Изоморфы

Дюпре стоило больших усилий не подскочить со скамейки, когда он увидел Гая, пересекающего площадь. Облегчение смешивалось в его душе с дурным предчувствием и настороженностью. Но Гай шел к гостинице, как ни в чем не бывало, спокойный и уверенный в себе, как обычно. Что это было? Шалость? Или он прекрасно знал, что за ним следят и, уловив пробел в слежке, тут же им воспользовался? Гай практически дошел до гостиницы, когда вдруг взглянул на свои наручные часы, задумался и вернулся в кафе, в котором обычно пил кофе. Взял газету со стойки и уселся за свой любимый столик. Только теперь Дюпре позволил себе расслабиться, когда наблюдал Гая на своем месте и почти в свое время.

Спустя пару минут появился и Серж с двумя стаканчиками кофе в руках.

— Прости, Антон, что долго — очередь, — пояснил он и замер, уставившись на Гая. — Ну, слава богу, — выдохнул он, опускаясь рядом с Дюпре на скамейку.

Только француз знал, что все далеко не «слава богу». И что ему предстоит разобраться и с Одри, и с Гаем, и с тем, что они затеяли, при этом не забывая о парне, который стал для него очередной занозой в заднице.

* * *

Летиция смотрела из окна своего номера на площадь, гудящие вереницы машин, спешащих по своим делам людей и противный мелкий дождь, которым вознаградила этот город весна. В Париже в это время уже вовсю цвели магнолии, а здесь дождь в каждую минуту грозил обернуться мокрым снегом. Она скучала по дому, но прилетела сюда не развлекаться — напомнила себе женщина и, вытянув длинные ноги, налила себе из кофейника в чашку кофе и задумчиво поднесла ее к губам. Единственное, чего она никак не ожидала — так это натолкнуться здесь на Дюпре. Вчерашняя встреча оставила в сердце Летиции кровоточащую рану. Нет, она никогда не обманывала себя, что ее роман в глубоком прошлом, и что она забыла о нем, напротив, она слишком часто вспоминала Антуана. Настолько часто, что, когда увидела его рядом, он показался ей не человеком, но ожившей мечтой, воплотившейся фантазией чокнутой женщины.

— Почему ты ничего не рассказываешь о себе? — Антуан рассматривал статуэтку балерины, стоящую на полке у нее дома.

Одри улыбнулась, и на ее щеках заманчиво заиграли крохотные ямочки.

— А что ты хочешь знать? — весело спросила она, но глаза остались грустными. Он уже достаточно изучил ее лицо, чтобы различать все перепады настроения, и видеть ее настоящие эмоции, а не те, которые Одри хотела показать.

— Все, я хочу знать о тебе все, — наряду с искренним интересом в его голосе сквозило отчаяние. Он ведь прекрасно отдавал себе отчет в том, что всего она ему не расскажет никогда.

— Что ты любишь? Как любишь просыпаться?

— Я люблю просыпаться рядом с тобой, глупыш, — проговорила она, подойдя к нему и дотронувшись кончиком своего тоненького пальчика внушительного носа Дюпре.

— А о твоих родных? Что насчет них? Мы уже знакомы больше месяца, а я так до сих пор ничего о них не знаю.

— Ты расстроен, что я не познакомила тебя с папочкой и мамочкой? — на лице Одри расцвела игривая улыбка, и он не смог не улыбнуться ей в ответ. Эта девушка делала с ним все, что хотела. Ей достаточно было загрустить, чтобы он готов был нестись сломя голову за цветами в ближайший магазинчик в самую отвратительную погоду, лишь бы заставить ее улыбаться вновь. Достаточно засмеяться, чтобы Дюпре больше не мог оставаться серьезным или злым. Впрочем, злым рядом с ней он не мог быть вообще. Его сердце таяло, как мороженное жарким летним днем, при виде Одри.

