Изумруды пророка
Шрифт:
По мере того как они поднимались, пейзаж становился все величественнее. Красновато-охряная пустыня, на фоне которой внезапно вырастала гигантская скала Масады, врезалась неровными клиньями в обширное пространство воды почти аспидного цвета. Тяжелое колыхание волн с оборками густой пены выдавало необычайную плотностную соляную насыщенность морской воды. Порой солнце бросало луч на один из соляных кристаллов и, отражаясь от него, пускало в глаза стрелы ослепительно белого света... Желваки серы, ветки окаменевших деревьев довершали причудливый образ этого чересчур соленого моря, в котором битум, гипс и многие другие минералы заменили неспособных жить в подобных условиях рыб и водоросли. Если посмотреть на север, внизу можно было разглядеть маленькую впадину Эйн-Геди и длинные ряды тамарисков,
Подъем оказался тяжелым, и Адальбер на минутку остановился, чтобы перевести дыхание.
– Почему бы, – спросил он у проводника, – нам было не воспользоваться эстакадой, построенной Флавием Сильвой для подъема к крепости его боевых машин?
– Потому что за долгое время она частично обвалилась у вершины. Она – с другой стороны, на западе... – ответил Халед, который из вежливости тоже остановился. – Кроме того, вы же мирные люди, и то, что построено ради смерти, не годится.
– Что-то я не знаю в мире ни одной дороги, которая – в то или иное время – не использовалась бы ради смерти, – пробормотал Адальбер, пыхтя, как паровоз. – Я, между прочим, археолог, а не альпинист!
– А что – разве ты никогда не взбирался на пирамиды? – не удержался от иронии Морозини. – Там ты не чувствовал себя альпинистом?
– Ну, взбирался, но это было так давно...
Наконец они добрались до места, когда-то служившего одним из входов в крепость, и вышли через эти ворота на обширное пространство желтой земли, усеянной камнями. Со всех сторон их окружали величественные руины. Все увиденное повергло Альдо в отчаяние.
– Господи, это безумие! Как найти здесь два камешка размером с детский мизинчик? – процедил он сквозь зубы. – Даже если допустить, что они по-прежнему здесь.
– Нужно верить в благоприятный исход. Какого черта ты опять стал сомневаться? Благодаря сэру Перси я знаю, где нам надо искать.
Видаль-Пеликорн вытащил из нагрудного кармана некое подобие плана местности и разложил бумагу на камне.
– Вот где мы находимся. Как видишь, наибольший интерес представляет собой эта точка на севере, которая сейчас расположена справа от нас. А там возвышался дворец царя Ирода Великого, состоявший из трех связанных между собою террас, выстроенных на уступах. Такое расположение позволяло с легкостью защищать дворец. Из преданий известно, что дворец был великолепен. К нему примыкало множество вспомогательных помещений. Есть и другой дворец, западный, наверное, это он – вон там, внизу, прямо напротив нас...
– Нет, – поправил археолога Халед, – это византийская церковь. Дворец левее...
– Древняя синагога и квартал, где жили ессеи. Это внизу над обрывом.
Было решено на следующий день осмотреть этот город-дворец, где уже после разгрома Иерусалима Титом девятьсот зелотов Елеазара бен-Иаира прожили, отрезанные от мира, долгих три года и где они в течение нескольких месяцев упорно сопротивлялись наступавшему на них Десятому римскому легиону. Все это закончилось массовым самоубийством жителей, на которое они добровольно решились, не видя пути к спасению. Когда римляне закончили строительство эстакады, по ней была поднята к стенам крепости осадная машина с мощным тараном, и стало очевидно, что никакой надежды уже нет. В ту ночь, после которой должна была начаться решающая атака римлян, зелоты разделились на группы по десять человек, включая детей и женщин. В каждой группе был назначен старший: ему предстояло зарезать остальных. После этого формировались новые десятки – и так до тех пор, пока в живых не остался только один из защитников крепости. Это был Елеазар, он последним покончил с собой.
Наутро, когда Флавий Сильва с легионерами, распахнув тяжелые створки ворот, ступили на каменистую почву развороченного города, они увидели лишь трупы, над которыми уже кружились прилетевшие из пустыни грифы...
