Изменники Рима

– Может быть, в другой раз.

Он снял оружие, тунику и калиги и взял льняное полотенце, которое протянул ему охранник раздевалки. Обернув его вокруг талии, он прошел через отверстие в конце комнаты во влажную атмосферу тепидария. С одной его стороны мужчина втирал масло в кожу, а за другим ухаживал раб, который осторожно соскребал масло и грязь с помощью бронзового стригила. Они на мгновение взглянули вверх, когда Катон, проходя мимо, отдернул толстую льняную занавеску, отделяющую комнату от кальдария. Вырвался пар, и он моргнул, увидев волну тепла, ударившую по его лицу и телу, затем вошел внутрь и позволил занавеске вернуться на место.

Кальдарий был комнатой поменьше, футов двадцати в поперечнике. Вдоль стен стояли каменные скамейки, а в одном углу стояла большая железная чаша, вставленная в мраморное основание. Пар клубился изнутри, пока камин под полом нагревал воду. В другом углу, напротив входа, находилась жаровня, обеспечивающая освещение. В тусклом свете Катон мог различить двух других обитателей маленькой комнаты: стройного юношу с темными чертами лица и пухлого мужчину средних лет. Оба были обнажены, и последний гладил юношу по спине. Они посмотрели на Катона, когда он пересек комнату и сел рядом, накинув простыню на плечи.

–  Префект Секстилий?

– Да, - осторожно ответил человек постарше, убирая руку от юноши.
– Кто интересуется?

– Я трибун Квинт Лициний Катон.
– Катон взглянул на юношу и заговорил по-гречески.
– Оставь нас.

Юноша быстро оглянулся, прежде чем повернуться к Секстилию, который кивнул и похлопал мальчика по ноге, пробормотав: - Подожди меня снаружи.

Когда они остались вдвоем, префект повернулся, его живот лежал на дряблых бедрах. Он погрозил Катону пальцем.
– К чему это? Месяц назад у меня уже был один имперский считатель бобов, который проверил все книги и записи когорты. Он ничего не нашел. Не говори мне, что это еще одно расследование!

– Нет. Ничего подобного. Мне не интересны твои счета.
– Катон замолчал. Не было ничего страшного в том, чтобы сказать правду.
– Я еду в Зевгму, а затем направляюсь в Парфию.

– Во имя Плутона, что ты там потерял? Долбанные парфяне грозят начать войну с нами.

– Это то, что я стремлюсь предотвратить, - ответил Катон.
– Я возглавил посольство. Командующий Корбулон хочет предложить царю Вологезу возможность заключить мир.

Секстилий фыркнул.
– Как-будто есть надежда на это! Эти ублюдки уже переходят границу и атакуют наши торговые пути и даже некоторые из наших форпостов. Я сомневаюсь, что это воспримут хорошо в Риме, когда император узнает об этом. Даже если ты каким-то чудом убедишь парфян принять мир, я готов поспорить, что мир будет последним, о чем думает Нерон. Ты зря теряешь время, трибун. И ты кладешь свою голову, как и головы остальных твоих людей под топор.

Пот уже выступал на лбу Катона, и он промокнул его краем полотенца, прежде чем ответить.
– Может быть, но я выполню свой приказ.

– Тогда ты дурак.

Он проигнорировал оскорбление. Так как ему нужна была информация, не было смысла создавать между ними дальнейшее напряжение.
– Так что именно ты слышал о парфянских нападениях?

Секстилий прислонился к стене и скрестил руки.
– Я не знаю всех подробностей, только то, что я слышал от солдат, проходящих через город. Говорят, что из Карр действует какой-то военачальник. Он посылает конные колонны атаковать через границу, от Самосаты и почти до Суры. После того, как Корбулон отвел свою армию обратно в Тарс, чтобы обучить людей, враг осознал, что граница слабо защищена, это был лишь вопрос времени.

– У тебя есть какие-то предположения, какова цель этих рейдов?

– Судя по тому, что я слышал, похоже, они охотятся за добычей. Помимо атак на наши аванпосты, не было никаких попыток захватить какие-либо города. Что касается размера колонн, кто может сказать? Ты знаешь, как это бывает. Один человек будет клясться, что их тысячи, другой утверждать лишь часть от этого числа. В любом случае они запугали местных жителей. Караваны, идущие из Набатеи, остановились и повернули назад, и многие жители поселений бегут в города. Что касается военных, мы больше не патрулируем западный берег Евфрата, так как это слишком опасно. Известие было отправлено Квадрату, проконсулу и наместнику Сирии, но до сих пор мы ничего не слышали от него.