— Я не очень дружна со своей семьей, — вздохнула она, перебирая пальцами его волосы, отчего ему хотелось жмуриться, как коту на солнышке. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном, — соблазнительная улыбка тронула ее губы, — или лучше займемся чем-нибудь приятным.

После таких слов его не нужно было обычно ни о чем упрашивать. Расшитые бордовые подушечки летели с ее старомодной кровати в разные стороны. Статуэтка балерины с легким смущением и завистью украдкой наблюдала за ними с полки.

Летиция поставила чашку на стол, отгоняя от себя глупые воспоминания. Теперь он был ее врагом, Дюпре ненавидел и презирал ее. И было бы ошибкой недооценивать его, как противника. Ей необходимо было как следует встряхнуть Гая.

* * *

— Как провела время? Шампанское и фрукты были хороши? — Гай смотрел, как Летиция по-хозяйски располагается в кресле его номера, сбрасывая туфли на невероятном каблуке и укладывая ноги в колготах на пуфик.

— Да, все отлично, — легко улыбнулась она и пристально посмотрела на Гая. — Кажется, ты хотел чем-то со мной поделиться.

Гай приблизился к ней, опустился у ее ног на пол и стал разминать большими сильными пальцами ее изящные ступни. Потом его рука, будто невзначай, прошлась по ее ноге выше.

— Гай-Гай, — покачала головой Летиция, — ты бы еще мог играть в эти игры, если бы не устроил вчера такой грандиозный концерт за стенкой.

— Тебе понравилось? — ничуть не смутившись, поинтересовался он.

— Мне? — фыркнула Летиция. — С чего мне это должно было понравиться? Спроси лучше у своей вчерашней девицы.

— Ты ведь не захотела составить мне компанию, — его руки теперь разгуливали по обеим ногам Летиции, что очень отвлекало, поэтому она вынуждена была убрать ноги с пуфика, давая Гаю понять, что он переступил некую черту.

— Прекрати заговаривать мне зубы. Я приехала сюда не слушать концерты за стеной и не заниматься с тобой словесными играми. Мне нужен ответ, Гай.

— Ладно, — казалось, он принял для себя очередное решение. Нуд поднялся, сделал небольшой круг по комнате и, наконец, произнес: — Я застрял, Летиция.

— В каком смысле застрял? — недоверчиво посмотрела на него женщина.

— В самом прямом. Я не могу покинуть это тело. Ты же не хочешь моей гибели? — он вновь опустился перед ней на колени, но теперь в его глазах была настоящая мольба. — Все, что мне нужно — это еще немного времени, и я разберусь с этим.

— Прости, — пробормотала Летиция, — но почему ты не можешь покинуть это тело? Только не говори, что дело в любви — я все равно не поверю. Более циничного субъекта, чем ты, Гай, еще поискать.

— Это было раньше, — Гай в отчаянии потрусил головой. — Да, я признаю, что во многих случаях вел себя, как последний подонок. И что пытался тебя соблазнить, — он вновь поднял глаза на Летицию, и она не могла наверняка сказать, лжет он или говорит правду: в его взгляде светилось такое искреннее раскаяние и сожаление, которого она уже давно ни в ком не видела.

— О чем ты говоришь, Гай?

— Да, я… — он тяжело вздохнул и опустил голову, словно подставляя ее под воображаемый топор, — я влюбился.

Летиция захохотала, но смех ее растаял в воздухе, поскольку Гай оставался по-прежнему серьезным и коленопреклоненным перед ней, будто она была его судьей. Но, видит Бог, судить любовь сейчас было не в ее силах.

— Ты знаешь, что за тобой следят? — после затянувшейся паузы спросила Летиция.

— Да, русские, — отозвался Гай, по-прежнему не вставая.

— Не только русские, Гай. Я видела Дюпре!

— Дюпре здесь? — казалось, эта новость его удивила.

— Да, твоей милостью! — гнев залил бледные щеки Летиции легким румянцем.