Извинюсь. Не расстреляют (сборник)

Фотография ничего не дала. Слабая артиллерия. Нужен следующий, более ощутимый удар. Но какой?

Надька понимала: если ничего не предпринимать, все завязнет, как телега в болоте. Ей светит участь пожизненной любовницы. Время работает против нее. Через десять лет Надька превратится в сорокалетнюю озлобленную тетку, которая постоянно скандалит и что-то требует.

Существует два пути развития: соскочить с телеги и капитулировать – либо как-то сдвинуть эту телегу из болота. Как? Обозлить Светлану, например. Она бросит Андрея, тогда Андрей станет свободным. А это уже совсем другой расклад.

Надька знала, где работает Андрей. Он как-то показал ей из машины светлый оштукатуренный особняк.

Надька села в свою машину, Луку пристроила сзади в специальном креслице – и двинулась в офис Андрея, непонятно с какой целью. Конечная цель была ясна: приехать, взять Андрея за руку и увезти к себе домой. Возможен скандал. Но скандал – как скальпель. Взрежет нарыв, и ложь выйдет наружу. Сначала больно, потом легко.

Луку Надька взяла с собой как вещественное доказательство. И как средство давления. Лука подрос – беленький, кудрявый, глаз не оторвать. Надька обожала Луку всем сердцем. Но в этом же сердце цвела и ненависть к Светлане. Надькино сердце клокотало от двух противоположных чувств.

Машина остановилась возле особняка. Над дверью красовалась витиеватая надпись, на старинный манер.

Надька вышла, вытащила Луку из машины. Прошла к дверям. Ее остановил охранник:

– Вы к кому?

– К Андрею Петровичу Хныкину.

– Он знает, что вы придете?

– Он ждет, – соврала Надька, глядя на охранника преувеличенно честным взором.

Охранник впустил Надьку. Надька отметила, что помещение – чистое, строгое, элегантное, как в Германии. В правом углу – небольшой бар, столики.

Надька села. Взяла кофе. Луке сунула сухарик, он стал его сосать.

Из глубины офиса появилась Светлана, подошла к лестнице. Потом обернулась. Лицо женщины показалось знакомым. Она вспомнила, что видела это лицо на фотографии. Ребенок не похож, но дети меняются. А может, у нее их несколько.

Светлана дождалась, пока глаза японки пересекутся с ее взглядом. Спросила:

– Вам Андрея? Я его сейчас позову.

И ушла. Ничего не заподозрила.

Андрей спустился вниз. Увидев их, просиял. Обрадовался.

Подошел. Сел рядом. Взял Луку на руки. Бармен тут же принес кофе.

– Что-нибудь случилось? – спросил Андрей. – Что-то очень срочное?

Ему и в голову не могло прийти, что Надька нарывалась на скандал.

– Я… хотела у тебя спросить… мне нужна хорошая бригада для ремонта квартиры.

Андрей достал мобильный телефон, набрал нужный номер.

– Какие бригады у тебя освобождаются? – спросил Андрей. Послушал. – Спасибо.

Андрей поднял незамутненный взгляд на Надьку.

– Лучше всего югославы. Но они дорогие. Если хочешь дешевых, бери хохлов. Но хохлы пьют.

– Заплатишь? – спросила Надька.

Скандал не получался. Хотя бы деньгами.

– Я уже заплатил, – ответил Андрей. Он ничего не боялся.

– Какой-то ты… непоследовательный…

– Я очень последовательный.

Андрей внимательно посмотрел на Надьку, будто гипнотизировал. В самом деле, он сразу сказал Надьке, что женат, и ничего не обещал. Однако Надьке казалось: если он любим и любит… Сказав «А», он должен сказать «Б». Но получилось только «А». Нескончаемый гудок. И если Надька проявит активность, то не будет и гудка. Рот захлопнется.

– Ладно. – Надька поднялась. – Я пойду.

Ей хотелось плакать, но гордость запрещала.

– Увидимся, – сказал Андрей, как телевизионный ведущий. Безличное такое «увидимся».

