Изольда Великолепная

Толпа спрячет.

И что остается?

Отменить все? Сломать устоявшийся за века церемониал? И дать повод для признания свадьбы недействительной? Или рискнуть?

Цена высока. Выше, чем Кайя представлялось изначально. И с каждым днем он убеждался в правильности своей догадки.

– Почему Тень? – Урфин последние два часа глядел на стену. Он сам расчертил выцветшую ткань разноцветными шнурками, на которых повисли клочки бумаги с именами и цифрами.

Кайя честно пытался вникнуть в схему.

Числа – даты, время или номера. План замка на полу, вернее планы: подробный, каждого этажа. Урфин разметил их тоже. Имена. С именами проще всего. Он вписывал всех: мужчин и женщин, детей и стариков, знать, слуг, рабов, кажется, собак тоже, хотя собаки уж никак не могли быть замешаны в происходящем.

Имена повторялись – дважды, трижды, порой совсем часто, а иногда встречались лишь раз или два.

Но по какому принципу?

– Что это? – Кайя вынужден был признать поражение.

Вот дядя, похоже, был в курсе дела. Эти двое явно что-то задумали, и оставалось надеяться, что их очередной чудесный план не приведет к очередной же катастрофе.

– Система. Я построил сеть, надеялся, что смогу захватить его. И сеть срабатывала. Здесь… – Урфин указал на третий номер, соответствовавший картинной галерее. – И здесь… здесь тоже.

Маг свободно перемещался по замку, тяготея, однако, к новому крылу.

– Каждый раз – в людном месте. Если сначала я думал, что действительно вот-вот его поймаю, то потом сообразил: он играет со мной. Я бы сказал – издевается. Он способней меня. И знает больше.

Признание далось Урфину нелегко. Вон как желваки ходят. И бумагу мнет, будто лист виноват, что у Урфина с магией не сложилось. Кайя хотел помочь, он пытался договориться с Хаотом, но ответ был однозначен: Урфин слишком стар.

Сила, зарытая в землю, так сказали. И вежливо предложили вовсе ее запечатать.

– Ему нравится выставлять меня идиотом. Но чтобы получить удовольствие, он должен был меня видеть. А значит, и я мог видеть его.

Дата. Время. Место и имена.

Просто и логично.

Осталось лишь сократить список, но Урфин не торопится. И значит, есть причина.

– Маг – наемник. Он делает то, что ему говорят, и вряд ли знает так уж много. Я о другом думаю. Почему именно Тень? – свернув планы, Урфин подпер ими подбородок. – Должна быть причина.

– Тень незаметна, – у Кайя никогда не выходило думать над абстрактными проблемами.

– Да, но… не знаю. Зачем убивать парня, который ничего не видел? Только издали. Или все-таки видел, но сам не понял, что увиденное важно? А Тень – понял? Рискнул спуститься и отравить воду. И Мэл… зачем ей было писать про Тень?

Отпечатку нашлось место на доске. Резкие линии, неровные буквы. Смешная надпись, если не знать, что кто-то ее на себе резал.

– У нее не оставалось времени. Только, чтобы сказать самое важное. Неочевидное. И значит… значит, в этом другой смысл.

Дядя молчит, накручивая на палец атласную ленточку. Губа закушена, в глазах – туман. И Кайя чувствует себя лишним.

– Что если Тень – это именно тень. Не человека, а…

– Тень с ошейником, – приходит на помощь дядя.

Урфин кивает.

– Тень, которая тень… – лицо его искажает гримаса боли. – И если так, то искать следует хозяина.

А Магнус оборачивается к доске и рукавом вытирает оставшиеся имена. Кайя понимает без объяснений: сорок лет – предельный возраст для тени. И если Урфин прав, то Совет не при чем.

Пять дней.

Я что-нибудь сделаю не так. Не знаю, что именно, но сделаю и всех подведу. И тогда останется только с башни сигануть. Помнится, было у меня подобное желание.

Успокойся, Изольда, это просто мандраж.

Предсвадебный.

Гнев успокаивает меня тихим ржанием. Сегодня он при параде: грива и хвост заплетены в косицы и украшены лентами. Синие и желтые.

Лазурь и золото – мои цвета.

Они повторяются на чепраке и попоне. А седло и упряжь отделаны бирюзой. И сегодня я вновь боюсь упасть. Перед всеми. В грязь. Я закусываю губу, чтобы не расплакаться. С седла меня снимает Кайя.

– Все хорошо? – он смотрит в глаза, а сам стоит против солнца, и лицо в тени кажется совсем черным. Мне чудится неодобрение, хотя на самом деле ему страшно за меня.

В этом мы солидарны: мне тоже за себя страшно.

– Я хотел бы с тобой поговорить. Наедине.

Сержант уводит моего коня. И остальные исчезают. Я заметила, что у здешних людей замечательно получается вовремя исчезать.

– Гнев – хороший конь, – Кайя присаживается на камень – скамеечка Ингрид явно не выдержит его веса – и меня садит на колено. – Он тебя не уронит.

– Знаю, – теперь меня отпускает.

Кайя не позволит случиться плохому.

– Иза, я… этот разговор… есть вещи, которые женщина должна рассказывать женщине. Поэтому извини, если я задену твои чувства. Я просто не представляю, кто еще тебе объяснит и… и не умею обсуждать такие темы.

О? Намечается нечто интересное.

Кайя протянул пузырек темного стекла.

– Это средство, которое женщины используют, чтобы…

Ого, как нам неудобно. Неуютно. И вообще сбежать хочется. Но чувство долга встает на пути.

– …избежать нежелательной беременности. С сегодняшнего дня – по две капли перед сном.

Я настолько офигеваю, что теряю дар речи. Как-то мне казалось, что ждут от меня противоположного. Да и этот рецепт, выписанный командным голосом. Мог бы спросить для начала, что я сама по этому поводу думаю.

– Не сердись, сердце мое, – Кайя сгребает меня в охапку. – Но некоторое время ты будешь это пить.

Следить станет? О да, контроль и еще раз контроль. За всеми.

Наверное, подумала слишком уж громко, если Кайя сказал:

– Контроль, это когда приставленный к тебе доктор следит за тем, чтобы ты это пила.

И полыхнуло так, не по-доброму.

Ну вот, не хватало еще поссориться.

– Почему? – только и хватило, что спросить.

– Потому что я не хочу тебя потерять. Ты слишком слаба. А дети от нас – это тяжело для женщины.

Паранойя обрела новую форму? Чувствую я себя прекрасно. Или только чувствую?

– Иза, – Кайя силой вложил растреклятый пузырек в руку, – пообещай, что хотя бы месяц ты будешь это пить. Дальше – решай сама.