К лучшей жизни (сборник)

«Приходилось много работать и в хозяйстве, и на стороне. Проработал я зиму, скопил деньжат, к весне купили тёлку.

После Масленицы мы с Яковом ушли в «верха» на погрузку клеток, грузовых плотов. Всю весну и лето сплавляли лес на Волгу.

Осенью 1928 г. я приобрел свой домишко.

Отходничество я не покидал вплоть до организации колхоза. Летом в хозяйстве управлялась жена. Казалось бы, жить стало лучше, но из лаптей все равно не вылезали».

* * *

Осенью деревню стали посещать разные уполномоченные «двадцатипятитысячники». Они собирали бедняцкие собрания, агитировали народ. Рассказывали про хорошую жизнь без богатеев и кулаков, агитировали за преимущество коллективного хозяйства. Крестьяне-бедняки сомневались в успехе колхозного строя, середняки боялись расстаться со своим хозяйством, а кулаки чувствовали в скором будущем свою погибель и всячески настраивали бедноту на то, чтобы на собраниях выступали против колхоза.

Многолюдно было на собрании деревни Белоусово и Красного хутора осенью 1928 года, когда конкретно встал вопрос об организации колхоза. Всего было подано тринадцать заявлений от некоторых коммунистов и комсомольцев. В числе этих заявлений было и заявление Василия Замыслова. На собрании была создана инициативная группа, которая решала текущие вопросы.

Желающие вступить в колхоз подавали заявления в инициативную группу. По мере их поступления собиралось собрание и разбирало заявления о приёме в колхоз. Были случаи, что зачитывали заявления крестьян, не желающих вступать в колхоз.

На втором собрании было избрано правление колхоза. Председателем колхоза выбрали Николая Шишляева.

К началу 1929 г. в колхоз вступило больше половины крестьянских хозяйств. Колхоз назвали «За урожай». В колхоз пошла и вся зажиточная часть деревни. Начался разговор по поводу тягловой силы, инвентаря, семенного зерна, скота.

Весной произвели полный учёт всего имущества, а главное семян, особенно у зажиточных. Каждое вступающее хозяйство обязано было сдать определенное количество семян. Как правило, у зажиточных крестьян забирали всё семенное зерно.

К этому времени Василий уже окончил дневные курсы агроуполномоченных. Ему было поручено проводить учёт семян и принимать их в общественные склады, после чего под его руководством проводилась очистка и сортировка семян. Для этого применялись очистительные машины: «Триумф» и «Триер». Анастасия управлялась дома с детьми, но от общественной жизни не хотела отставать и подала заявление о приеме в партию. На партийном собрании ее приняли в члены ВКП(б).

К весне была проведена 100 % коллективизация деревни и хутора, создано 4 полеводческие бригады. Учёт труда производился «палочный». За проработанный день в журнале напротив фамилии работника ставили палочку. Если колхозник уходил домой раньше до прихода учётчика, он лишался этой палочки и наоборот, колхозник мог прийти на работу перед приходом учётчика, ему ставили палочку, как за проработанный день.

В 1930 г. были уже введены нормы выработки и установлены трудовые книжки колхозника. В этом же году поставлен вопрос о ликвидации кулачества как класса.

Партийно-комсомольская ячейка в это время проводила соответствующую работу по выявлению кулацких хозяйств и подлежащих к выселению из колхоза.

Когда список был подготовлен, на собрание приехала председатель райисполкома Клавдия Филюшкина. Собрание было бурное. Протестовали несколько крестьян, подлежащих исключению, и некоторые несознательные элементы. Бедняков они называли «голытьбой» и говорили:

– Что вы будете делать без нас в колхозе?

Они рассчитывали на то, что если их исключат, то им возвратят всё, что у них обобществлено. Но этого не получилось, им сообщили, чтобы на это они не рассчитывали.

И вот что случилось в эту ночь после собрания. Мельница, которая находилась в ведении колхоза, была подожжена. К утру её не стало, очень много сгорело зерна, которое было завезено с заготзерна для размола. Этот инцидент был организован кулаками, но так умно, что виновников никого не нашли.

Колхоз ещё по-настоящему не окрепший организованно и материально, вынужден был заново строить мельницу, правда, с помощью государства. К августу 1931 года мельница была построена и запущена в работу.

Но не всех устраивала работа в колхозе. Некоторые крестьяне стали выходить из колхоза. Ночью, по-воровски, уводили с общих дворов своих лошадей и коров, грузились на подводы и уезжали в Козьмодемьянск.

Но колхозное движение набирало силу, и вместе с ним росло повсеместное раскулачивание. Накатила и накрыла волна раскулачивания и село Белоусово.

В один из мартовских вечеров из правления колхоза на хутор пришел посыльный и сообщил, чтобы все коммунисты и комсомольцы прибыли в контору колхоза. Зачем? Никто из них не знал.

Когда хуторские пришли в контору, там уже были в сборе деревенские коммунисты и комсомольцы и двое незнакомых мужчин. Это были уполномоченные из района.

Шишляев пояснил, что всех собрали не на собрание, а выполнять практическое задание района по выселению кулацких хозяйств. Он встал из-за стола и обратился к присутствующим:

– Кого выселять будем, вы знаете. Разрешите зачитать ещё раз список выселяемых хозяйств.

Один из уполномоченных зачитал список тех, кто из актива закрепляется для сбора и погрузки имущества на подводы, а также ответственных за отправку подвод на станцию.

Сами кулаки к этому времени уже были арестованы и заключены в тюрьму, оставались только члены их семей.

После короткой беседы активисты должны были отправиться по домам кулацких хозяйств.

«Я спросил уполномоченного:

– Что мы должны делать, когда придём в дом?

Уполномоченный криво усмехнулся и ответил:

– Вы скажите, что есть сведения о том, что вы хотите спрятать имущество от колхоза, и мы этого не должны допустить.

Меня назначили к кулаку Георгию Левинину. Я знал, что имущества у Левинина никакого нажитого не было, а кулаком его сделали за то, что он торговал лошадьми и на язык был острый. На каждом собрании вставал и высказывал правлению о беспорядках в хозяйстве.