Надька вскинула Луку. Вышла к машине. Охранник помог. Подержал ребенка.Надька обернулась, увидела голову Светланы в ок-не, как портрет в раме. Беленькая, простенькая, как ромашка на лугу. Чем она лучше? Ничем. Просто раньше случилась в его жизни.

Надька вернулась домой в состоянии ступора. Но постепенно ступор начал ослабевать. Злоба охватывала Надьку, скручивала в жгут. Почему такое неравенство? Почему Надька должна беситься, а Светлана ходит с прямой спиной и тихим голосом?

Надька набрала рабочий телефон Андрея. В трубке отозвался женский голос.

– Мне Андрея Петровича, – потребовала Надька.

– Его нет. Что передать?

– Передайте, что звонила любовница.

– Ваше имя…

– Он знает.

– Хорошо. Я передам.

В трубке затикали гудки.

– Вот так, – сказала Надька гудкам. – Пусть она тоже поплавает в соляной кислоте.

Светлана положила трубку и села за компьютер. Она не собиралась плавать в соляной кислоте.

Она знала, что Андрей – увлекающийся человек. Ему нравятся женщины, особенно доступные. Ему некогда искать, ухаживать. Он берет тех, кто сам валится в руки. Почему и не взять то, что плохо лежит. Эта его готовность не могла нравиться Светлане, но она знала: Андрей никуда не денется. Даже если он вдруг увлечется и уйдет, то все равно вернется. Такое уже было. Ему что-то померещится, потом размерещится. Может быть, судьба дается человеку вместе с рождением, как сертификат. И изменить судьбу не в человеческих силах. Для этого надо умереть и родиться во второй раз, с другим сертификатом. А может, дело в другом: у Андрея и Светланы совпадали характеры, как ключ к замку. Все выемки и впадины идеально подогнаны, и замок открывается и закрывается только данным ключом.Однако Светлану возмутил Надькин звонок. Андрей не должен допускать к себе таких женщин, которые звонят жене. Это нарушение неписаного закона. Светлана понимала: японка пошла в наступление не от хорошей жизни. Это значит, что Андрей уперся рогом, не идет в руки. Она тянет – он упирается. Все так понятно… Японка хочет ее разозлить. Значит, задача Светланы – не злиться и не делать никаких резких движений.

Светлана воспринимала Андрея как мужа и как сына одновременно. У нее не было детей, Андрей стал ее ребенком. Она видела, что он – сильный организатор, но слабый хищник. Конкуренты стоят плотным кольцом, как волки, и ждут момента. А когда почувствуют слабое звено – налетят, сомнут и сожрут. Андрей не должен быть слабым. И не будет слабым, пока Светлана у него за спиной. Японка не угрожает бизнесу, но угрожает равновесию.

Работа не шла. Светлана встала из-за компьютера. Оделась и ушла домой.

Андрей вернулся не поздно. Раньше, чем всегда. И, как всегда, сыт. Последнее время он проводил деловые встречи в ресторанах. Как на Западе.

– Сядь! – сказала ему Светлана.

Андрей сел в кресло, открыто, с удовольствием смотрел на жену. Ему всегда нравилось, как она одевается. Дорого и скромно. Одежда была не видна на ней. А Надькины наряды всегда были главнее самой Надьки.

– Ты влюблен? – прямо спросила Светлана.

– Что-то в этом роде, – сознался Андрей. Не хотел врать.

– А ребенок чей?

– Наш.

– Значит, эта женщина – Дева Мария?

– Почему?

– Рожает от непорочного зачатия. А ты, значит, плотник Иосиф?

Андрей молчал. Ему была тяжела эта тема.

– Если ты захочешь уйти, я тебя не держу, – сказала Светлана.

Андрей молчал.

– Но ты можешь вернуться, когда захочешь. Я буду ждать тебя всегда.

– Считай, что я уже вернулся.

– Насовсем?

Это был основной вопрос. Светлана не допускала, чтобы ее муж бегал туда-сюда и превратил ее жизнь в помойку. А японка именно этого и добивалась.– Насовсем, – сказал Андрей.

