Измена. Я тебя не отпускал!

Неужели я ошибся, и моя маленькая жена умудрилась в меня влюбиться? Хотя к чему поспешные выводы. У женщин очень обострено чувство гордости и собственичества. Вполне может быть, что все дело в этом.

Но ведь Женя отличается от всех известных мне женщин. В ней нет ни гордости, ни здорового эгоизма. Кажется, именно из-за этой ее уязвимости я и перестал противиться нашему браку. Познакомился с ней и понял, что эту хрупкость дрожащую нужно кому-то защитить. И почему бы не мне: жениться мне было давно пора, кандидаток не было, детей я уже готов заводить, а тут такая удобная мягкая кандидатка в жены и матери для моего наследника. Почему бы и не взять. Взял.

Правда детей у нас почему-то так за год и не получилось. Да еще и в итоге сам же навредил ей. Страшно представить, какая катастрофа сейчас разыгралась у малышки в голове.

— Герман, чай, — полушепотом окликает меня секретарша от двери.

— Поставь на стол и уходи, — велю сухо, вглядываясь в лицо посапывающей на моем плече девушки.

Она вроде симпатичная. Может для кого-то даже красивая. Но другая на ее месте взяла бы у меня безлимитку, и такого лоску навела бы, чтобы я о возрастной пропасти между нами больше ни разу не вспомнил. А ей воспитание не позволяет мои деньги тратить. Вот и получается, что я в постели с этим русоволосым ангелом себя последним маньяком ощущаю. Я-то пожёстче люблю, погрязнее. Но с ней жестить мне тупо моральные принципы не позволяют.

Света проходит по кабинету, цокая каблуками, ставит чай на мой стол, и возвращается к двери все так же раздражая мой слух своим цоканьем.

— Тише будь! — шикаю.

Она останавливается за моей спиной:

— Это реально твоя жена?

— Надеюсь все еще да.

— Надеюсь? — переспрашивает вроде удивленно. — На нее записано все твое имущество? Иначе не понимаю зачем такому мужчине как ты эта серая мышь. Кто вообще в наше время такие длинные косы отращивает?

И правда. Смотрю на каскад разметавшихся натуральных светло-русых волос:

— Тебе этого и не нужно понимать. Это мое лично дело.

— Личное? А я тогда какое?

— А ты, — бросаю на нее брезгливый взгляд через плечо, — моя бывшая секретарша.

Конечно, дело не в ней. Я сам себе противен. Хочется помыться. Но первым делом избавиться от «сообщника». Женя никогда не должна была этого увидеть.

— В смысле… бывшая? — звучит истерично. — Собираешься меня уволить из-за того, что твоя замухрышка нас застукала?!

— Нет. Я увольняю тебя за то, что ты плохо исполняешь свою работу.

— Когда это?

— Ты не удосужилась напомнить мне о годовщине моей свадьбы. Хотя я более чем уверен, что этот пункт внесен в мой календарь. Я лично его туда вписал год назад!

— Я подумала, что это напоминание о нашей годовщине!

— О нашей? — морщусь неприязненно. — Ты о том, что я вот уже как месяц имею тебя на своем столе? Сомнительный повод для празднования.

— Мудак! Убила бы…

— Занимай очередь.

Света вылетает из кабинета, громко хлопнув дверью на прощание. А я сильнее прижимаю к своей груди светлую головку, в надежде, что Женя пока не очнется.

Я еще не решил, что делать дальше.

О разводе и речи быть не может. Мать мне этого не простит. Да и она без подобных ударов плоха стала.

— Что же мы теперь будем делать, малыш? — убираю с ее лица выбившийся локон. — Я действительно мудак. Но и отпустить тебя не могу. Придется зарабатывать прощение.

Подхватываю свою невесомую жену на руки, и выхожу из кабинета.

Пока стою в лифте, утыкаюсь носом в ее волосы. Как всегда, пахнет полевыми цветами. Такая простая. Чем же мне тебя теперь задабривать?

Она же упрямая. Так и не смог убедить ее тратить мои деньги на нечто большее, чем хозяйственные расходы. Значит вариант с подарком в качестве извинений отметается.

Насколько было бы проще мне жить, возьми я в жены одну из своих любовниц? Здоровый жесткий секс. Загулял — колечко с брюлликом или машинку новую. И все! Эта же…

Поздний вечер. До дома доезжаем быстро. Оставляю распоряжение водиле, чтобы суженую мою с территории не выпускали, и вхожу в дом с ней на руках.

Помню ее неподдельный детский восторг, когда она впервые оказалась у меня. Так бесхитростно восхищаться, пожалуй, может только Женя.

Укладываю ее в кровать и ложусь рядом. Обнимаю.

Да, кажется меня мучает совесть. Но я ведь не могу заставить себя любить ее по-настоящему? Что мне теперь сделать? В монахи записаться? Секс с ней вызывает во мне слишком много противоречий. Она стесняется буквально каждого моего движения. А когда я порвал ее в нашу первую брачную ночь, то думал у меня вообще больше никогда не встанет — так испугался за нее.

Кожа бледная, пальчики тоненькие, грудь маленькая, да она вся маленькая по сути. И я — амбал под два метра, сплошь мышечная масса. Я люблю жесткий секс и опытных женщин с аппетитными формами. Помню, когда родители впервые показали мне Женю, я подумал, что они шутят. Но спорить с отцом не смог — у него тогда уже диагностировали рак.

Женя дочка друзей моих родителей. Она поздний и очень долгожданный ребенок. Когда она родилась мне было почти пятнадцать, я даже помню, что был на ее выписке из роддома.

Нет, она не росла у меня на глазах. Ее родители погибли в аварии и маленькую Женечку забрала к себе в деревню пожилая бабушка.

Моя мама все время поддерживала контакт с бабулей, узнавала, как растет малышка. Она знала о ней буквально все. Вплоть до того, что Женечка круглая отличница, и посещает всевозможные кружки в деревенском клубе. Знала о ее болезнях и победах во всевозможных олимпиадах.

В один день бабушки не стало. А Женя хоть уже и доросла до совершеннолетия, но явно не была готова к одиноким реалиям нашей жизни. По мнению моей матери, конечно. И позаботится о юной сироте больше было некому.

Мама недолго обрабатывала моего отца — он ведь тоже всегда с теплом вспоминал своих погибших друзей. Поэтому родители вдруг решили, что ненароком вырастили для меня идеальную невесту.

— Ты и сейчас не готова к реалиям жизни, — глажу ее волосы, разглядывая умиротворенное личико. — Наверно для кого-то ты бы стала мечтой. Но тебе не повезло достаться такому козлу как я…

Глава 3. ОНА

Просыпаюсь от того, что Герман гладит мои волосы. Не хочу выдавать себя, прислушиваясь к ощущениям. Меня тошнит. И как бы я ни желала убедить себя, что весь вчерашний кошмар мне приснился — не выходит. Мерзкая реальность усиливает тошноту.

— Проснулась, малыш? — меня обдает стойким запахом виски. — Давай поговорим?

Открываю глаза. Странно. За окном еще темно.

— Ты пил?

— Кажется это чувство вины, — хмурится болезненно.

Мне на секунду становится его жаль. За год нашего брака я ни разу не видела, чтобы Герман употреблял алкоголь. Даже на нашу свадьбу. Одергиваю себя, и его заодно: