Изнанка модной жизни

В общем, мадам де Мюлан веселилась от души. Они с мужем жили каждый своей жизнью, практически не замечая друг друга, и были вполне этим довольны.

У них даже наладились отношения - за теми редкими ужинами, и во время светских выходов, они были вполне милы, и походили на добрых супругов.

Бернардет внимательно осмотрела себя в зеркало и осталась довольна сделанной прической и аккуратно приклеенными мушками - она была очаровательна. Осталось выбрать наряд для сегодняшнего свидания. Баронет пообещал в этот раз сделать ей какой-то сюрприз, и она находилась в предвкушении.

Вообще, по сравнению с её мужем, баронет был просто душка! Бернардет даже пришлось завести еще одну шкатулку, куда она, аккуратно и тщательно, прятала милые пустячки и подарки от любовника. Сегюр был богат и щедр, но увы, пока муж жив — носить его подарки публично мадам де Мюле не сможет. Ах, никогда в жизни ничто не складывается идеально!

Не торопясь она примеряла то одно платье, то другое. Цвета нарядов подчеркивали её яркую красоту каждый по-своему. Сегодня ей хотелось быть особенно неотразимой.

В итоге она выбрала бирюзовое с белой накидкой. Эта белизна подчеркивала её хрупкость и невинность, намекала на скромность и, в тоже время, пикантно приоткрывала плечи.

Они с Оноре давно уже занимали разные спальни, что значительно облегчало ей задачу. Поглощенная своими мыслями, которые притупляли бдительность, она не заметила, что супруг её вернулся домой раньше обычного, и продолжала свои сборы. Наконец, настал назначенный час, и Бернардет выпорхнула из дома через черный вход, захватив маленькую корзинку с фруктами.

Оноре находился в прескверном настроении - маркиза Шатион внезапно отменила их свидание, поэтому он поехал в мужской клуб, где изрядно выпил и плотно поел, после чего ему стало плохо - заболел живот.

Мучимый коликами и икотой, он доехал до дома и сразу прошел к себе, чтобы освободиться от плотного костюма, который, как ему казалось, усугублял его состояние.

После того, как он облачился в домашний костюм - фланелевые мягкие брюки и свободную рубашку, накинув сверху уютный халат, он решил пройтись по дому, дабы отметить присутствие хозяина - чтобы не расслаблялись слуги.

Прислушавшись к тому, что происходит в спальне его супруги, он отметил, что в коридоре стоит аромат её духов - терпких и мускусных. Он удивился этому обстоятельству, однако пока не придал значения.

Важно откашлявшись, Оноре постучал в двери. В ответом была тишина. Это было странно, так как в доме стояла тишина и свет был приглушен. Где же она еще может быть, как не у себя? Отворив дверь, злосчастный муж вошел и обозрел спальню жены. Царил лёгкий беспорядок, видимо, всё-таки Бернардет уехала на какой-нибудь приём.

Разозлившись, Оноре, накинул пальто на плечи, решив пройтись по саду, надеясь, что свежий воздух рассеет остатки его недомогания. Прошелся по дорожкам, освещенным лунным светом, затем, продрогнув, свернул к воротам, чтобы дойти до них и после этого закончить свой моцион.

Дойдя до домика привратника, он подивился сначала тому, что из окошек пробивался слабый свет. Заинтересовавшись, он решил подойти поближе, чтобы выяснить, что происходит у него под самым носом.

В это время трагическим хором завыли псы, повизгивая и заглушая друг друга.

Баронет стал красться на цыпочках, являя фигуру настолько комичную в своих широченных фланелевых штанах, что мог бы стать героем модных анекдотов. Однако себе Оноре казался сейчас очень похожим на бесстрашного героя.

На крылечке домика лежал какой-то белый предмет. Оноре де Мюлан поднял его и вгляделся. Какая-то тряпка. Однако, на ощупь тряпка была из кружев и пахла духами его жены. Всё еще не понимая, что происходит, он внимательно рассматривал её и думал, как эта накидка оказалась здесь.

Машинально он шагнул к двери, и дёрнул её на себя. Собаки всё еще завывали, но ему показалось, что из спальни доносится еще что-то, кроме этих завываний.

Беспрепятственно пройдя внутрь, он шел на эти звуки, постепенно озаряемый страшной догадкой.

Наконец, ему открылась картина, достойная пера какого-нибудь художника из тех, которые изображали бесстыдные сцены. Так -то баронет совсем даже не был против таких пикантных картинок, висящих на стенах некоторых мужских клубов. Однако увидеть такую сцену с участием жены — это отвратительно! Он хотел закричать “Воры!”, однако сообразил, что люди, находящиеся сейчас перед его глазами никого не грабят.

Сначала он даже подумал, что здесь происходит какое-то насилие, потому что точно знал - его жена, хоть и обладала неприятным нравом, была совершенно равнодушна к плотским утехам. Он считал это вполне нормальным для благородной дамы и благовоспитанно не докучал ей, будучи совершенно довольным, навещая маркизу Шатион.

Потом, бледный Оноре всё-таки всмотрелся в лицо Бернардет и понял, что насилием здесь и не пахнет. Она крепко держалась за мужчину, который исполнял его, Оноре, супружеский долг и её взвизгивания здесь, в домике, не заглушали даже воющие собаки.

– А-а-а-а-а!!!
– присоединился Оноре к воплям.
– ААААААА!!!!

Ничего другого ему на ум не пришло - таким чудовищно пораженным он был в этот момент.

Парочка, наконец, заметила, услышала его и попыталась соскочить с постели. Выпрыгнуть из неё удалось только мужчине, в котором Оноре тут же признал баронета Сегюра.

– Мерзавец! Подлец!
– преданный и оскорбленный муж стал метать в баронет все предметы, которые попадались ему на глаза.

Сегюр, впрочем, несмотря на то, что ему приходилось одновременно одеваться, очень ловко увёртывался от графина, бокалов, апельсинов и стульев - очевидно сказывался опыт в таких пикантных ситуациях.

Проскакав, как заяц, по кровати и по застывшей на ней Бернардет, он выбежал прочь в открытую дверь.

Оноре уставился на супругу, дрожа от ярости. Он затряс кулаками в бессильной злобе, а затем прокричал фальцетом:

– Изгоню! На мороз! В чём есть!
– и, не зная, что еще делать, он выбежал из домика.

Как это событие просочилось и стало модной сплетней - никто не знал. Впрочем, даже у стен есть уши, а крики и грохот из домика доносились на всю округу. Кроме того, бывшая любимая горничная мадам де Мюле неожиданно перешла работать к маркизе Шатион. Но, все благородные дамы и господа понимали, что это — просто случайность.