Светлана и Андрей выбрали день и поехали в церковь.

У Светланы был свой духовник, отец Михаил. Раньше он был Миша, занимался ремонтом техники. Потом в его жизни что-то случилось, он не рассказывал – что именно, но это событие перевернуло всю его сущность. Миша превратился в отца Михаила с тихим голосом и спокойно-светлым взглядом, какой бывает у верующих. Отец Михаил был ровесником Андрея, они хорошо понимали друг друга.

– А вы обвенчайтесь, – предложил отец Михаил. – Церковный брак укрепит дух, избавит от искушения. Дьявол искушает. Дьявол видит слабых.

Светлана и Андрей венчались.

Горели свечи. Слова отца Михаила падали прямо в сердце. Андрей внутренне верил, что он действительно поддался дьяволу в образе Надьки. Но теперь он прозрел и будет жить зрячим, а не вслепую. Он больше не пойдет на поводу у своей плоти. Подключит разум, совесть, а значит, Бога.

Вышли из церкви. Полнеба занимала тяжелая туча.

– Балчина, – сказал Андрей. Так называл тучу его отец, сельский житель. Они с матерью и сейчас жили в деревне, отказывались перебираться в город, хотя разбогатевший сын мог предоставить им все условия.

– Мне этого ничего не надо, – говорил отец. – Я люблю мочиться на землю прямо с крыльца.

И действительно: мочиться на землю – это совсем другое, чем запираться в тесном туалете. Земля отдает свою энергию, и эта энергия через струю проникает в человека.

Отец, как Антей, черпал свою силу от Земли. Мать была терпеливая и умная, как Светлана. И даже внешне они были похожи. Ум – удобный попутчик. Глупость, амбиции выпирают углами, об эти углы стукаешься, сатанеешь. В долгую дорогу можно отправиться только с умным и добрым попутчиком.

Церковь стояла на высоком месте, на выезде из Москвы. Справа – город, а слева – холмы, леса, небо с балчиной.

Андрей отошел подальше, за кусты, и помочился на землю. Он вдруг понял, что в самой глубине души – тоже деревенский, сколько бы у него ни было денег, должностей и пиджаков.

Андрей вернулся к Светлане, взял ее за руку. Он был уверен: Светлана сейчас думает примерно о том же. Они были едины духом и плотью. Муж и жена на вечные времена. Это было скреплено загсом и церковью. Землей и небом.Домой они вернулись тихие, умиротворенные. Не хотелось никому звонить, ни с кем делиться. Им хотелось сберечь душевную высоту, все оставить себе. То, что между двоими, принадлежало только им.

Надька поняла, что Андрей ее бросил. Нетрудно догадаться. Андрей сменил все телефоны. Приказал охранникам не пускать Надьку в офис. Надька заехала – ее не пустили. Она совала охраннику Косте сто долларов, он не взял. Был непреклонен, как сфинкс. Не драться же с ним.

Надька вернулась домой. Легла. И провалилась в пропасть депрессии. Ярость – это эмоция, активное состояние. А здесь – все отключено, жить неохота. Надька вспомнила детство без мамы, ее звериную тоску по матери. Вспомнила Гюнтера, который выкинул ее на улицу – одну, в чужой стране, без единой копейки. Всплыло в памяти, как бездомная села в поезд – ей было все равно, куда ехать. Напротив расположились два голубых парня. Они сошли на станции, взяли с собой Надьку, а потом не знали, как от нее отделаться. И Жан-Мари не знал, как от нее отделаться. И вот теперь Андрей, но он-то знает, как отделаться. Поменял телефоны, усилил охрану, – нашел врага.

Надька осознала, что всем она только мешает и, если она умрет, все легко вздохнут. Кроме детей, естественно. Детей придется оставить на Ксению. Они понесут в будущее ее гены, так что Надька не канет окончательно. Стала размышлять: как легче уйти из жизни? Отравиться снотворным, например, не больно и не страшно. Заснешь – и привет. Однако за снотворным надо идти в аптеку. А вставать и идти не хотелось. Не было сил передвигать ноги и произносить слова. А главное – глядеть на людей. Сплошные рыла.

