К черту мамонтов!

Стоянку было видно издали. Автолеты висели в воздухе рядами и вращались вокруг своей оси, сверкая габаритками в воздухе. И этих рядов стало на десяток больше с момента ее прилета.

Глава 74

31.03.2025 Москва 20–50

Наташе становилось хуже с каждой минутой. Она плохо помнила, как ее довезли до квартиры, помнила только, что Федор Николаевич рассказывал ей по дороге забавные случаи из жизни элестов, и у нее сильно болело горло, и раскалывалась голова. Федор сразу, как они пришли в квартиру, надел ей на руку браслет как на встрече, потом уговорил лечь в постель и настоял, как она ни отмахивалась на приеме всего, что передал для нее Арсений.

Он помогал, за что Наташа ему была благодарна, но ей стало легче, когда он ушел, почти сразу после появления Лили.

Лиля всполошилась болезнью подруги. Всё бегала вокруг и суетилась, но всё же успела рассказать о том, как ее с товарищами изучали стиллы и их ученые.

Лиле стиллы понравились, но ничего особенного она не почувствовала, оказавшись к взглядам нечувствительной. Наташе, несмотря на головную боль и насморк, было очень интересно узнать подробности, но лекарства взяли свое, и она уснула.

Ночью Наташа часто просыпалась от кашля. Проснувшись, обливаясь потом, кашляла в одеяло, боясь разбудить подругу. Та спала на кресле, разложив его перед кухонными шкафами, и не просыпалась, хотя обычно спала чутко.

Наташа проснулась около десяти, почувствовав себя лучше. Ее разбудила Лилина возня с посудой. Открыв глаза, Наташа увидела одетую Лилю, деловито нарезающую колбасу.

— Ты куда собралась? — прохрипела Наташа.

— Пойду, встречусь со своими.

— Это с какими такими своими? Из Лещанска кто приехал?

— Нет. Я встречаюсь с Геной и Нией. Ну с теми, с кем я инициировалась.

— Зачем?

— Хочется. И мне и им. Мне кажется, что был еще кто-то. Четвертый. Об этом и поговорим.

Лиля подняла глаза к потолку, заморгала и, рассеянно улыбнувшись, стала растирать лицо ладонью. Наташа, не смотря на болезненное состояние, удивилась. У подруги не было привычки тереть лицо ладонью.

Лиля, наклонилась к столу, сложила хлеб и колбасу в бутерброд и, не донеся его до рта, заговорила:

— Я так рада, что ты меня привела на Встречу! Слияние в инициации настолько прекрасно! Я не знаю, как тебе объяснить.

Лилины глаза блестели, как в день, когда Юрик сделал ей предложение. Она замотала головой, замахала руками, как бы летя. Это было странно и неуместно в маленькой студии с разложенной посередине кроватью.

— А ты попробуй еще. Скажи не одним словом, а многими, — предложила Наташа гнусавым голосом.

— Слияние начинается, когда в ушах раздается звон. Он мягкий, нарастающий. Странно, когда звон накрывает с головой. Чувствуешь, что за ним открывается, как бы дверь. И не одна дверь, а несколько. Даже не дверь, а часть стены или перегородка, которая отделяет тебя от состилловца. Она исчезает и тут же врываются звуки, запахи, ощущения, знания. Это другие миры, другие люди, вернее их сознания. Пространства сливаются, объединяются. Становится свободно. Только, что было тесно, мысли еле протискивались среди других твоих же мыслей и воспоминаний. И вдруг твое пространство увеличивается. Становится свободно. Чудесно свободно. Ты, Наташка, даже не представляешь, как на людей что-то давит, как вас сжимает! Вы с этим живете и не чувствуете. Вернее не замечаете. А вот когда инициируешся, давление исчезает, тебя отпускает и ты летаешь. В полете сливаешься с другими. А вот это вообще восторг!

— Оргазм. Это называется оргазм. Когда сливаешься с другими в восторге, — поправила Наташа.

Лиля засмеялась так легко, так непринужденно, как не смеялась со школы:

— Натаха, дури у тебя в голове так много, что можешь не курить. У тебя там явно парники.

— Э… Ты чо? Задираешься?

— Нет. Я тебе о вещах иного порядка говорю. А ты оргазм-оргазм. Как дитя малое!

— Я не понимаю тебя.

— Похоже, пока не испытаешь слияние сама, не поймешь. Ощущаешь своих, ну как себя внутри и даже ближе самого себя, иногда. Видишь, понимаешь, принимаешь и точно-точно знаешь, что они чувствуют то же самое. Потому что чувствуешь, что они чувствуют. И это счастье неописуемое! Как в три зеркала смотреть в бабушкином трюмо. Я чувствую, что они чувствуют, что я чувствую. И так бесконечно!

Лиля вздохнула, глаза ее блестели от восторга, она продолжила:

Я тебе благодарна, ты не поймешь как. Я вчера родилась второй раз, только больше даже чем родилась. Первый раз я в несвободу родилась, в боль, в лишения, в одиночество. Вчера я в свободу родилась, в радость безмерную, в приятие, в понимание. Я всю жизнь была скрюченная, только не знала об этом. А теперь распрямилась, расправилась, стала такой, какой должна быть.

— Так вроде у вас не получилось стилл образовать? Тебе от этого не плохо?

— Плохо. Очень. Вот пойду, встречусь со своими, повспоминаем, полегчает. Я знаю, точно полегчает.

— Они свои. А я тогда кто?

— А ты? Ты мне… ну вроде… мать… вторая. Позвала меня в новый светлый мир. Не беспокойся! Не забуду тебя, не брошу.

Она села на край кровати, и поглаживая Наташину руку, прикрытую одеялом, грустно сказала:

— С каждой минутой те чудесные ощущения меркнут и меркнут. Боюсь, у меня к вечеру останутся только воспоминания о воспоминаниях. Пойду. Может, хоть немного, при встрече со своими вспомню подробности. Ты тут без меня справишься? Или позвать кого из «Службы»?

— Какой службы?

— Ну я теперь, хоть и недостилл, а всё равно под их покровительством. И всё, что положено элементу стилла, и мне положено. «Служба» помогает нам, элестам, с делами и бытом. И нашим близким тоже. А ты мне самая близкая.

Лиля похлопала Наташу по руке. Та поморщилась, руку убрала и перевернулась на другой бок.

До нее доносился звонкий голос подруги:

— Потом расскажу, ты спи. Еда у нас на неделю запасена. Отдыхай. И забудь о своих пирожках. Ради бога! Я с деньгами разберусь. Всё у нас теперь хорошо. Запомни. Хорошо!

— Как скажешь, — пробурчала Наташа, закрывая глаза.

Ей казалось, что всё вокруг движется, изменяется, как будто кружится голова. Но голова не кружилась. Всего лишь неожиданно Лиля разговорилась, пообещала с деньгами разобраться.

Чудо чудное!

Наташа решила, что грипп на мозги влияет, что, когда она поправится, всё будет по-прежнему.

Но по-прежнему не стало.

Лиля пошла встретиться со своими и не вернулась. К вечеру прислала сообщение, что задерживается.

И всё.

Больше не писала, в сети ее не было.

Наташа, решив, что Лиля взрослая женщина и, наверное, справится сама со своими приключениями, заснула в полночь. Ей снился душный кошмар, что она потеряла сына, еще маленького Мартика и бегала по пустому городу, заглядывая в каждое окно. Но так его и не нашла.

Она проснулась около двух, позвала Лилю. Не услышав ответа, встала, с трудом, дошла до туалета — проверить там ли она.

Лили не было.

Наташа испугалась. Вспотела. Закашлялась.