Извращенная Преданность

— Что ты делаешь? — спросила Леона, вцепившись в сиденье.

— Это неверный путь.

— Вовсе нет. Мы купим тебе платье и гребаные новые туфли. Если я еще раз увижу тебя в этих гребаных шлепанцах, я приду в ярость.

— Что? — ее глаза расширились. — Не смеши меня. Мне нужно на работу. У меня нет времени ходить по магазинам.

— Не волнуйся. Роджер поймет.

— Фабиано, — умоляюще сказала она.

— Зачем ты это делаешь? Если ты ждешь чего-то взамен, я не такая девушка. Я бедна, но это не значит, что меня можно купить.

— Я не собираюсь покупать тебя, — сказал я ей.

И это было правдой. Что-то в Леоне заставляло меня хотеть защитить ее. Это был новый опыт для меня. Не то чтобы я не хотел ее в своей постели, но я хотел, чтобы она тоже этого хотела. Мне никогда не приходилось платить за секс, и никогда не придётся. Шлюхи в Вегасе все равно были на жалованье у Каморры.

Она долго смотрела на меня.

— Тогда почему?

— Потому что могу и потому что хочу.

Ответ, похоже, не удовлетворил ее, но я сосредоточился на дороге, и она больше не задавала вопросов, что было чертовски хорошо, потому что я действительно не хотел анализировать детали моего увлечения ею. Она напомнила мне моих сестер. Не в извращенном смысле. Скорее, она напомнила мне тоску, которую я похоронил глубоко в груди. Блядь.

— Значит, твой отец украл деньги, которые я тебе дал? — в конце концов спросил я, вцепившись пальцами в руль и жалея, что это не его чертово горло.

Она кивнула.

— Похоже, у него неприятности.

Если бы он действительно попал в беду, я бы знал. Деньги, которые он нам задолжал, не такие большие. Если Сото все еще держал его в руках, он был счастливчиком.

— Такие люди, как он всегда в беде, — сказал я ей. — Тебе следует держаться от него подальше.

— Он мой отец.

— Иногда мы должны отпустить нашу семью, если хотим чего-то добиться в жизни.

Удивление и любопытство отразились на ее лице. Я стиснул зубы, злясь на себя за свои слова.

Я припарковался у обочины перед одним из первоклассных бутиков, которые, как я знал, посещали светские девки, которых я иногда трахал, когда они хотели добавить острых ощущений в свою гребаную изнеженную жизнь. Леона посмотрела на витрину, потом снова на меня, ее губы приоткрылись в неверии. Между бровями образовалась небольшая складка.

— Только не говори, что хочешь, чтобы я туда вошла. Они даже не пустят меня внутрь в таком виде. Они подумают, что я пришла украсть их одежду.

Неужели? Это мы еще посмотрим. Я вышел из машины, обошел капот и открыл перед ней дверцу. Она вышла и потянулась за рюкзаком. Я остановил ее.

— Можешь оставить его в моей машине.

Поколебавшись, она отступила назад, чтобы я мог закрыть дверь. Она нервно огляделась. Она чувствовала себя чертовски неловко. Я протянул ей руку.

— Пойдем, — твердо сказал я.

Она вложила свою ладонь в мою, и я сомкнул пальцы вокруг ее руки. То, что Леона доверяла мне, несмотря на то, что она знала обо мне, заставляло меня хотеть быть добрым к ней, что было удивительно. Я редко хотел быть добрым к кому-либо. Но у меня было достаточно денег, так что одно платье меня не убьет. И новые туфли были больше для моего собственного здравомыслия, чем что-либо еще. Эти шлепанцы должны были исчезнуть.

Я повел ее к магазину. Витрина была украшена серебряными и золотыми рождественскими штучками. Охранник, высокий темнокожий ублюдок, окинул ее взглядом, но впустил, когда заметил мое лицо.

Продавец не могла скрыть своего презрения к внешности Леоны. Ее красные накрашенные губы скривились, а рука Леоны в моей напряглась. Я покосился на нее. Свободной рукой она теребила мятую белую рубашку; стыд омыл ее лицо, веснушки исчезли в румянце.

Она придвинулась ближе ко мне, ища укрытия. Она искала гребаное убежище с таким мужчиной, как я. Сомневаюсь, что она заметила. Но я заметил. И я поднял глаза на продавщицу, позволив ей заглянуть за маску, которую я носил, когда не занимался бизнесом, чтобы она поняла, почему я был силовиком Каморры. Почему некоторые люди умоляли, прежде чем я даже приставил нож к их коже. Она напряглась и отпрянула. Я холодно улыбнулся.

— Полагаю, вы можете нам помочь.

Она быстро кивнула.

— Что вы ищете? — она спросила меня.

— Вы должны спросить ее, — сказал я тихим голосом, кивая в сторону Леоны.

— Платье, — быстро сказала Леона и добавила. — И туфли.

Продавщица посмотрела на шлепанцы Леоны. Но на этот раз выражение ее лица не выдало презрения. Хорошо для нее.

— Какое платье?

Леона беспомощно искала мой взгляд. Я жестом попросил продавщицу дать нам минутку. Она поспешила в дальний конец магазина, где за кассой стоял другой продавец.

— У меня никогда не было выбора. Я ничего не знаю ни о платьях, ни о туфлях. Я получала все, что мне подходило, от доброй воли.

— У тебя никогда не было новой одежды? — спросил я.

Она отвела взгляд.

— Одежда не была моим приоритетом. Я должна была заботиться о еде.

Ее взгляд был прикован к платьем справа от нас.

— Примерь все, что попадется на глаза.

Довольно быстро стало очевидно, что она не собирается прикасаться ни к одному из платьев, поэтому я вытащил темно-зеленое платье с длинными рукавами и протянул ей. Она взяла его и последовала за продавцом в примерочную. Я прислонился к стене, не сводя глаз с занавеса, скрывавшего Леону. Это заняло больше времени, чем следовало бы.

— Ты там в порядке?

Она вышла, поморщившись. Я выпрямился. Платье облегало ее тело во всех нужных местах и расширялось, пока не достигло колен. И спина, была с вырезом, открывая ее нежные лопатки и позвоночник. Она выглядела совершенно по-другому. Она посмотрела на себя в зеркало и покачала головой, плотно сжав губы.

— Похоже на костюм, — тихо сказала она.

— Как будто я притворяюсь той, кем не являюсь.

Я подошел ближе.

— А кем ты притворяешься?

Она сверкнула глазами.

— Больше, чем отброс.

— Отброс, — повторил я настолько спокойно, насколько позволял мой гнев. — Кто тебя так назвал?

— Я дочь наркоманки и азартного игрока. Я отброс. Я не такая.

Она указала на свое отражение.

— Никто никогда больше не назовет тебя отбросом, слышишь? И если они это сделают, ты скажешь мне, и я вырву им глотки, как насчет этого?

Она наклонила голову, снова пытаясь понять меня.

— Ты не можешь изменить мое прошлое. Ты не можешь изменить меня.