– Говорят, правда, – заключил Адальбер, – что две
женщины и пятеро детей спаслись. Вероятно, отцы этих детей не смогли лишить жизни своих близких. И кто скажет, правы ли были они, ведь и женщинам, и детям предстояло очутиться в рабстве у консула...– А еще говорят, – продолжил Халед, – что одна из этих женщин была настоящей красавицей и что консул полюбил ее... А теперь пора выбрать место, где вы разобьете лагерь...
Действительно, солнце уже заходило, заставляя пустыню сверкать огнем и окрашивая гладь Мертвого моря в пурпурно-фиолетовый цвет. Альдо и Адальбер выбрали для лагеря древний каземат с полуразрушенными стенами, но пока еще крепкой кровлей.
Халед помог мужчинам снять рюкзаки и затем спросил:
– Вы ведь не станете просить меня остаться? Я беспокоюсь о сэре Перси...
– Что ж, конечно, мы не станем тебя задерживать. У нас есть все необходимое, ты показал нам источник с питьевой водой. Ждем тебя через два дня. Посмотришь, как мы устроились, и доставишь нам съестные припасы. Надеюсь, мы сможем здесь спокойно работать.
Араб с тяжелым вздохом пожал плечами.
– Тут не было никого с тех пор, как сэр Перси прекратил свои походы... Разве что джинны, которых приносят злые ветры...
– И тем не менее кто-то здесь, по-моему, есть... – сказал Морозини, выглядывая в дыру в стене каземата. – Только что я видел, как что-то шевельнулось между камнями...
Мужчины вышли наружу и направились к византийским развалинам. В косых лучах заходящего солнца они заметили человека, закутанного в темно-синее покрывало. Силуэт, казалось, возник из самих сумерек. Едва заслышав шум и голоса людей, неизвестный бросился со всех ног, причем острый глаз Альдо заметил, что ноги в запыленных сандалиях весьма изящны. Женщина! Халед, предвосхищая вопрос удивленного князя, тяжело вздохнул.
– Иншаллах! Она вернулась!
– Ты ее знаешь? – спросил Морозини. – И кто эта женщина?
– Безумная! Сумасшедшая! Время от времени она является сюда как вестница бедствия! Она переворачивает камни, она ищет неизвестно что. Однажды одному из моих сыновей удалось приблизиться к ней, но она говорила на языке, которого он не понимает. Все, что он смог о ней узнать, это имя. Ее зовут Кипрос... Очень странное имя!
– Кипрос! – задумчиво повторил Адальбер. – Так звали мать Ирода Великого, который построил эти дворцы... Она принадлежала к странствующему племени набатеев... Караваны набатеев бороздили пустыню во всех направлениях между Красным морем и Средиземноморьем. Мне кажется, они первыми сделали верблюдов-дромадеров домашними животными и доставляли на них от одного моря к другому специи, привезенные из Индии, арабскую смирну и китайские шелка из царства Хань...
– Набатеев давным-давно не существует, и Петра, их столица, – это мертвый город, где живут только дикие звери, – презрительно сказал Халед.
– Если только народ не истребить полностью, до последнего человека, он не может совсем исчезнуть с лица земли, – отозвался Морозини. – Скоро стемнеет, а до Эйн-Геди еще надо добраться... Тебе пора возвращаться, Халед. Спасибо за помощь.
Женщина тем временем уже скрылась за развалинами северного дворца. Араб отправился по Змеиной тропе к своим сыновьям и верблюдам, но прежде, чем проводник исчез за воротами в крепостной стене, Альдо успел заметить, как он, подняв с земли камень, изо всех сил швырнул его в сторону развалин и крикнул что-то, чего князю не удалось понять. Морозини вернулся к Адальберу, пытавшемуся разжечь огонь в импровизированном очаге, сложенном из трех камней, и рассказал ему о том, что увидел минуту назад.
– Я не знаю, кто эта женщина, но ясно, что твой Халед ее ненавидит...
– Да, это очевидно. Он, к счастью, не «мой» Халед, а Халед сэра Перси.
– Халед тебе не нравится?
– Не очень. Да и мы с тобой ему нравимся не больше. Если бы мы в какой-то степени не были гостями сэра Перси, он ни за что не согласился бы стать нашим проводником и помогать нам...
– Тебе понятна причина такого отношения?
– Еще как понятна! Да он же просто-напросто роется здесь в своих собственных интересах. Наверняка. Скажу тебе больше – могу держать пари, он ищет то же самое, что и женщина-призрак.