Извращённое Королевство

Это значит, что я не увижу Эльзу в ближайшее время.

— Улыбнись.

Она кладет указательные пальцы по обе стороны от моего рта и тянет вверх.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — я спрашиваю.

Она отчаянно кивает.

— Не хочу видеть, как ты истекаешь кровью и мерзнешь.

— Если я уйду, то не вернусь.

— Почему нет? Ты можешь вернуться. Мы друзья. — ее нижняя губа дрожит. — Так ведь?

— Не думаю, что смогу вернуться.

— Я скажу папе, чтобы он отвез меня к тебе.

— Твоему папе не нравится мой папа.

— Мне все равно. Ты мне нравишься. Папа дает мне все, что я люблю. — ее пальцы запускаются в мои волосы. — Сегодня тебе больше не будет больно. Подожди ради меня, хорошо? — она лезет в карман своего платья, и я не удивляюсь, когда она достает маленькую пачку с Maltesers и сует мне в руку. — Я отдам их тебе. — она встает, затем снова присаживается на корточки и чмокает меня в щеку. — Подожди ради меня.

Я так и делаю.

После того, как она ушла, я сижу на грязном полу, наблюдая за дверью и Maltesers, которые она оставила в моих руках.

Я съем их, когда она вернется. Maltesers слишком сладкие, и они мне не очень нравятся, но я ей об этом не говорю. Эльза так увлечена ими, и мне нравится смотреть, как она их ест. Кроме того, ей нравится, когда я делюсь с ней шоколадными шариками.

Мои глаза закрываются, а кожа становится теплой, а затем холодной, но я не сплю. Я думаю о маме и о том, как она будет счастлива, когда я вернусь. Может, Джонатан отвезет нас куда-нибудь и сделает маму счастливой.

Дверь распахивается.

Я вскакиваю на ноги. Это не Эльза.

Красная женщина входит внутрь, сжимая в руках хлыст.

На ней длинное красное платье без рукавов. Ее золотистые волосы падают на плечи, а губы накрашены ярко-красным. Даже каблуки красные.

Как кровь.

Мама часто рассказывала мне о силе тьмы. Она говорила, что настоящие монстры выглядят красивее ангелов.

Красная женщина так же прекрасна, как ангел в нашем саду.

Я забиваюсь в угол, крепче сжимая пачку Maltesers. Звук туфель красной женщины приближается.

— Илай.. Мама вернулась.

Ее голос спокоен и темен, как зимние ночи. В такие моменты, как сейчас, мне хочется почувствовать мамино тепло и услышать ее нежные слова.

Если я притворюсь Илаем, она не сделает мне больно.

— Ты скучал по маме, Илай?

Она встаёт передо мной с безмятежной улыбкой на лице.

— Да.

Я скучаю по своей маме, по Алисии.

Она присаживается передо мной на корточки и проводит своими красными ногтями по моему лицу. По спине бегут мурашки.

— Я говорила тебе не купаться в озере. Зачем ты это сделал?

— Я... мне очень жаль.

— Ты не станешь это делать, хорошо?

Я дважды киваю.

Она улыбается и встает.

Уф. На этот раз она не рассердилась. Я уже собираюсь сесть обратно, когда она останавливается и поворачивается так резко, что я прижимаюсь к стене.

— Что это? — она визжит, указывая на мою руку.

Maltesers.

Я прячу их за спиной.

— Н-Ничего.

— Я говорила тебе не лгать мне! — ее голос эхом разносится вокруг.

Она хватает меня за руку, ее ногти впиваются в кожу.

Я изо всех сил стараюсь удержать пачку с шоколадными шариками, но она выхватывает их.

— Верни. — я свирепо смотрю на нее. — Это мое.

— Ты неблагодарный маленький гаденыш. — она бьет меня по лицу. Я падаю на бок на твердый пол, щеку щиплет. — Я дала тебе все, все! Но все, что ты делаешь, это лежишь и играешь на озере, когда тебе не следует этого делать!

Первый удар хлыста касается спины.

Что-то разрывает мою кожу, и я кричу.

— Мама все исправит, Илай. Мама все исправит.

Удар.

Я плачу. Эта боль не похожа ни на что, что я испытывал ранее. Это больнее, чем когда она порезала мне руку или когда приковала меня наручниками.

— Прекрати... — я ползу в угол, дрожа всем телом.

Удар. Удар. Удар.

Она продолжает и продолжает... и продолжает.

Липкая, теплая жидкость стекает по позвоночнику и капает на пол.

Кап.

Кап.

Кап.

Мои глаза закрываются, а слеза скатывается по щеке.

Мне очень жаль, Эльза. Я не сдержу своего обещания.

Глава 29

Эльза

Я слушаю рассказ Эйдена о том дне.

Каждое слово и предложение это как удар ножом в живот. Это все равно что быть разрезанным и оставленным истекать кровью на земле. Это все равно что оказаться в эпицентре землетрясения, похороненным заживо.

Мы сидим бок о бок на холодном полу, не прикасаясь друг к другу. Эйден ни разу не взглянул на меня с тех пор, как начал говорить.

Его взгляд затерян вдалеке, будто он видит, как события разворачиваются перед ним. Как будто моя мать прямо здесь, хлестает маленького ребенка, пока он не истечет кровью и не потеряет сознание.

Он смотрит в угол, словно видит себя; слабого, маленького и беззащитного.

В момент молчания, тяжелая тишина охватывает подвал.

Пугающая тишина.

Поразительная тишина.

Я подтягиваю колени к груди и борюсь с желанием спрятаться и заплакать.

Я не сделаю этого.

Это память Эйдена, а не моя. Это он страдал, а не я.

Я отворачиваюсь от него, потому что знаю, что долго не смогу продержаться, и не хочу, чтобы он видел, как я ломаюсь.

— Что случилось потом? — спрашиваю я тихим голосом.

— Эта часть принадлежит тебе, — говорит он. — Я не стану заставлять тебя вспоминать.

— Хорошо. — долгий вдох вырывается из легких. — Хорошо, — повторяю я, потому что, очевидно, мой разум попал в петлю.