Извините, я иностранец. Приключения англичанина в России

Ошибка – источник боли. И они пытались гарантировать отсутствие боли тем, что молчали.

У меня было что-то похожее в школе. Надо мной издевались некоторые одноклассники. Им нравилось, как мои уши ярко краснели вместе со щеками. «Red hair, red face, red ears!» Бастардос! Так я научился привлекать как можно меньше внимания. Сижу, молчу, никто меня не замечает. Не отвечаю на вопросы, значит, ошибку не сделаю.

Когда я теперь учусь, мне всё ещё бывает стыдно. Я был недавно на уроке вокала, чуть не умер там от стыда… И петь тяжело, когда моё тело старается убежать, а я держу его на месте. Дыхание замирает, рот становится сухим. Петь в таком состоянии тяжело.

А вот три года назад я ходил на уроки плавания… Это был ад, для такого нарцисса, как я. Мало того, что выгляжу как лысый котик, который упал в ванну, я ещё и практически обнажён, да и ещё вокруг куча 5-летних детишек с идеальной техникой.

После одного разговора с Алексеем Балабановым я помню, как он, увидев странное выражение на моём лице (я прикусил свой язык, чтобы не рассмеяться), спросил: «Шесть слов, семь ошибок, да?» Он разочаровался, ему было очень тяжело прилюдно (даже только приКрэйгно, я же тоже люд) делать ошибки.

Мы потом разобрались. И «sheet of paper» я ему передал.

Так что «не смеяться», когда студенты делают ошибки, – это важное правило. Смех только усугубит проблему.

Но пару лет назад я отказался от правила «не смеяться вообще» и начал относиться к ошибкам с юмором вместе со студентами. Ну, с их согласия, разумеется.

Мы на уроках легализируем ошибки и делаем их нарочно (я сейчас сделал ошибку нарочно!), чтобы хорошо познакомиться со своим стыдом, подружиться и начать танцевать с ним.

Стыд – инструмент, он может помочь, например, чтобы мы не разделись и сплясали прямо на Невском проспекте. Но стыд может парализовать и сильно ограничить жизнь. Как тормоз в машине – без него никак! Но если он постоянно включён, то машина никуда не поедет.

Смех – хороший способ освободиться, если он добрый и совместный, а у группы есть unspoken согласование, что так можно. Психотерапия мне помогла с этим! Нарциссизм гудбай!

На уроках я рассказываю о своих ошибках в русском и о том, как раньше я мог перепутать буквы «ш», «щ» и «с» в словах «щука» и «слухи». Так мы уходим от менталитета «Ошибка – очень плохо. Нельзя!» к «Ошибка – нежеланна, но неизбежна и разрешена. И порой смешна».

За свои 17 лет как преподаватель я окончательно убедился, что психология играет большую роль в изучении иностранных языков…

«Я как собака. Всё понимаю, ничего не могу сказать»

Я не помню, сколько раз я слышал это от новых студентов. Надеюсь, мои старые так теперь не говорят. Возможно, вы сами говорили это или слышали от знакомых. Эту фразу часто сопровождает другая: «У меня нет таланта, я тупой, я ленивый, у меня отвратительный английский».

Как это возможно, что человек, который понимает язык, – не может что-то сам сказать. Самое сложное – понять и выучить слова – уже позади. Сделал дело, болтай смело! Но максимум, что можно услышать на английском от человека-собаки, – «Mmmnnm, uhuh, mmnmm».

И почему так? У них с органами речи всё в порядке. В конце концов, мало собак, которые способны сказать «защищающиеся». И мало англичан тоже. Если человек может сказать «прыжок с переподвыподвертом», то почему не может сказать «Hello, it’s a pleasure to meet you»? Как может быть, что человек с вполне функционирующими органами речи не может сказать «I’m going hunting for mushrooms tomorrow, would you care to join me?»

