К морю Хвалисскому

Ее воодушевление передалось стоящим рядом.

— К бою, земляки! — вскричал ее кормщик, длинноусый матерый здоровяк по имени Хенгист. — Развалины Вулфсвуда и Волверинстоуна взывают к отмщению!

— Смотри, отец! — потянул гостя Мала за рукав его Соколик. — Тот седобородый великан, который шагает впереди, небось, и есть родич негодяя, едва не потопившего наш насад!

— Он ответит за это! — пообещал сыну купец.

— Неплохо бы спросить с него и за гибель нашего старейшины, — сурово проговорил Пяйвий из рода Утки, поглаживая тетиву верного лука.

— Построиться клином! — скомандовал Вышата Сытенич.

— Сотни правой руки — за мной! — приказал Великий Органа.

— Левая рука — растянуться в линию! — отозвался его приемный брат, перетягивая попорченное плечо прямо поверх кольчуги лоскутом от плаща, — Поиграем с викингами в пятнашки!

Легкая, маневренная конница Сынов Ветра вновь разделилась на два крыла. Воины Великого Органа и Лютобора рассредоточились вдоль фронта и устремились на врага, на полном скаку разряжая свои луки и вновь накладывая стрелы на тетивы. Даже русс сменил на время Дар Пламени на это грозное оружие Великой Степи.

За конницей следовала прикрытая изрядно посеченными щитами, ощеренная копьями пехота. В первом ряду, ободряя воинов, вдохновляя их, шли вожди трех пеших дружин. Бок о бок с ними, потрясая тяжелыми боевыми топорами, вышагивали самые могучие воины — секироносцы.

Когда Гудмунд сэконунг увидел среди всадников Лютобора и отыскал взглядом в пешей толпе новгородского боярина, из его груди вырвался вопль восторга:

— Ага! Попались! — азартно проревел он. — Так и знал, что они от нас не уйдут! Ишь, как навстречу гибели стремятся, точно на брачное пиршество!

— Они что-то замышляют! — покачал головой его приемный сын. — Не вышло бы, как тогда на реке!

Гудмунд не счел нужным прислушаться к предостережению:

— Копья к ноге! — проревел он. — Первый ряд, приготовиться! Покажем этим сухопутным крысам морского ежа!

Повинуясь его команде, передние ратники опустились на одно колено и, прикрывшись щитами, выставили вперед упертые в землю длинные копья, создавая непроходимую для конницы преграду, пытаться атаковать которую являлось сущим самоубийством.

Конечно, воины Ветра на эту живую колючую изгородь не полезли: не для того они растили своих скакунов, чтобы позволить каким-то захожим разбойникам выпустить им кишки. Конница рассыпалась по полю и отступила, с двух сторон обтекая наступающий с суровой непреклонностью пеший клин, а затем развернулась и вновь сделала вид, что атакует.

— На север и в горы! — выругался Гудмунд сэконунг, отмахиваясь щитом от летящих со всех сторон железных жал. — Эти степные разбойники хуже назойливых мух! А про венда я скажу, что он просто трус!

Однако Эйнар Волк или, как его на самом деле звали, Нотмунд Волверин приемного отца не услышал. На острие клина рядом с боярином шла Белая Валькирия, и зеленые неистовые глаза молодого викинга были устремлены на нее.

— Кто эта женщина? — спросил он, не пытаясь скрыть волнение.

Гудмунд, похоже, давно подготовился к ответу:

— Это Белая Свонильда, та самая сумасшедшая, которая преследует нас уже пять лет. Она потопила корабли Гудреда Рыжего и Олафа Селлундца, а нас с тобой прошлой осенью загнала до самой Югры. Один знает, что мы ей сделали…

Но Волк его перебил:

— Это ведь она сегодня сражалась с ханской дочерью? В жизни не видел никого прекраснее! У нее волосы цвета прибрежных дюн. Хочется прикоснуться к ним рукой и следить, как они текут сквозь пальцы, точно, нагретый солнцем песок…

— Так в чем же дело! Возьми ее с боя и владей, сколько захочешь, пока не надоест!

Трудно сказать, пришелся ли по душе Эйнару-Нотмунду этот совет, однако последовать ему он не смог. Егетам племени Ветра удалось то, в чем потерпело неудачу «Утро псового лая». Изматывающие ложные атаки и меткие выстрелы лучников расстроили безупречно ровный ряд железного частокола, и в образовавшуюся брешь ударил пеший клин.

Словно деревянный собрат, волей тяжелого молота расщепляющий древесину на волокна, он глубоко вошел в строй викингов, внося сумятицу в их ряды. Под ударами страшных секир линия «Вечера потрясения» подалась и начала изгибаться, обнажая фланги. Чтобы исправить положение, хазарские командиры послали в бой сильно поредевшую конницу «Дня помощи». Ее вновь встретили всадники великого Органа и Лютобора.

Если бы коршуны и орлы, дерущиеся в вышине за право первыми слететь на добычу, оторвались от своего занятия и бросили хотя бы один взгляд вниз, их взору предстала бы составленная из многих сотен коней и людей фигура, больше всего похожая на священный знак солнечного колеса. Плотную округлую середину занимали пешие бойцы, изогнутые лучи-спицы — неровные линии вершников.

Лучи эти, правда, изгибались не единообразно, как у солнечного знака, а в разные стороны. Два крыла конницы Сынов Ветра, вытекая из центра, закручивали колесо посолонь, как ему и положено катиться. Два других — полки нападавших силились повернуть его в сторону прямо противоположную, как водят обычно свои бесовские коло черные колдуны, желающие поколебать устои вселенной. В центре же, где сражались пешие бойцы, заваривалось такое плотное месиво, что в ход уже шли кинжалы и зубы, а сраженным не находилось места, чтобы упасть, и они умирали стоя.

Гулкий топот, лязг и звон оружия, треск разрубаемых щитов и хруст ломающихся костей заглушали предсмертные стоны, проклятья, молитвы и крепкую брань на разных языках. И только утомленные грозой небеса хранили покой и безмолвие. Затуманенное знойным маревом, на них, как в любой другой день, висело солнце. Достигнув высшей точки, сейчас оно казалось особенно неподвижным. Словно и вправду не знало, в какую сторону пойти.

Опасность того, что нынче вечером ему придется закатиться в восточной или даже полуденной стороне, сейчас была велика, как никогда. Воины Ветра и их пешие товарищи дрались с упорным ожесточением, помня о тех, кто, укрывшись в веже, надеялся на своих защитников и молился за них. А тем, в ком боевой дух ослабевал, сломленный усталостью или болью от ран, стоило кинуть один взгляд туда, где у самых жерновов кровавой рукопашной мельницы билась Белая Валькирия, или поглядеть на вал, где с луками в руках заняли оборону девы и молодые женщины племени.

Но и сердца нападавших распаляли алчность и гнев, кровь убитых товарищей и жажда мести. И в их рядах сражались бойцы, подобные Гудмунду сэконунгу и Эйнару Волку.

Трудно сказать, сколько продолжался миг просветления, во время которого несчастный безумец Нотмунд Вольверин вогрезил о деве с волосами цвета прибрежных дюн. Нынче дух волка полностью овладел им. Он рубил и колол, не ведая, что отправляет на небеса не только насмеявшихся над его ютским отцом кочевников или новгородцев, но и земляков англов, среди которых сражались его невеста и брат.