но очень интересно. Захожу с боку, чтобы лучше видеть, как работает недохирург-казанова. Напоминаю о том, что шрамов быть не должно, но он это и так знает.

Гремят стерилизаторы, загораются яркие лампы. Он отвлекает Дину от манипуляций, заговаривает. Я реально не понимаю разливаний соловьем, но от приторности блевать тянет. Старается, зарабатывает бонусы на будущее. Разве меня это цепляет? Нет, конечно. Вся тусовка видит, как меняю любовниц не заботясь, что жена узнает. Поэтому Дине позволительно флиртовать в моем присутствии. Такие дела.

Складываю руки на груди и внимательно наблюдаю за ужимками павиана в белом халате. Бабуин несчастный. Сейчас горячим сахаром потечет. Настоятельно рекомендую не разговаривать, а работать. На мой ледяной пассаж только плечом дергает.

– Диночка, потерпи.

Он переходит на «ты» без предупреждения. Вот это уже серьезно. Для Славы большой шаг сократить дистанцию с женщиной, а тут внезапно и очень быстро. Гадство.

– Будет немного больно.

– Я привыкла к боли, Вячеслав. Шейте смело, – не позволяет сместить грань знакомства. – Я почти ее не замечаю.

Дергаюсь впервые от произнесенных слов. Так говорят обреченные на вечные страдания женщины. Вопрос в том, что Дина говорит это, пристально глядя мне в глаза. В них столько огня, что пламя загасить уже невозможно. Оно только сильнее разгорается.

Перевожу взгляд на колено. Напряженно наблюдаю, как ее кожу протыкает игла, потом вновь пялюсь на Дину. Пока Ворон тянет нитку и формирует узел, схватка взглядов не прекращается.

Что ж, кому как ни тебе открыто противостоять человеку, который в тебе никогда не нуждался и нуждаться не будет. Такова наша странная жизнь, детка.

А в ней что-то есть…

Глава 7

– Останешься?

Давид стоит на пороге нашего дома, словно раздумывая заходить или нет. Я не жду, что он согласится, скорее по привычке спрашиваю, будто мы играем в одну лишь нам известную дурацкую игру под кретинским названием «семья». Потирая виски, устало выдыхаю. Как же устала каждый раз опускаться мордой в грязь. Я что уродка? Безвольная игрушка? Кто я их игре?!

– Впрочем, как хочешь.

Осторожно разворачиваюсь. Бережно ступаю на зашитую ногу, ковыляю в сторону лестницы. Мне срочно нужно в душ и потом сменить провонявшую парами клуба и больницы одежду. Я утомилась от сегодняшнего вечера. Еще немного и рассыплюсь темной кучкой по комнате.

Непроизвольно и неосознанно морщусь, как только ступаю на первую ступень. Обезболивающее начинает отпускать, и стянутая кожа немилосердно щиплет и дерет. Ойкаю, но упасть не успеваю. Взлетаю в воздух.

Неуклюже взмахнув руками, оказываюсь на руках у Давида. Первая реакция затрепыхаться и сползти на пол, но он не отпускает. В объятьях Давы ничего интимного, но мне хватает жесткого контакта, чтобы предательское тело заныло. Ненавижу себя за это. Сколько бы растаптывал деспот сердце, оно каждый раз бешено отстукивает.

– Я сама. Обойдусь, – шиплю сквозь сжатые до хруста зубы.

– Молчи.

– Давид!

– Рот свой закрой, Дина. Ты практически инвалид, как забираться на витой Эверест собралась?

– Без тебя справилась бы.

Он молчит. Упрямо шагает вверх по лестнице. Не понимаю, что с ним происходит. Ведь завтра и не вспомнит обо мне. Отодвигаюсь от него дальше, рискуя свалить и себя, и его. Выносить близость просто средневековая пытка.

– Не дергайся.

– Что тебе нужно, Давид?

Умудряюсь толкнуть его в грудь, но силы внезапно заканчиваются. Трагифарс моих оголенных разорванных чувств постигает вышку и разрывается ядерным взрывом. Не хочу больше быть послушной. Не хочу входить в положение. Мне плевать на их бизнес, на слияние и вывод капитала. Устала. Я устала!

– Дина.

И меня прорывает. Куда только холеная выдержка девается.

Вся наука матери летит в пропасть. То, что вдалбливали в меня с детства, лопается как мыльный пузырь.

Дина, ты должна понимать в каком обществе мы вращаемся. Личные интересы ничто, главным является исключительно благосостояние... Что бы не случилось, ты должна всегда быть на высоте. У женщин одно оружие – внешность и искусство в постели. Будь учтива, доброжелательна и послушна…. Помни, что превыше всего ставятся не твои желания, как прожить жизнь, а семейные дела. И только ты теперь сможешь спасти папу. Помоги нам. Иначе… Иначе я просто умру…

Вот мантра моей родительницы, вбитая в голову отбойным молотком.

Но знаете! Да пошли они!

Я это я теперь.

– Уйди, – задушено молочу. – Или лучше отпусти меня. Насовсем отпусти. Вы меня замучили. Все! Мать до смерти боится, что ты вышвырнешь меня и тогда их планам конец. Ты-ы-ы! Ты медленно пытаешь своим безразличием и презрением. У меня же душа есть, понимаешь? Чертов ты замороженный демон! Я вас всех ненавижу! Всех!

Сумбурная речь не впечатляет Давида. Он лишь аккуратно ставит на пол и встряхивает за плечи. Сбрасываю руки, отшагиваю назад. Огромное зеркало позади отражает мой жалкий вид. Драная привокзальная блудница с размазанной косметикой и спутанными волосами. Против меня безупречный муж королем смотрится. Он спокойно и самое убийственное, безэмоционально взирает на меня с высоты своего роста. Неопределенно дергает уголком губ, роняет слова как подарок.

– Давай ты переоденешься, помоешься и мы поговорим.

– О чем?

– О нас, Дина. О нас.

– К черту!

В сердцах рассекаю воздух рукой и направляюсь в спальню. Минут сорок моюсь и привожу себя в относительный порядок. Надев мягкий спортивный костюм, промокаю волосы сидя уже на кровати. Нужно заканчивать вынужденный брак и жить как хочется. Плевать, что могу остаться ни с чем, я готова голодать лишь бы больше не испытывать боль от беспомощности.

Отвыкну. Забуду. Переживу.

Тянусь к сумке и верчу в пальцах визитку Воронова. Сволота большеротая. Чуть слюной не залил пока рану штопал. Звони в любое время. Да пошли вы все куда подальше. Рву картон на мелкие куски, рассыпаю на прикроватном столике.

Кто угодно смотрит на меня, только не Давид. Ну почему меня угораздило влюбится в него!

Глава 8

– Надеюсь у тебя хватит ума удержать мужа хотя бы на этом приеме, - шипит мать, тщательно скрывая злость. Маскирует фальшивой улыбкой исходящий гнев. Стряхиваю ее ладонь, которая больно вцепилась в локоть.
– Не дури, Дина. Роди ребенка засранцу, и мы привяжем их навечно.