Я даже заметил схожее телесное движение у таких учеников, когда они наконец трепетно начинают говорить. Они, прямо как измученные собаки, голову опускают, плечи округляют и смотрят снизу вверх на меня, в ожидании удара от хозяина.

Мне грустно каждый раз.

Один такой ученик был кинорежиссёр Дмитрий Месхиев, который в то время возглавлял киностудию RWS. Он полностью подтвердил моё стереотипическое ожидание, что такое «кинорежиссёр». Чёткий и громкий голос, уверенная, безуклонная жестикуляция. Он всё время ходил туда-сюда, управляя всеми, кто попадался.

А как только мы заговорили про изучение английского, исчез кинорежиссёр, а на его месте возник вдруг другой Дмитрий. У меня даже был мистический момент, когда на секунду в его большом кожаном кресле померещился маленький мальчик. Мальчик, с извиняющимся глазами, говорил мне, какой он тупой, ленивый и как его надо «бить», чтобы он работал. Я краем глаза осмотрел большую комнату с наградами и признаками его достижений. Когда я снова повернулся к нему, в кресле снова сидел взрослый Дмитрий Месхиев, который уверенно объяснял правильную методику, как дать ему пендель и как держать палку, чтобы максимально мотивировать его. Как в песне группы Oxymoron «Ваша цель – выжать всё из её учебного процесса, мы в Женеву на месяц, не жалейте их, профессор». Только Дмитрий не про своих детей, а про собственного внутреннего ребёнка. «Не жалей меня».

Ну, жалко, блин.

Человек успешный, умный, работоспособный и уверенный в себе. Когда он пишет письмо, половина страницы уходит на его титулы: заслуженный деятель искусств Российской Федерации, член Европейской киноакадемии, Разбивающий Оковы член Оскаровского комитета России, член Российской академии кинематографических искусств «Ника», Король Андалов, Мать всех Драконов, член Российской академии кинематографических наук и искусств «Золотой орёл», член Гильдии продюсеров России… То есть неважно, каких высот люди достигают, они могут остаться неуверенными в своей способности выучить иностранный язык. Он не один такой. А странно, ведь выучить английский куда легче, чем стать заслуженным деятелем искусств Российской Федерации.

Я до Димы уже принял решение не «бить» учеников и не заставлять учеников работать. Тяжёлая работа, блин, руки все в мозолях, я себя решил пожалеть. Я уже научился игнорировать возмущённые вопли учеников, которые считали, что без этого английский выучить невозможно. А с Димой я впервые начал глубже понимать, почему они умоляли меня «бить» их.

Дима тоже сказал в начале, что он, как собака, и добавил туда пару матерных слов. Ещё он начал заниматься не английским, а мною: «Где ты видишь себя через три года?»; «Какие у тебя планы, как собираешься их выполнить?». Мне кажется, в этом была попытка избежать урока, хотя я не уверен. Дима реально помогал мне – именно Дмитрий подарил мне первую возможность сняться в фильме. Не один раз Дима показал мне путь к успеху или выручил глупого англичанчика из очередной канавы. Это он познакомил меня с Надеждой Васильевой и нанял меня работать на кинофестивале, когда моя работа вдруг исчезла. Без него и его главной ассистентки Елены Грибовой я не смог бы остаться в России. Но это уже другая тема.

А как Дима достиг всего, чего он достиг? Его били, чтобы он пошёл работать, или он сам решил и сделал? Более вероятно, что его били, чтобы он не делал то, что хотел.

Как я вижу, у многих русских есть некие убеждения, чужие замашки, которые они считают своими собственными, с английским языком.

1. Надо его знать. Не знаешь – позор.

2. Надо его знать очень хорошо. Не знаешь очень хорошо – позор.

3. Надо вообще-то идеально знать. Ошибки – позорище!

И мне кажется, что люди превращаются в собак из-за этого «стыдостраха». Как я написал в другой истории «Лучший способ не сделать ошибку и не опозорить себя – это не говорить вообще». Как собака.