Изнанка судьбы

Элвин мгновенно ловит мой изменившийся настрой. Прижимает к себе крепче и целует еще раз — теперь в полураскрытые губы. Настойчиво и властно, поцелуем, который способен воспламенить и монахиню.

Забыв обо всем, кроме друг друга, пьяные объятиями и прикосновениями, мы так и замираем у входа во дворец княгини.

— Может, к грискам этот прием? — выдыхает он, прерывая поцелуй. — Дома отпразднуем твою победу.

Мне невыносимо хочется ответить «да».

В последние месяцы мы так отдалились. Все мое время и силы уходили на дело Ламберта, все мысли были о сводах законов и летописях из архива. Я не чувствовала привычного влечения, секс стал редким и торопливым, словно на бегу.

Элвин едко шутил по этому поводу, но терпел мою холодность. Так же, как я всегда сносила его периоды затворничества.

И вот теперь я словно проснулась. Тело вспомнило, что я женщина, а рядом — любимый мужчина.

Как же не вовремя…

— Нельзя. Ты же знаешь.

— Ладно, — мурлычет он мне на ухо. — Во дворце Исы полно уютных чуланчиков, сеньорита. И мы еще не все из них опробовали.

— Нет.

Кровь бросается мне в лицо, как всегда, когда я вспоминаю о том случае, когда поддалась на его уговоры.

В чулане было тесно, стояли какие-то ведра, тазы, швабры. Элвин притиснул меня к стене и долго, ругаясь, задирал одежду — как назло, в тот день я надела пышное платье с множеством юбок. Было неудобно и безумно страшно, что нас застукают. Я балансировала на одной ноге, цеплялась за его шею, чтобы не упасть, и кусала губы. В голове билась одна-единственная мысль: «Только не стонать!» А не стонать было невозможно — он врывался в меня резко, глубоко, и мое тело отзывалось сладостными спазмами на каждое движение. Хотелось кричать в голос от осознания своей развратности, порочности, от обжигающего стыда и такой же обжигающей похоти…

Шаткий шкафчик рядом трясся в такт нашим толчкам, и в этот момент я услышала за дверью рядом голоса — мимо шли фэйри. Я представила, как кто-то из них, привлеченный звуками из чулана, заглядывает внутрь, чтобы увидеть нас. Меня. У стены, с раздвинутыми ногами, лиф расшнурован, юбки задраны, одна нога лежит у него на бедре, а он берет меня прямо так, не снимая одежды, как шлюху…

Невыносимо стыдно и страшно. Сладостная отрава этого страха и стыда стала последней каплей! Я прокусила себе губу до крови, чтобы не закричать, но даже не заметила этого. Слишком хорошо, мучительно-хорошо было. Фэйри остановились за дверью, перемолвились несколькими словами, послышался смех. Мы замерли, сдерживая стоны.

Стоит мне закрыть глаза и вызвать в памяти этот чулан, я вспоминаю то мгновение. Стыд, страх, безумное возбуждение, сводящее с ума ощущение мужчины внутри, горячие и жадные губы, сильные пальцы, стискивающие ягодицы, — позже оказалось, что он наставил мне синяков.

И голоса фэйри за хлипкой дверью.

Наслаждение было невероятным. Долгим, почти болезненным. Мы, задыхаясь, сползли по стенке. И еще минут двадцать просто сидели в обнимку. Не осталось сил даже на разговоры.

А потом я почувствовала себя ужасно развратной и грязной. Чуть не расплакалась. Элвин поцеловал меня в нос и сказал, что я маленькая ханжа. Но совершенно изумительная и замечательная ханжа.

Когда мы выбрались обратно к гостям, княгиня все поняла по моим припухшим губам и растрепанной прическе и не уставала весь вечер тонко издеваться по этому поводу. И я сидела с каменным лицом, внутри умирая от стыда, и делала вид, что не понимаю ее намеков.

Элвин же только потешался, наблюдая это зрелище. Его таким не проймешь, он абсолютно бесстыжий.

Нет уж! Пусть я до сих пор обмираю от возбуждения при мысли о том чулане, повторить подобное я не готова. Не сегодня.

И вообще никогда!

Элисон

— Думаете, у нас получится его найти?

— Не плачь, Элли. Рэнди поспрашивает своих приятелей-монгрелов, забежим к скупщикам краденого. Отыщется твоя бумажка.

Мы устроились в трактире. Тихом и приличном. Посетителей почти не было, но Терри все равно нервничал и злился. Хотя ему-то как раз ничего не угрожало. Рэндольф сел в темный угол и закутался в плащ, скрыв свои уши под капюшоном. Он казался совершенно спокойным, только внимательный взгляд, раз за разом обегающий зал, выдавал настороженность фэйри.

Я понимала, что они здесь ради меня, и чувствовала себя немного виноватой. Но от крохотной комнатки в подвалах должника Рэндольфа уже тошнило до такой степени, что я готова была вернуться к Саймону. Трактир — хоть какое-то разнообразие.

Рэндольф нахмурился:

— Сделаю все, что смогу.

— Видите, принцесса. Все, можно расслабиться. Рэнди у нас мужик-кремень. Сказал — сделал, — мне показалось, в голосе призрака звучала издевка.

— А кто такие монгрелы?

Терри презрительно сморщился:

— Выродки и отбросы.

— Необязательно, — возразил второй фэйри.

— О, прости. Я твоих друзей обидел, да?

— У меня нет друзей среди монгрелов.

— О чем вы вообще? — они всегда разговаривают так, будто вот-вот поругаются. По-настоящему этого пока ни разу не случилось, но мало радости сидеть в напряжении и ждать.

— Монгрелы — полукровки. От союзов между людьми и фэйри, — ответил Рэндольф.

— Ой, а так бывает? — мысль о возможном браке с фэйри была нова. И, что греха таить, соблазнительна.

— Да, некоторым нравится плодить ублюдков, — зло отозвался Терри.

Для меня его злость стала неприятным открытием.

— Я ведь тоже человек. Тебя это не смущает?

— Да какой ты… — он осекся. — Именно что человек, а не монгрел.

— А как фэйри относятся к людям?

— По-разному, — ответил воин. — Зависит от фэйри. И от человека.

— Да ладно, Рэнди. Не будь таким деликатным. Большинству плевать на людей, Элли. А меньшинство… кто-то дружит, кто-то презирает, кто-то использует в своих интересах. Есть даже такие, кто охотятся. Как люди на оленей. Превращают в рабов, жрут, сношают. По нашим законам, ничейный человек — добыча. И не надо делать такие глаза. Ты же не думала, что попала в сказку?

— Он пугает тебя, — сказал Рэндольф. — Все не настолько ужасно.

— А насколько? — Если Терри хотел меня запугать, у него это получилось. Мир фэйри немедленно показался ужасным местом, от которого лучше держаться подальше.

— Человек свободен, если не задолжал фэйри услугу. Любителей калечить и убивать мало, и они изгои.

— А мир сделан из клубничного джема. Давай, давай, Рэнди. Ломай мне воспитательный процесс!

— Я думаю, для Элисон безопаснее знать правду.

— О, вот это новость. Ты умеешь думать?