Изнанка модной жизни

Слезу потекли у меня из глаз непроизвольно — слишком шокирующим было это осознание. Михаил кинулся ко мне, сел прямо на пол и заглядывая мне в лицо, целуя руки, бессвязно уговаривал:

— Мадлен, милая... Мадлен, прошу тебя... Прошу, не плачь... Мы обязательно обвенчаемся, я не откажусь от тебя ни за что! Не плачь, солнце моё...

Я резко вытерла глаза прямо рукавом, не заботясь о приличных манерах и, глотнув чаю, чтобы сбить комок в горле сказала:

— Не смей! Он не преступник и не злодей, он живой человек! Михаил, ка к ты мог об этом подумать?! Пороть человека — за что?! За то, что он защищает свою веру?!

— Но, Мадлен, он не дает возможность нам вступить в брак! Поверь, я не изверг и никогда не приказывал пороть кого-то просто так... Возможно, я ляпнул глупость, прости меня, душа моя, прости... Но это просто от злости и бессилия!

— Михаил, я сама поговорю с отцом Паисием. Православие, пожалуй, даже ближе моей душе, чем католичество...

— Ты... Ты правда?! Мадлен, ты готова перейти в мою веру?!

Михаил покрывал мои руки поцелуями, а я с ужасом думала, что совсем не так я представляла себе Россию. Чисто теоретически, конечно, я знала о крепостном праве. Но теория и практика — вещи разные. Осознавать, что каждая служанка в доме, каждый дворовой или конюх — раб — было очень тяжело. Думать о том, что мне придется в этом жить -- еще тяжелее. Пожалуй, в этом вопросе легкомысленная Франция сильно выигрывала у Российской империи.

К отцу Паисию я отправилась без Михаила, в сопровождении только Софи и Афанасия. Брать его с собой мне просто не хотелось, я верила, что найду общий язык со священником, а он слишком горяч и может все испортить.

Дом священника не слишком отличался от домов крестьян. Добротный бревенчатый пятистенок, просто — чуть больше размером, чистые широкие сени с окошечком. Афанасий распахнул дверь сеней и постучался в дом, одновременно бася:

– - Отец Паисий, тут к тебе барышня пришли, поговорить желают!

Дверь распахнулась и на нас сурово уставился мужчина лет сорока пяти, с длинными седыми волосами, жидкой седой бороденкой, тоже длинной, немного козлиной. Черная ряса, сверху, похоже, для тепла -- овчинная безрукавка. Среднего роста, сухощавый, с неожиданно ясными голубыми глазами. Хмурясь, он распахнул дверь пошире и сказал:

– - Ну, пусть тогда барышня и проходит.

Растерянную Софи Архип подхватил под локоть и со словами:

– - А вот я вам сейчас церкву нашу покажу и ярмарку -- потащил назад, к саням.

Оглянувшись, я увидела, как он тщательно укутывает Софи в медвежью полость и под ворчливый возглас хозяина:

– - Дверь-то прикройте, барышня! Всю ведь избу выстудили!
– - закрыла двери сеней.

В избе было тепло, чисто и пахло свежим хлебом. У печи, опираясь на ухват, стоял крепкий паренек и с каким-то детским любопытством рассматривал меня, чуть приоткрыв рот. Я улыбнулась ему, а отец Паисий строго оглянулся и сказал:

– - Гришка! Чаю спроворь барышне, видишь же -- с мороза пришла! И скотину сбегай догляди!

Засмущавшийся окончательно отрок начал суетливо собирать на стол. Кинул белую скатерку с ярко вышитой каймой, достал глиняный горшочек с медом, к нему -- две аккуратных расписных ложки, в глиняный чайник плеснул кипятку.

– - Прошу, барышня, присаживайтесь. За столом оно сподручнее будет, да и душевнее -- неожиданно улыбнулся строги священник.