Лука, воспользовавшись неподвижностью, стал ползать по Надьке, роняя прозрачные слюни ей на лицо. Это было влажное прикосновение ангела. Живая вода.

– Вам надо уехать куда-нибудь, – сказала домработница Таня. – Сменить обстановку. Поменять картинку перед глазами…

Таня не могла смотреть, как Надька лежит и ничего не ест. У Тани сердце разрывалось от сострадания. Единственная сострадающая душа.

Надька зацепилась мыслью за Танины слова. Действительно, у нее есть два пути: первый – отравиться и умереть. Сделать Светлане подарочек. Они с Андреем выпьют коньячку за помин души, а потом лягут в постель. Займутся любовью – медленно и печально.

Второй путь: поехать в Париж, погулять по городу, развеяться. Посидеть с Кариной в кафе. Заглянуть в брачное агентство, может, там завалялся богатый француз. Можно и бедный.Единственное усилие – поднять себя с кровати. Оформить визу и купить билет. В Париже тоже рыла, но хотя бы французские.

В Париже Надьку приютила Карина. У нее в центре была крошечная квартирка – студио. Специально для приезжих гостей. Карина не любила тащить гостей в свою семью. Семья – это алтарь, в котором не должно быть посторонних.

Карина вытащила из холодильника вино и орешки. Это называется «развлекать глотку».

Надька поведала о своей жизни. Ничего не скрыла. Выложила всю правду, иначе какой смысл в беседе.

– А ты его любишь? – спросила Карина.

– Кого? Ребенка или Андрея?

– Андрея, естественно…

Надька мрачно смотрела перед собой, будто вглядывалась в перспективу.

– Ужасно… – проговорила она. – Это мужчина моей жизни. Я хочу быть с ним на моих условиях. Я хочу замуж.

– А если бы он был водопроводчик, ты бы пошла за него?

– Пошла бы… – убежденно подтвердила Надька.

Она не могла представить Андрея без себя и себя без Андрея.Карина испытала легкую зависть. Ей тоже захотелось безоглядного чувства, несмотря на стабильность и благополучие своей жизни.

Одно из любимых занятий – пробежаться по магазинам.

Подарки Надька покупала в «Тати» – это был уровень ярмарки «Коньково». Себе – в «Галери Лафайет», здесь можно было найти что-то вполне качественное и недорогое. Дешевле, чем в фирменных магазинах, где дерут втридорога только за имя. Однако в фирменные магазины Надька тоже заходила – просто поглазеть. Ухоженные продавщицы улыбались Надьке радостно и приветливо, будто ждали ее с самого утра.

Надька зашла в магазин «Балли» и высмотрела там Левку Рубинчика. Он покупал женскую сумку, похожую на огромный кисет. Кожа, тонкая как шелк, стягивалась на кожаных шнурках. Это была последняя мода сезона.

– Жену одеваешь? – спросила Надька, подходя.

Левка обернулся. Его брови вздрогнули и полезли на лоб.

– Смешно… Мы находим друг друга в магазинах.

– Место встречи изменить нельзя.

– Можно, – возразил Лева. – Если хочешь повидать русских, надо идти в «Тати». Французы туда не ходят.– Мне не нужны здесь русские. Через неделю я вернусь в Москву, там их навалом.

Зашли в кафе. Заказали луковый суп. Хотелось горячего.

Лева рассказал, что живет по-прежнему в Германии. Жена до сих пор в Москве. Здесь, в Париже, у него бизнес – картинная галерея, совместно с Жан-Мари. Вывозить картины стало труднее. Русские свирепствуют на таможне. Законы не работают, только деньги. Нация испортилась.

– Жан-Мари играет? – спросила Надька.

– Все как было. Хоть и игрок, но мозги на месте. Не голова, а компьютер.

– Жена вернулась? – спросила Надька.

– Не знаю. Я ему личных вопросов не задаю. На Западе это не принято.

