Изменить себе

И вот, настал этот день. У нас с Матрикой одновременно отошли воды. Мы взялись за руки и вместе отправились в специально отведённую хижину. Роды принимала Месса. Нас положили на лавки, дали травяной настой. Такой боли я в жизни никогда не испытывала. Я бы сейчас не отказалась от какой-нибудь чудодейственной настойки, но сказали — нельзя, всё это может навредить ребёнку, так что надо потерпеть. Я думала, умру. Хотелось только одного, чтобы это всё закончилось. Закончилось всё быстрее у Матрики. Она моложе и крепче. Мне хотелось, чтобы на меня тоже обратили внимание, и тут помощница позвала Мессу, и они засуетились вокруг меня. Я поняла: сейчас всё произойдёт…

На меня смотрело голубоглазое «чудо», она совсем не была страшненькой, как все только что родившиеся малыши. Она была миленькой и тихонько спала рядом со мной. Я смотрела на неё, и слёзы, не переставая, текли из моих глаз. Вопрос номер один был решён, и теперь на меня обрушились все остальные, которые стояли в очереди. Я понимала, что просто не смогу оставить её. Какая судьба здесь ждёт моё сокровище? Что это за жизнь? Если бы был мальчик, то хотя бы были почёт и уважение, а так, сплошное удовлетворение потребностей.

Опять не выжил ни один ребёнок из тех, в зачатии которых участвовали только местные. Их род вырождался без какой-либо надежды. Бедная Матрика была сама не своя, я не представляю, как она это пережила. У всех моих девчонок всё получилось отлично, а Алина родила двойню. Героизму этой девушки я не переставала удивляться, она не знала ни усталости, ни боли, ни раздражения. Нас опять всех поселили вместе, как-то получилось так, что мы все разродились почти одновременно, с интервалом лишь в несколько дней.

Не было беззаботных бесед и радостного смеха. Все находились в своих мыслях, и никто не решался завести разговор о главном.

Когда я пришла на встречу с Артёмом в условленное место, то, пожалуй, впервые за последнее время действительно не хотела его видеть. И он, конечно же, это чувствовал, он всегда абсолютно точно определял моё настроение, это иногда даже расстраивало. Но причина ему была неясна. Я старалась не смотреть ему в глаза.

— Дарина, мы не виделись почти две недели, а ты даже на меня не смотришь. Что такое? Всё нормально?

— Да.

Он взял моё лицо в руки и повернул так, чтобы мои глаза смотрели прямо на него. Они были полны печали и слёз.

— О, нет! Дарина, ты опять за своё?

— Артём, я не смогу её здесь оставить! Не смогу!

— Я не хочу ничего об этом слышать. Она тебе не принадлежит. Ты не сможешь её воспитывать. Максимум, что ты сделаешь, это продлишь на полгода своё пребывание. А потом? Через месяц-другой ты опять забеременеешь, и, абсолютно точно, отцом ребёнка буду не я. Ты будешь рожать детей, пока сможешь, а потом тебя просто убьют.

— Да, и опять вернусь к ней. И мы будем вместе хотя бы какое-то время. Артём, давай останемся! Я не хочу обратно. Меня здесь всё устраивает. Может, всё изменится.

— Дарин, это иллюзия. Мы не можем здесь делать того, что хотим. Никаких нас не будет. Ты понимаешь, через год нам нельзя будет быть вместе. Поэтому я даже не допускаю мысли о том, чтобы ты добровольно здесь оставалась. Девочку мы с собой взять тоже не сможем. Дарина, мы вернёмся домой и можем жить вместе нормальной жизнью, нарожаем сколько хочешь детей. Пожалуйста, выбрось эти мысли из головы и не терзай себе душу.

Я закрыла лицо руками и просто ревела. Кругом была безысходность. Я не знала, что мне делать и как правильно поступить. Артём сел рядом и обнял меня за плечи.

— Ты даже не видел её. Она такая прелесть. Это такой желанный для меня ребёнок. Должно же быть какое-то решение?

— Вариантов нет. Ребёнка мы не сможем забрать, и нам тут задерживаться нельзя. К тому же я не уверен, что они нас добровольно-то и отпустят, пусть даже через 3–4 года. Им проще и безопаснее нас убить.

— Мне пора.

Он взял меня за плечи и сказал:

— Ты должна настроиться. Я прошу тебя.

Я посмотрела на него отстранённым взглядом, даже не слыша, что он говорит, пошла домой.

