Извращенный Найт-Крик

— Что случилось, Печенька? — спрашивает он, приподнимая бровь, когда я сажусь на пол рядом с чемоданом, расстегивая его и пытаясь подобрать нужные слова.

— Я хочу спросить тебя кое о чем. Я не хочу, чтобы это вышло неправильно или заставило тебя чувствовать себя плохо, или что-то в этом роде. Но я много думала об этом в последнее время, и я просто хочу понять, — тихо говорю я, глядя на него снизу вверх, и он мгновенно опускается рядом со мной, скрещивая ноги, когда встречается со мной взглядом.

— Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, Иден. Я отвечу на это, — отвечает он решительно, хотя его тело кажется напряженным.

Я прочищаю горло. — Ладно, я, эээ, блядь. — Я делаю паузу, чтобы перевести дыхание, прежде чем нахожу в себе силы, которые мне нужны, чтобы выплюнуть это. — Как ты думаешь, почему Илана никогда не нацеливалась на тебя так, как на меня?

Вот, я это сказала. Я задерживаю дыхание, наблюдая за его глазами в ожидании ответа, и меня удивляет, когда все, что я вижу, — это печаль.

Но не из-за него, а из-за меня. По тому, как он приближается на дюйм и сжимает мое плечо, я чувствую, как сильно он хочет снять с меня все это давление.

— Я задал Ричарду тот же вопрос после того, как ты прожила здесь неделю или около того, когда я заметил, что ты начала становиться мишенью для людей в Найт-Крик, — бормочет он, и я замираю на месте. Это было не то, что я ожидала от него услышать. — Я думаю, мы оба знаем, что происходит много такого, о чем мы не подозреваем. Многое из истории, о которой мы понятия не имеем.

— Что сказал Ричард, когда ты его спросил? — Шепчу я, мое сердце бешено колотится в груди, пока я жду его ответа.

— Он сказал, что Илана нацелилась на тебя, потому что твой отец не выполнил свою часть сделки. Или, э-э, наш папа. Неважно, — бормочет он, потирая шею сзади, и я хмурюсь.

— Что это вообще, черт возьми, значит? — Я ворчу, проводя рукой по лицу, и он пожимает плечами.

— Я сказал Ричарду, что займу твое место. Что бы Илана ни хотела с тобой сделать, я приму наказание вместо тебя. Я даже появлялся в ее доме, в ее офисе, везде, но ее служба безопасности просто смеялась надо мной. Так было до тех пор, пока не зашел Рез.

Подожди. Что за черт? Как я могла ни о чем из этого не знать? Я бы никогда не позволила ему навлечь на себя Илану и ее гнев, никогда. Я вижу, что Арчи это знает. Нежность в его глазах, когда он улыбается мне, говорит мне, что он сделал бы все возможное, если бы мог привлечь внимание Иланы.

Сейчас я ничего не могу с этим поделать. Главное — научиться как можно большему, чтобы использовать все в своих интересах.

— Что сказал Рез, когда появился? — Я спрашиваю, заинтригованная, какой вклад мог внести парень, который держит в плену мою маму. Я не могу поверить, что Рез тоже появился здесь.

— На самом деле он почти ничего не сказал о том, почему. Вместо этого он объяснил, почему в наших интересах пойти по пути Иланы. Что-то о том, что все, что они сделали, не могло быть напрасным. Как он отказался, чтобы все они закончили одинаково. Это было странно, как будто он был немного сломлен и расстроен, пытаясь вести себя невозмутимо.

Слова Арчи только еще больше сбивают меня с толку, но я киваю в согласии с тем, что он говорит, пока не смогу как следует все обдумать.

Открыв чемодан, я перебираю одежду, пытаясь переварить то, что сказал Арчи, мой разум полностью погрузился в другой слой секретов, хранящихся в этом городе. Бездумно перебирая одежду, я натыкаюсь на коробку из-под обуви внутри чемодана.

Я отодвигаю одежду в сторону, открывая еще две коробки из-под обуви, и кладу одну себе на колени. Открыв ее, я в шоке смотрю на стопки фотографий внутри. Их, должно быть, сотни. Верхний снимок был сделан совсем недавно, на Рождество прошлого года. Мой папа, моя мама и я, все стоим перед рождественской елкой с широчайшими улыбками на лицах.

В этот момент у меня защемило сердце при воспоминании о моем отце. Через несколько секунд после того, как щелкнул таймер фотосъемки, он начал петь — Feliz Navidad во всю глотку, как делал всегда.

Я скучаю по тому, каким счастливым он всегда казался. Он был полон решимости перевернуть все с ног на голову, оставаясь при этом самым большим ребенком, которого я когда-либо знала.

Закрыв глаза, я прижимаю фотографию к груди, улучив момент, чтобы позволить своему сердцу обливаться кровью за него. Чья-то рука сжимает мое плечо, и я поднимаю взгляд и вижу, что Арчи мягко улыбается мне сверху вниз.

— Можно мне посмотреть вместе с тобой? — спрашивает он хриплым голосом, когда заглядывает в коробку и видит фотографии моего отца. Я киваю, ставя коробку между нами.

Никто из нас не произносит ни слова, поскольку в плейлисте по-прежнему слышен фоновый шум, все наше внимание сосредоточено на коробке. Я не знаю, как долго мы сидим там, обмениваясь фотографиями с искренними улыбками на губах, но кажется, прошла целая вечность, пока мы делимся друг с другом фрагментами наших детских воспоминаний.

— Ты узнаешь этого парня? — Спрашивает Арчи, наклоняя фотографию в руке, чтобы я могла рассмотреть.

Я хмурюсь. Рядом стоят двое мужчин. Один явно мой отец, он намного моложе, но я, кажется, не могу вспомнить другого. — Я так не думаю, — бормочу я в ответ, когда он проводит рукой по лицу.

— Мне кажется, что я да, — отвечает он, и я не хочу говорить ему, что на самом деле это невозможно, но я не хочу быть грубой. Когда он переворачивает фотографию, на ней неровным почерком моего отца написано: "Я и папа".

Это его отец? Мой дедушка? И Арчи думает, что узнает его? Мои ладони начинают потеть, когда в груди появляется надежда.

Оглядываясь на коробку, я просматриваю их все, минуя более ранние, в поисках чего-то более конкретного, пока не натыкаюсь на другую фотографию, на которой мой отец сидит рядом с тем же мужчиной, но слева от моего дедушки тоже сидит женщина.

Они сидят на деревянной скамейке на пляже. Мой папа, должно быть, нашего возраста или чуть моложе, и все они широко улыбаются в камеру, но от чего у меня сердце стучит в ушах, а ладони потеют, так это от этой женщины.