Катон снова вытер лицо и задумался над услышанным. Квадрат будет предупрежден об атаке первым и может не передать эту новость командующему Корбулону. Эти двое были непримиримыми соперниками, из-за чего Квадрат мог откладывать отправку сообщения в Тарс как можно дольше. Тем временем тем, кто живет на границе, придется искать в Сирии подкрепление, чтобы отогнать парфян. Учитывая, что лучшие подразделения губернатора были переброшены к Корбулону, любое подкрепление, которое все же достигнет границы, будет слишком слабым, чтобы принести какую-то пользу.

– Что ты знаешь о парфянском военачальнике?
– спросил он.

– Немного. Говорят, его люди называют его Ястребом пустыни.
– Секстилий зевнул и вытянул руки, затем скрестил руки за головой.
– Для меня это звучит как имя, которое мог бы выбрать мужчина, если бы он пытался заработать себе репутацию. Ты знаешь почему – ястреб поражает свою неопомнившуюся жертву на ровном месте. Какая-то чепуха в этом роде.

– За исключением того, что это не чепуха, хоть он и наносит удары из пустыни, а не с небес.

– Что ж, он вряд ли будет называть себя чем-то вроде Пустынного верблюда, не так ли?

Катон взглянул на него.
– Пожалуй.

– Тебе еще что-нибудь нужно?
– раздраженно спросил префект.

Катон подумывал упомянуть о пайках и снаряжении, которые он потребовал из запасов гарнизона, но Секстилий казался из тех офицеров, которые откажут ему в том, что ему нужно, если он не предоставит письменное разрешение от проконсула Квадрата, которого у Катона не было. В любом случае, к тому времени, когда префект обнаружит то, что было заимствовано из его складов, Катон и его группа уже будут далеко по дороге в Зевгму.

– Нет. Это все, - улыбнулся он.
– Большое спасибо за помощь.

Секстилий прищурился, не без сомнения подозревая, что над ним издеваются, и безмолвно ответил - Пожалуйста. Ты останешься ненадолго, чтобы принять ванну?

– Нет. Я охлажусь во фригидарии, и потом мне нужно вернуться к своим людям.
– Катон поднялся со скамейки.
– Мы уезжаем с первыми лучами солнца.

– Как жаль. Раз ты уже уходишь, пожалуйста, скажи моему юному другу, чтобы он присоединился ко мне.

К тому времени, когда он совершил омовение, оделся и вернулся в барак, выделенный для посольства, большинство мужчин уже спали, и звук храпа смешался со слабым писком крыс, сновавших по балкам крыши. Фламиний заложил несколько сеток под спальный мешок Катона, чтобы было удобнее для его хозяина, и Катон с благодарностью опустился на землю и снял калиги. Он посидел мгновение, сгорбившись вперед, подперев подбородок сложенными ладонями, и позволил своим мыслям обратиться к Луцию и остальным, оставшимся в Тарсе. Он понял, что его самый большой страх был не за себя, а за своего сына, и было чувство вины за то, что он мог не выжить, чтобы защитить и вырастить мальчика в мире, полном опасностей и предательства. Ни один мужчина, женщина или ребенок не были в безопасности, как бы далеко они ни пытались отстраниться от политики столицы. Даже если бы кто-то решил жить за пределами империи, это означало бы только обменять одни опасности на другие. Катон вознес молитву Минерве, чтобы Луций обрел мудрость, чтобы выжить, если с ним что-нибудь случится.

Его молитва была прервана ржавым скрипом петель, когда открылась дверь в конце барака. На фоне слабого сияния звезд была различима стройная фигура, затем дверь снова закрылась, и в темноте послышались шаги.

– Аполлоний?
– мягко позвал Катон.

– Это я, - тихо ответил агент, приближаясь. Он остановился в конце угла Катона, едва заметный.
– Как ты сладил с командиром гарнизона?

Катон кратко рассказал о своем предшествовавшем разговоре.
– А ты? Твоим торговцам есть что добавить?