Изверг его светлости

Очень интересно.

— Ясно, — наконец-то подытожил он, только вот мне было совсем ничего не ясно.

— Что вы имеете в виду?

— Что в следующий раз вы должны быть осторожнее.

— Это понятно, — осторожно сказала я, решив не острить. Ситуация как-то не располагала. – Но хотелось бы ориентироваться в происходящем лучше. Мне рассказали о тёмной магии, но это крохи.

Томаш встал, заложил руки за спину и подошёл к одному из шкафов. Некоторое время внимательно изучал корешки книг взглядом, потом вытащил одну из них и протянул мне.

Я настороженно глянула на черную обложку со странным золотым знаком. Больше ничего. Попробуй догадайся, о чем тут. Может быть, и открывать не стоит? Ну, а как там вместо страниц челюсти, которые хватают за пальцы?

Однако Томаш не обратил на мою опаску внимания, сказав:

— Прочитайте это. Этой информации нет в тех книгах, что вам принесли. Здесь всё показано более… глубоко. К тому же выучите заклинания. Они помогут на начальном уровне.

— А что делать, чтобы уровень не был начальным?

Кажется, мы приближаемся уже к чему-то предметному.

Он наконец-то посмотрел на меня. Ухмыльнулся уголком рта:

— Мы над этим будем работать. Я уже договорился. На днях прибудет учитель. Он поможет вам овладеть магией светокрылов. Но при этом… С Сороками вам лучше пересекаться поменьше, пока мы не проработаем легенду. Потому что вы из другого мира – ваша сила отличается.

Я неосознанно погладила черную обложку. Вот оно что…

— А этот учитель… Его не удивит, что со мной… всё не так?

Томаш вздохнул:

— Я сказал, что у вас после потрясения проблемы с магией.

— Потрясения? – уточнила я. – Надеюсь, я не выпала из гнезда?

— Выпали, — совершенно невозмутимо сказал он, и я поперхнулась готовыми сорваться с губ словами.

Нет, ну это вообще безобразие! Какое отчаянное невежество!

Однако Томаш как ни в чем не бывало продолжил:

— Впрочем, можете поменять место падения. Главное, доложите мне. У вас травма, которая не давала нормально пользоваться магией. Так как вы сирота, то и заняться вашим лечением было некому.

— Но, выходит, весьма толковая сирота, раз смогла добраться до места компаньонки наследницы Гнезда, — заметила я.

— Само собой, — кивнул он. – Чтобы сопровождать юную госпожу, нужны внимательность, голова на плечах и аллергия на глупости влюблённых. Вы идеально подходите.

— Аллергия? – эхом отозвалась я.

Томаш невинно глянул на меня:

— Хотите возразить? По-моему, ваша ловля молодого пана хниздо Датэл демонстрирует это как нельзя лучше.

Ах ты, ворон ощипанный! Значит, демонстрирует! Ничего, я тебе это припомню. Ибо как бы он ни пытался не выдавать эмоций, я прекрасно поняла, о чем именно идёт речь.

— Что ж, пан Врана, вы целиком и абсолютно правы, — сказала я, захлопав ресницами. – Мимо такой приманки не пройдет ни один дятел.

На этот раз закашлялся Томаш. Ладно-ладно, не разыгрывай из себя мальчика-зайчика, я прекрасно всё поняла. И тут дело не конкретно в молодом Онджее. Любой бы потерялся в пространстве и времени, окажись на его пути такая, кхм, преграда.

Некоторое время мы молчали, понимая, что тему продолжать ни к чему.

— Если у вас нет вопросов... — начал он.

— Есть, — перебила я.

В его глазах промелькнуло удивление.

— Какие?

— Например, почему вы настолько против, чтобы Марианна сама выбрала свою судьбу?

Глава 6. Хотите проклятие, панна?

В глубинах леса, там, где лишь редкий путник осмеливается ступить, обитал веками могущественный маг и воин по имени Мирослав хниздо Лабуть. Он был способен принимать облик лебедя, и его сила была столь велика, что он считался божеством и хранителем природы среди местных жителей. Но в его сердце таилась боль, ибо он не мог покончить со злом, которое пряталось в темных уголках леса, окружающего земли Светокрылья.

Однажды, когда зло наносило все больше и больше ударов по территориям королевства, Мирослав решился вступить в схватку. Он отправился в самые глубины леса, в места, куда не смели ступить даже самые отважные из его учеников. Но зло, пронизывая всё вокруг, умело уклонялось от него, словно тень, всегда оставаясь за пределами проницательного взора Мирослава.

Тем не менее он добился своего, отыскав врага. Только вот не вышло его победить ни за одну, ни за десяток схваток.

Сражение тянулось многие годы, и в конце концов Мирослав понял, что он один не в силах одолеть зло. Он вернулся к своему дому, тихому озеру, где он жил под солнечным и лунным светом, и попытался стать камнем от безнадежности, понимая тщетность своей борьбы. Только вот Мирослава не могли укрыть ни его облик лебедя, ни могущество заклинаний.

Зло, до этого долго таившееся в самой непроходимой чаще, обессиленное в прямом противостоянии после их боев, решило ударить в самое сердце Мирослава. Оно выследило его единственную слабость – юную дочь Розалие, прекрасную и невинную, унаследовавшую от отца магическую силу. И вот под лунным светом, когда она в облике прекрасной лебедушки была на озере, зло пришло к ней в облике темной тени, которая обратилась в красивого юношу.

Его поцелуй опалил её губы, а зло проникло в самое сердце и наложило на нее проклятие. Отныне Розалие была обречена всю вечность носить в себе частицу тьмы, которая могла её превратить в чудовище. Она стала оборотнем, таким же, как ее отец, но в ее сердце теперь жила боль, которую никакие заклинания не могли изгнать.

Мирослав понял, что его бездействие и страх стали причиной беды любимой дочери. Он вышел из своего уединения, чтобы снова противостоять злу, но теперь его борьба была направлена не только на защиту мира, но и на спасение того, что было дорого ему больше всего, — его собственного ребенка.

Со слезами горечи на глазах и с сердцем, полным решимости, Мирослав отправился на поиски способа снять проклятие с Розалие. Он обратился к древним текстам и великим мудрецам, погружаясь в магию и знания, которые могли бы помочь ему. Но даже самые могущественные заклинания казались бессильными перед проклятием, наложенным тьмой.

Тем не менее Мирослав не сдавался. Он искал и искал, обходил горы и долины, пересекал потоки и реки, в надежде найти ту последнюю ниточку, которая могла бы развязать узел проклятия. Но чем дальше он шел, тем яснее ему становилось, что истина скрыта где-то в его собственном прошлом.