Измененный

— Анна? — позвал папа.

Я высунула голову в дверь.

— Я внутри.

Он зашел в сарай, и наступило неловкое молчание. Сейчас было самое подходящее время для семейных объятий, но папа больше не был мне папой, и мы с самого начала никогда не обнимались.

Я показала на его ногу.

— Как нога?

— Не так плохо, как кажется на первый взгляд. Ты в порядке?

Я пожала плечами, желая рассказать ему все, что перемешалось в моей голове. Я была рассержена и разбита, мне было грустно и страшно. Но я хотела, чтобы папа понял меня без слов. Хотела, чтобы он прочитал все на моем лице, как это обычно умеют отцы. Чтобы он развеял все услышанные мной истории и чтобы вернул все на свои места.

Только он этого не сделал.

— Где Ник? — спросил он.

— Там, — поколебавшись, указала я.

Ник сменил позу с тех пор, как я осматривала его в последний раз. Это казалось хорошим признаком.

Отец сразу принялся за работу. В этом он был хорош — в работе и исправлении ошибок. Он забрался в яму и приложил пальцы к шее Ника.

— Пульс есть, но слабый. Можешь залезть сюда? Возьми его за ноги. Нам нужно вытащить его отсюда, и я не знаю, какой вес смогу нести.

Я спустилась в яму, обхватила ноги Ника, и на счет три мы подняли его. Отец сжал зубы от боли. Мы перевернули Ника на бок и положили на пол, после чего сами выбрались из ямы.

Целых десять минут мы шли к машине, неся Ника. Я старалась взять на себя как можно больше веса, чтобы папе было легче, но Ник был в два раза больше меня.

— Я подержу его, пока ты будешь открывать дверь, — сказал папа, когда мы добрались до машины.

Я потянулась к ручке, но пальцы соскользнули, обломав ногти. Я выругалась и попыталась снова, руки не слушались. Наконец мы смогли уложить Ника на заднее сиденье.

— Документы, — вспомнила я, когда отец сел за руль. — Я забыла взять их. В них информация о программе и Подразделении. Это наше единственное преимущество.

— Поторопись, — ответил папа, заводя машину.

Я помчалась обратно в сарай, нырнула в яму и выскочила с доказательствами. Когда я вернулась, отец не стал терять ни секунды. Он нажал на газ прежде, чем я успела захлопнуть дверь.

Из-за дождя в выбоинах образовались лужи, скрыв их от глаз. Мы попали в одну, и Ник застонал на заднем сиденье. Пока я перелазила назад, мы попали в еще одну, и я практически упала на Ника.

Мы с Ником никогда не ладили, но я была в долгу перед ним — он прикрыл меня от пули.

— Ник? Ты слышишь меня?

Он сжал мои пальцы, и я вздохнула с надеждой.

Мы ехали какое-то время, а потом остановились у аптеки — папе надо было купить лекарства для лечения Ника. Спустя тридцать минут мы нашли придорожный мотель, и папа снял номер, расплатившись наличными, чтобы Подразделение не отследило его денежные операции.

К тому времени как мы занесли Ника внутрь, его веки стали подрагивать. Мы уложили его на кровать, и папа осторожно снял с него окровавленную одежду. Он работал с быстротой и точностью профессионала, как-будто делал это раньше. Возможно, и делал.

Используя алкоголь для обеззараживания и купленный походный швейный набор, отец смог зашить пулевое ранение, которое оказалось глубоким, но не опасным для жизни.

Я сидела в кресле, обхватив руками колени, словно ждала чего-то, какой-то новой информации. Гадала, где же Сэм и все ли у него в порядке. Я беспокоилась. Мы теряли время. В любой момент Коннор и Райли могли стереть его память, тогда бы все наши усилия прошли даром.

Закончив, папа вымыл руки, сделал большой глоток воды из бутылки, купленной вместе с лекарствами, и поднял соломинку.

— Думаю, с ним все будет хорошо. Я не нашел серьезных повреждений. У него большая кровопотеря и сильное истощение. И еще обезвоживание.

— Почему ты здесь? — Этот вопрос крутился в моей голове весь последний час. Я думала о том, был ли ошибкой мой звонок ему, и все еще ждала, что Райли ворвется в нашу дверь.

Отец сунул соломинку в рот.

— Я делаю то, что должен был сделать давным-давно. — Он подошел к окну, отодвинул плотную оранжевую штору и осмотрел парковку. — Я согласился вести проект с ребятами, потому что у меня были тяжелые времена. Мы с твоей мамой… — он замолчал. — То есть, мы с Сурой… только-только развелись, но она все еще была огромной частью моей жизни, а мы снова поругались… Я тогда хотел отрешиться от всего, насколько это было возможно. Узнал о проекте на ферме и согласился, не зная, во что ввязываюсь.

Он провел рукой по седеющим волосам, приглаживая их.

— А потом появилась ты… — Он покачал головой, и волосы снова растрепались. — Я не думал, что ты когда-нибудь обо всем узнаешь. По крайней мере — не так.

— Райли сказал, что я была изменена. Это правда? — Мрачно посмотрев на меня, папа подтвердил это кивком. — Когда у меня происходило лечение?

— Тебе дважды в неделю добавляли лекарства в пищу.

Он посмотрел на меня, ожидая, когда я все пойму.

— Лимонад.

Он добавлял лекарства в мой лимонад. Сэм и другие переживали ломку, у меня тоже были головные боли, но я думала, что они от стресса.

Папа продолжал:

— Твои изменения были минимальными. Подозреваю, что ты должна быть сильнее, чем любая девушка твоего строения. Но самое главное — ты связана с ребятами на таком уровне, что даже мне этого не понять. И они непременно будут слушать тебя.

— А Трев? Он был изменен таким же образом? У меня есть власть над ним?

— Почему ты спрашиваешь?

Я рассказала ему о предательстве Трева. Новость ошеломила его точно так же, как и меня.

— Ого. Я и понятия не имел. Лечение Трева отличалось, да. Я думал, что они тестировали на нем иные лекарства, чтобы посмотреть, как он будет взаимодействовать с тобой и другими. Я бы никогда не догадался, что он работает на Подразделение.

— Это многое объясняет. Я не могу вспомнить ни одного случая, когда бы он слушал меня, если правильнее было этого не делать. Подразделение не хотело, чтобы он был под моим контролем. — Я потерла глаза ладонями. — Но почему они хотели забрать парней из лаборатории?

— Они собирались переместить их в другое учреждение, а тебя оставить на ферме, чтобы проверить связь между вами на таком далеком расстоянии. Коннор хотел довести проект до предела возможностей, прежде чем…

— Прежде чем продать его.

Отец вздохнул.

— Я стараюсь не влезать во все это. Мне просто нравится наука. Ну, или нравилась.

Он зажал соломинку между указательным и средним пальцами.

— Знаешь, а я ведь знал, что он делает.

— Что? — подняла я на него глаза.