***

Разговор после рождения Мелиссы меня преследовал очень часто в моих снах. Это был кошмар. Я всё пытался придумать, что могу изменить, и словно ходил по кругу, потому что выхода не было. После этого она уже была другой: послушной, покладистой и равнодушной. И уже не делилась своими мыслями. Мы виделись очень редко, иногда неделями не пересекались. Я совершенно чётко знал, что она решила остаться. И было невыносимо пережить этот цирк: она врала мне, что всё хорошо, а я ей врал, что ей верю. И когда у нас был готов план, как всех отсюда вывести, решил уже не ходить на встречи, чтобы не врать и не проболтаться. Я ходил и наблюдал за ней, как и раньше, из своего укрытия. И было ужасно грустно осознавать, что мы опять чужие. Я тоже не хотел оставлять дочь здесь, но не было другого выхода! Поэтому ответственность решил взять на себя. Пусть она не простит меня, знаю, кого-то винить всегда проще, чем себя. Марго обещала помочь и дать какую-то настойку, которая лишает памяти. Но мы с Данилом решили сначала посмотреть, может, всё будет нормально и мы обойдёмся без неё. С одной стороны, я очень боюсь, что она меня забудет навсегда, а с другой стороны боюсь, что никогда не простит.

Дарина.

Алина точно никуда даже не двинется с места. Она это знала и не говорила этого, только потому что я не спрашивала. Но уверенность во взгляде, поведении, отсутствие всяких терзаний говорили сами за себя. Александра, Аня и Олеся тоже совершенно точно знали, чего хотят, они хотели возвращения домой, и, хотя исправно выполняли свой долг, достаточно легко воспринимали мысль о том, что детей нужно будет оставить. Получается, что только я не представляла, как мне поступить. Остаться здесь и ждать дальнейшей своей участи или забыть всё как страшный сон и сделать попытку к возвращению в свой мир.

Отношения с Артёмом испортились. Я просто поставила стену между нами. У нас были разные цели, и дальше нам было не по пути. Последний месяц я его вообще не видела. Вот любовь и закончилась, при первой же сложной ситуации меня просто бросили. Сильно меня это не расстраивало, воспринимала как должное, по-другому просто не могло и быть, не бывает всегда слишком хорошо. Я до верха была заполнена материнским инстинктом и заботой о моём ребёнке, поэтому в депрессию впадать мне было некогда. Ничего важнее моей девочки сейчас не было. Я просто смирилась с этой мыслью, перестала считать дни и без всяких эмоций подумала, что нас с Алиной решили оставить здесь. Наверное, так будет лучше всем. И успокоилась. Мне стало легче. Пусть год, потом ещё почти два года вместе. А там посмотрим, что будет, может, всё и образуется. Устроим с Алинкой здесь переворот и научим жить по-человечески. С такой мантрой я засыпала каждый день.

Настал день X, я это поняла по оживлённым сборам девчонок. Меня это никак не трогало. Мы с Алиной жили в прежнем ритме, я ей помогала, она — мне. Кормили, укладывали, меняли пелёнки — всё как обычно, отвлекаться на пустяки не было времени. И уже поскорей хотелось, чтобы этот день закончился, чтобы все лишние люди отправились восвояси и не напоминали лишний раз, откуда мы родом. Уложив малышку, я тоже легла спать.

***

Без Марго мы бы не справились. Она уверена на 100 %, что нам надо покинуть это место, пока есть такая возможность. В её арсенале целая куча всяких «бабкиных» секретов. Путь до ворот был не близким, и, если Дарина и Алина будут всё время сопротивляться, мы вряд ли и до утра доберёмся. Она предложила их усыпить, поэтому, не вызывая подозрений, мы с ними больше не спорили. Разжечь усыпляющую траву в нужный момент доверили Александре и Ане. Они выполнили задание великолепно. Когда мы пришли, девчонки тихо-мирно спали. Нести их до ворот, даже спящих, было непросто. Когда мы подошли, проход был уже открыт. Мы беспрепятственно вышли и оказались в своём мире. Палатки полиняли и выцвели, всё заросло, но вещи все были на местах. Стало жутковато. Я не сомневался, что мы поступаем правильно, и радовался свободе. Когда Данил попытался вернуться за своим ножом, который он обронил, пока тащил Алину, за проходом был обычный лес. Портал закрылся или, может, допускал только один проход. Это было неизвестно.