Изнанка гордыни

У входа в его кабинет останавливаюсь. Гнев немного утих, и мне боязно отвлекать родителя. Поднимаю руку, чтобы постучать, но слышу из-за двери сердитый голос:

— Я сказал — “нет” и не приставай ко мне больше со всяким бредом!

— Но вы даже не обращаете внимания на очевидные преимущества… — лже-Риккардо, как всегда говорит невыразительно, но что-то заставляет заподозрить, что он тоже зол.

— Преимущества для кого? Пусть Мерчанти и Риччи подавятся! Я не буду снижать пошлины, обкрадывая себя и своих людей. А ты хапуга или идиот, если приходишь ко мне с подобными предложениями.

Я трусливо опускаю руку, так и не постучав. Сейчас не лучшее время, чтобы приставать к отцу.

Надо уйти, но я медлю, вслушиваясь в разгорающийся за дверью спор из-за пошлин на чужеземные товары. Вспоминаю, что в последний год отец и лже-Риккардо все чаще не сходятся во мнениях. Они умело скрывают разногласия, но луну надолго не спрячешь.

— Мне оскорбительно слышать от вас намеки о корыстном интересе с моей стороны, — голос лже-Риккардо звенит негодованием. — Рино — мое будущее владение. Я — ваш наследник…

— Ты — мое наказание за грехи, Джованни. Ты и Франческа, — тяжело говорит отец. — Вернись к Риккардо разум, я не стал бы терпеть тебя и минуты. Когда умру, можешь делать с герцогством что хочешь. Но пока не лезь, куда не просят. Ты собирался на охоту с Мерчанти, так иди. И передай этому торгашу, чтобы не протягивал лапы к нашим деньгам.

Еле успеваю отскочить за угол, как дверь распахивается. Джованни вылетает с перекошенным от ярости лицом и почти бегом направляется к лестнице, не замечая меня.

Я провожаю его взглядом.

Джованни Вимано?

Он тоже мой брат.

Бастард.

Унизительное слово, унизительный статус. Лоренцо был бастардом. Я знаю, как мучила его мысль об этом.

Джованни — всегда мрачный, всегда застегнутый на все пуговицы. Я всегда думала, что его сдержанность скрывает властность, сродни отцовской, а может и жестокость. Я ошибалась?

Как мало мы знаем своих близких.

Мне хочется подойти к нему, спросить “почему”, узнать что он думает, что чувствует. У нас никогда не было откровенных разговоров. В семье Рино не принято распахивать душу. Каждый — узник своей Кровавой башни. Каждый должен сам справляться со своими печалями.

Джованни спускается. Мысленно клянусь поговорить с ним. Позже. Я должна попытаться! Должна узнать какой он на самом деле.

Мой брат — Джованни Рино.

Подхожу к двери, чтобы постучать и снова замираю, подняв руку. Отец, должно быть, зол, очень зол из-за размолвки. Последнее дело приставать к нему сейчас, сразу после спора. Быть может, вечером, если у него будет хорошее настроение. Или завтра. Если его опять никто не рассердит…

Нет, меня это не устраивает. Слишком долго. И я обещала Риккардо!

Знаю, что поступаю самонадеянно, но я не в силах отложить все до другого раза. Я тоже из рода Рино. И я не позволю этой женщине издеваться над моим братом.

Я снова спускаюсь в подвал Кровавой башни.

Ожидание затягивается почти на час. Все это время я вышагиваю по камере, накручивая себя. Словно коплю силы перед ударом. Наконец, Изабелла Вимано входит, неся в руках лампу. На ней уже знакомая бархатная маска. Я помню, что скрывается под тканью, но слишком сердита, чтобы думать об этом.

Прочие слуги побаиваются сеньору Вимано, что неудивительно, учитывая ее уродливую внешность и пугающий ореол тайны вокруг этой женщины. Иные называют ее ведьмой, а иные и вовсе Черной Тарой во плоти, но я не верю в эти сказки. Я уже знаю, что раньше она действительно считалась красавицей. И одно время грела постель моего отца. Он был сильно увлечен безродной девкой, поговаривали даже, что она его приворожила.

Возможно, боги и правда покарали ее за связь с женатым мужчиной, как любит болтать челядь, но странно, что они не тронули моего отца.

Или безумие Риккардо — его наказание за этот грех?

Увидев меня, служанка останавливается в дверях:

— Сеньорита Рино? Вы снова здесь?

— Да, я здесь, Изабелла. И я хочу знать, что это значит!

Я тыкаю пальцем в сторону камеры Риккардо.

— Вы избиваете его?! Избиваете моего брата?!

— Я его пальцем не тронула, — говорит она. — Он вчера беспокоился и бился головой о стену. Такое бывает. Джованни мой сын, как могла бы я обидеть своего мальчика?

Она издевается или считает меня за дуру? Я видела синяки на шее Риккардо. Такой след оставляют только человеческие пальцы.

— Не смейте лгать! Мы обе знаем, что ваш сын сейчас на соколиной охоте с Орландо Мерчанти.

Как жаль, что нет возможности увидеть уродливое лицо, что она прячет под маской. Удалось ли мне застать ее врасплох? Напугать?

Трудно сражаться с закрытыми глазами.

— Не понимаю о чем вы, сеньорита.

— Все вы понимаете, — мой гнев холоден и остер, как заточенный стилет. Она страшна в своем уродстве и своей загадочности, но я не боюсь ее, не испугалась бы, будь она самой Черной. — Если я еще раз увижу синяки на Риккардо, или если вы снова побежите жаловаться моему отцу… тогда ваша маленькая тайна станет известна всем, поверьте. Я об этом позабочусь.

Я делаю шаг вперед, Изабелла отшатывается.

— И не надейтесь, что за бедного Риккардо некому вступиться, пусть даже отец предпочел вычеркнуть его из памяти. Довольствуйтесь тем, что сумели подсунуть своего бастарда в семью Рино. Вы поняли меня?

Она отвечает глухим “Да”.

— Тогда вымойте его. Накормите нормально. Подстригите и переоденьте уже в чистое. Он — безумен, но он не животное. Уверена, отец платит вам достаточно, чтобы содержать моего брата, как должно. Завтра после обеда я проверю, как вы выполняете свои обязанности.

Я покидаю подвал с видом королевы, поднимаюсь по лестнице, чувствуя себя правой и сильной этой своей правотой.

Это незнакомое, но приятное чувство.

* * *

Передний двор Кастелло ди Нава всегда наполнен людьми и звуками. Звон металла со стороны кузни, ржание лошадей, людские крики. От пекарни тянет свежим хлебом, запах пиленого дерева от мастерской, навоза от конюшен…

Это место хранит счастливые воспоминания. В детстве я любила играть здесь. С Риккардо, пока он еще был рядом. И позже одна, когда удавалось улизнуть от нянек и наставниц.