Изящная комбинация

Он достал карандаш и блокнот в клеенчатой обложке, стараясь не думать о том, что последняя запись в нем может стать его последней.

* * *

Телеграфист на станции Сатка едва разбирал буквы. Аппарат Морзе выстукивал сообщение дрожащими руками отправителя: «Срочно… Большой обвал на горизонте 80… Люди под завалом… Требуется немедленная помощь…»

Дежурный по станции, увидев текст, побледнел и бросился к телефону железнодорожной связи. Черный эбонитовый аппарат надрывно зазвонил в гостинице «Северный Урал» в Златоусте.

* * *

Я спал всего два часа после тяжелого дня урегулирования заводских проблем. Телефонный звонок выдернул меня из забытья. В номере тепло, голландская печь, выложенная синими изразцами, хранила жар. За окном в свете газового фонаря кружил снег.

— Да? — я схватил тяжелую эбонитовую трубку.

— Леонид Иванович! Срочно! На Саткинском руднике обвал! Двенадцать человек под завалом на восьмидесятом горизонте!

Я мгновенно оценил ситуацию. Восьмидесятый горизонт это около двухсот метров под землей. Времени мало, воздуха при обвале хватит максимум на три-четыре часа.

— Будите всех наших! — скомандовал я в трубку. — И вызовите главного инженера рудника к телефону.

Через пять минут в номере уже собрались встревоженные Величковский, Сорокин и Глушков. Котов быстро записывал что-то в конторскую книгу.

— Александр Владимирович, — я повернулся к Сорокину, — что у нас есть на заводе из спасательного оборудования?

— В литейном цехе кислородные баллоны «Маннесман», — быстро ответил тот. — В механическом мощные лебедки. Можно взять передвижной компрессор.

— Грузите все в теплушку, — кивнул я. — Николай Александрович, нужны расчеты по устойчивости горных пород. У вас же был опыт в Кузбассе?

Величковский уже раскладывал на столе логарифмическую линейку:

— Да, в четырнадцатом году. Если порода такая же, как на верхних горизонтах, тогда будет легче провести анализ.

Глушков вернулся из коридора:

— Машины будут через десять минут. Два «Паккарда» и грузовик «АМО-Ф15» для оборудования.

Я быстро оделся. Поверх костюма — теплую меховую шубу, на ноги высокие сапоги из хромовой кожи, меховая шапка.

— В правлении рудника есть телефон? — спросил я у вернувшегося с новостями Котова.

— Да, аппарат «Сименс», установили в прошлом году. Но связь часто рвется из-за метелей.

— Тогда так: вы с Глушковым на станцию, организуйте отправку теплушки с оборудованием. Мы с Величковским и Сорокиным сразу на рудник.

Я посмотрел на карманные часы, сейчас половина третьего ночи. Если гнать машины на пределе, через час будем на месте. Спасательное оборудование подойдет через полтора-два часа по узкоколейке.

Внизу уже урчали моторы «Паккардов». Клубы выхлопных газов смешивались с падающим снегом. Я на секунду задержался у окна. Где-то там, в ледяной темноте, в двухстах метрах под землей, двенадцать человек надеялись на спасение.

— Погодите, — я вдруг остановился в дверях. — Захватите все медицинское оборудование из заводского лазарета. И пусть доктор с заводской больницы едет с нами. При сдавлении породой могут быть тяжелые травмы.

Величковский уже спускался по лестнице, на ходу проверяя расчеты в блокноте:

— Если обвал частичный, есть шанс пробиться сбоку. Надо определить безопасное направление.

Едва мы выехали из города, метель усилилась, превратившись в настоящую снежную бурю. Наш «Паккард» с трудом пробивался сквозь снежные заносы.

Фары едва освещали дорогу на несколько метров вперед, их свет рассеивался в белой мгле. По ощущениям было градусов сорок мороза, даже толстое стекло в салоне начало покрываться изморозью.

— Леонид Иванович, может вернуться? — водитель, пожилой Степан Ильич, с трудом удерживал руль. — Того и гляди в кювет съедем. А там и замерзнуть недолго.

Я посмотрел на часы. Прошло сорок минут с момента выезда, а мы преодолели едва ли треть пути. Второй «Паккард» с Сорокиным и доктором отстал, его огни давно растворились в снежной пелене.

— Нет, — я покачал головой. — Там люди погибают. Каждая минута на счету.

Величковский рядом что-то быстро чертил в блокноте:

— При таком морозе воздух в забое будет холоднее обычного. Это даст им еще лишних минут сорок.

Машина вдруг резко дернулась и заглохла. Степан Ильич выругался:

— Все, приехали. Снег в карбюратор забило.

Я выбрался наружу. Ветер чуть не сбил с ног.

Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась белая пустыня. Где-то справа должна быть узкоколейка на рудник, по ней собирались доставить спасательное оборудование.

И тут меня осенило.

— Степан Ильич, — я вернулся в машину, — а далеко до узкоколейки?

— Метров триста будет, — водитель растирал замерзшие руки. — Только что толку? Паровозы в такую погоду не ходят.

— А путевая дрезина на станции есть?

— Дрезина? — он задумался. — Точно, есть! Путиловская, ручная. Обходчики на ней рельсы проверяют.

— До станции далеко? — я всматривался в белую мглу.

— С версту будет, — Степан Ильич показал направление. — Вон за тем поворотом должна быть будка стрелочника. Оттуда можно по телефону связаться.

Мы с Величковским, утопая в снегу, двинулись к путевой будке. Мороз обжигал лицо, ветер швырял колючий снег в глаза. Через двести шагов из метели проступили очертания небольшой избушки. В окне тускло светила керосиновая лампа.

Стрелочник, бородатый старик в длинном тулупе, сидел у железной печки. Увидев нас, вскочил:

— Никак с дороги? А я гляжу, фары мелькнули, да потухли.

— Срочно нужна связь со станцией, — я стряхивал снег с пальто.

Стрелочник крутанул ручку настенного телефона. После нескольких звонков связь установилась.

Минут через двадцать мы услышали характерное постукивание. Тяжелая ручная дрезина медленно пробивалась сквозь снежные заносы. На открытой платформе лежало горноспасательное оборудование, закрепленное брезентом. За рычагами стояли четверо путевых обходчиков в тулупах, обмерзшие бороды покрыты инеем.