Парнишка, между тем, накинул лохматую серую шапку, тяжелый тулуп, натянул валенки и косясь на меня, выскользнул за дверь.

Чай пили долго и со вкусом, тихонько рассматривая друг друга. И лицо отца Паисия постепенно смягчалось. Разговор завязался сам собой -- я спросила, что за мальчик этот Гриша и отец Паисий подробно рассказал, что он вдовец, а матушка его умерла вторыми родами, уж лет пять назад. И так кроме Гриши долго бог детей не давал, и так и не дал. А теперь они вот с сыном холостякуют. Ну, приходят бабы из деревни помочь, но больше сами справляются. И скотину держат, и огородец есть, и готовят сами. Только если вот постирать да полы помыть помогают. Ну, и дай им бог здоровья всем!

Я с удовольствием слушала неторопливый, какой-то вкусный рассказ. К своей теме пока не подступалась -- успеется. За окном смеркалось, Гриша все не возвращался и отец Паисий, махнув рукой на мой вопрос, ответил:

– - Да уж он давно у соседей вечеряет! Там, поди-ка, у Сеньки своего разлюбезного и останется. А вы вот, барышня, скажите ка мне теперь -- где это так ловко вы на нашем-то языке научились говорить?

Беседовали мы долго, но в конце -концов отец Паисий мне сказал:

– - Возьму уж я грех на душу! Конечно, не больно это гоже, обряды нарушать, но вижу, нет в тебе зла и лжи. Подготовься, сколь сможешь и на бога уповай! Но и меня, смотри, не обмани!
– - он погрозил суховатым пальцем.
– - Я-то тебя покрещу, а ты-то, потом, что обещала -- сполни!

65

И была свадьба! Наспех? Ха! Вы не представляете, что может сделать русский человек, когда желает чего-то всей душой, когда подключаются родные! Э-эх! Да когда, в конце концов, невеста - многоопытная модистка! Тем более, что во всей этой ритуальной церемонии, кстати, очень даже разумно продуманной нашими предками, нашлось время для каждой мелочи.

Проблема как раз состояла не в этом. Как-то не подумалось о том, что я была сиротой, не имевшей родственников, способных взять на себя невестину часть организации торжества.

Впрочем, родные Михаила избавили меня от терзаний и со всей сердечностью взвалили ответственность на себя.

Оказывается, после вот этих посиделок, а иначе "смотрин", требовалось провести сговор, который обязаны были организовать родители невесты. Голова шла кругом от всех этих тонкостей - но я же хотела настоящую свадьбу? К тому же, лично мне было сказано заниматься только самой собой, и не мучить голову остальными вопросами.

На этом, собственно, и успокоилась, дав себе установку наслаждаться процессом.

Сие мероприятие было назначено через два дня. Родня Мишеньки старалась на славу. Мать, догадавшись, что мы всё-таки, поступились своими "хотелками", чтобы уважить их, оценила это и пригласила всех, кого положено. Кое-кто из присутствовавших на смотринах просто остался в имении, дожидаться грядущих торжеств.

Сразу после вышеописанных "посиделок", нас с Мишей отправили в церковь - сообщить священнику имя, происхождение и социальное положение своего избранника. А тот теперь будет объявлять прихожанам имена жениха и невесты. Всё-таки, церковное оглашение свадьбы - очень важный момент.

Вот в этом самом месте я решила, что никогда не прощу себе, если испорчу самое важное событие в судьбе каждой девочки, и плюнула на спешку. Мы всё успеем. Наша жизнь только начинается. Да, Москва - не ближний свет от Петербурга. Да, все ждут от меня активной деятельности. Но, простите, я прошла слишком многое, чтобы теперь не дорожить самым важным.

У нас будет изумительное, прекрасное торжество! Императрица ждёт новых интересных идей - со всем уважением и почтением мы всё это предоставим. Но чуть позже. Более того, я ещё и платье на свадьбу надену из "императорских" запасов. Переделаю и надену!