– А меня он помнит? – спросила Надька.

– Наверное. Он же не склеротик.

Официант принес суп в горшочках. Некоторое время они ели молча.

– Я ужасно рад, что встретил тебя, – признался Левка. – Мне тебя Бог послал.

– Зачем? – Надька заподозрила просьбу, и просьба последовала:

– Передай моей жене деньги. На нее наехали. Надо срочно переправить деньги в Москву.

– Много?

– Сто пятьдесят тысяч.

– Чего?

– Что за вопрос…

– Нормальный вопрос. В Париже франки, в Германии марки.

– Кому нужны франки в Москве? Доллары. Я положу их в эту сумку. – Левка указал глазами на коробку. – А ты передай моей жене. Тебе не сложно?

– Только ты меня проводи, – велела Надька. – Проблемы возникают на выезде.

– Не волнуйся. У меня все здесь схвачено. Я не первый раз переправляю деньги.

– А кто наехал? – поинтересовалась Надька.

– Сволочи. Месяц не могут подождать. Не верят. Нация испортилась. Никто никому не верит, потому что сами врут.

– А сумку тоже отдавать? – невинно спросила Надька.

Лева непонимающе уставился на нее.

– Сумку отдать или можно себе оставить?

Лева понял, что сумка «Балли» пойдет как гонорар за услугу. Сумка дорогая, но и услуга не маленькая.– Ладно, – согласился Лева, но настроение у него не улучшилось.

Из кафе поехали к Леве в гостиницу. Отель – четыре звезды, но номер крошечный. В нем умещались только кровать непомерной ширины и маленький холодильник в углу. Это значило, что французы придают большое значение сну и сексу, как, впрочем, еде и винам. Французы умеют любить себя.

Лева достал из сейфа деньги, завернул в красивый пакет, опустил в новую сумку.

– Я привезу к самолету, – сказал Лева. – Скажи мне номер рейса и время.

Лева выглядел подавленным. Надька предположила, что ему жалко сумку. Захотелось его утешить. Она разделась и легла. Лева подумал и тоже разделся. Лег рядом. Но почему-то не проявлял инициативы. Просто лежал, и все. Ему что-то мешало, как тормоз.

Этим тормозом являлась сама Надька. Ее тело отторгало чужое биополе. Душа не принимала сигналы, идущие от чужого. Андрей заблокировал ее тело, и душу, и разум.

Надька быстро встала и оделась. Стала торопливо собираться.

– Что с тобой? – не понял Лева.

– У меня роман, – сказала Надька. – Я не могу изменить.

– А ты не изменяй. Я же тебя не изменять зову, а трахаться.

– Я не могу…Ее душа была заполнена Андреем до краев, как стакан с водой. И больше в нее ничего не помещалось.

Лева проводил Надьку в аэропорт. Все обеспечил, договорился, из чего явствовало, что дело не в нации, а в размере взятки.

Надька благополучно долетела. Самолет мягко приземлился на родную землю.

На таможне она шла через зеленый коридор. Таможенник спросил:

– Валюту везете?

– Ни в коем случае, – полушутя, но очень определенно ответила Надька.

Был вечер, таможенники устали, им было все равно. Тем более что ввозить валюту не запрещается.

Надьку встречала Ксения – наряженная и надушенная, в хорошем настроении. Торопилась рассказать свои новости: там заплатили, сюда пригласили, – веселье и достаток.

– Как дети? – спросила Надька.

Ксения радостно переключилась на детей: Маша ревнует Луку и бьет его кулачками. А кулачки – как камешки.

– А Лука отвечает?

– Нет. Ревет басом, как слон, и ждет, что Машу накажут.

– Мне звонили? – Надька напряглась. Это был вопрос жизни.

– Нет. Не помню. Нет, по-моему…Ксения не помнит. Не обращает внимания на то, что составляет стержень Надькиной жизни. Но ведь и Надька тоже не вслушивается в свою дочь Машу. А оказывается, Маша ревнует и мстит своими маленькими кулачками. Восстанавливает справедливость, которой нет.