К морю Хвалисскому

– Может, попытаемся отбить этого парня? – предложил Талец

– Ну да, отбить! – недовольно пробасил дядька Нежиловец. – Ты хоть соображаешь, что говоришь! Тогда нас из Булгара живьем не выпустят!

– Так что же, Вышата Сытенич! – почти заплакал Твердята. – Будем стоять и смотреть, как наш брат во Христе мученический венец принимает?

Булан бей выхватил саблю из ножен. На берегу наступила безумная, звенящая пустотой тишина. Даже река, как показалось Торопу, остановила свой немолчный бег, а может быть, это остановилось время, как тогда в горящем родном селище. Сабля сверкнула холодом вечных льдов и медленно поползла вверх.

И в этот миг в круг неверного света факелов метнулась легкая тень.

– Не смейте! Не надо! Остановитесь!

Это была Мурава. Девушка сорвалась с места так внезапно и с такой решимостью и быстротой, что ни отец, ни стремительный, как пардус, Лютобор не успели её задержать. Она повисла на руке Булан бея, и тот от неожиданности застыл на месте с поднятым клинком. Новгородцы подались вперед, готовые в любой миг прийти на помощь юной хозяйке.

– Выслушайте меня, досточтимые беи! – обратилась боярышня к соплеменникам малыша Маттафия. – Разве не все в этом мире свершается по воле Господа, которого мы равно чтим? И разве не Господь повелевает нам любить ближнего своего как самого себя? Взгляните на сына достойного Азарии бен Моисея! – она указала на мальчика, возле которого сейчас хлопотали усердные слуги. – Он еще слаб и как никогда нуждается в любви и заботе. И если моим скромным усилиям с Божьей помощью и удалось отвратить смерть от его чела, то стоит ли навлекать на него Господень гнев, питая сердца ненавистью, и обагрять меч кровью, свершая суд неправедный?!

Голос Муравы звенел как серебряный родник, вода которого, как известно, даже в жаркий полдень холоднее льда, на нежных щеках играл румянец, глаза горели воодушевлением и убежденностью в своей правоте. Сказать, что Мурава в этот миг была прекрасна, значило не сказать ничего.

Все взгляды были устремлены на нее. Вышата Сытенич перестал дышать, на побелевших скулах Лютобора ходили желваки, а пленный ромей, кажется, забыл о грозящей ему расправе. Смотрели на девушку и хазары, и многие из новгородских мужей желали, чтобы дочь их вождя оказалась бы сейчас где угодно, но не на этом месте.

К боярышне приблизился Булан бей.

– О каком суде неправедном ты смеешь говорить? – спросил он, разглядывая красавицу с вопиющим бесстыдством.

– Не может называться праведным суд, который приговаривает человека к смерти только за то, что он принадлежит к иному племени, – бесстрашно ответила Мурава. – Если все ромеи желают вашему народу зла, – продолжала она, – почему же Господь прислал сыну достойного Азарии бен Моисея спасение от рук воина, верой и правдой служившего цезарю, почему Он принес мальчику облегчение телесных недугов из рук дочери ромейки?

Толпа зашевелилась, передавая из уст в уста слова девушки, красота и красноречие которой, похоже, заставили дрогнуть даже самые суровые сердца. Один Булан бей остался непоколебим, впрочем, недаром Тороп еще в дни плена слышал, как хазары между собой судачили о том, что сердце их вождя сделано из шерсти.

– Твои слова ничего не доказывают! – прошипел он, брызжа слюной, и Торопу показалось, что еще миг, и язык хазарина раздвоится, а тощее тело, покрывшись чешуей, совьется смертоносными кольцами. – Да и кто подтвердит, что ты, подобно другим неверным, не морочишь нам голову?

Булан бей угрожающе шагнул к девушке и едва не налетел на острие меча мгновенно вставшего рядом с ней Лютобора. Подоспевшие следом новгородцы молчаливо обступили обожаемую хозяйку.

– Уймись, Булан! – в голосе Азарии бен Моисея звучало плохо скрываемое раздражение. Оставив сына на попечении слуг, почтенный старец медленно приблизился к боярышне.

– Что ты хочешь, прекрасное дитя? – мягко спросил он.

– Отложи казнь, достойнейший бей! – взмолилась Мурава. – Лучше пощадить сотню преступников, чем казнить невиновного!

Боярышня перевела взор на пленника, которого крепко держали стражи.

– Скажи мне, добрый человек! – спросила она юношу. – Можешь ли ты доказать этим людям, что не виноват?

– Да, моя прекрасная госпожа! – отозвался он. – Я могу доказать это! – во взгляде молодого ромея сверкнула искорка надежды. – Мне прискорбно рассказывать о событии, коему я был свидетелем, – юноша бросил взгляд на окруженного заботливыми слугами мальчика. – Но я готов поклясться, что своими глазами видел, как в тот миг, когда сын достойного Азарии бен Моисея, отъезжал от хазарского стана, один из слуг насмерть испугал его лошадь, уронив ей под ноги горшок с раскаленными углями.

От Торопа не укрылось, что при этих словах лицо Булан бея внезапно стало желтым, как случалось с ним только в случае крайнего испуга. Однако хазарин не потерял самообладания.

– Что ты мелешь, презренный раб! – оборвал он юношу.

– Я свободный человек! – с достоинством ответил пленник. – И я говорю правду.

– Он не лжет! – неожиданно вступил в беседу Лютобор. Он внимательно следил за пардусом, который что-то вынюхивал на одежде мальчика. – Посмотри, бей! – обратился русс к старшему Ашина. – Видишь, эти странные прорехи на одежде своего сына? Ты не знаешь, откуда они взялись?

– В самом деле, – поддержала воина боярышня, – когда я осматривала раны малыша, я еще удивилась, откуда на теле утопленника могли появиться ожоги.

В рядах хазар послышались недоумевающие удивленные возгласы.

– Зачем вы слушаете этих неверных? – возмущенно воззвал к сородичам Булан-бей. – Они же все заодно!

– Есть только один способ узнать правду! – с неожиданной решительностью сдвинул седые брови Азария бен Моисей. Прежде, чем Булан бей успел что-либо предпринять, он подошел к сыну и попросил его рассказать, как было дело.

Хазары, впрочем, как и новгородцы, разом затихли, напряженно ловя каждое слово, слетавшее с уст мальчика. Хотя Маттафий был еще очень слаб, он сумел подтвердить правдивость слов юноши.

– Это был кривой Абдулл, телохранитель Булан бея, – еле слышно добавил он.

– Он бредит! – закричал Булан бей.

– Ты забываешься, Булан! – строго одернул соплеменника Азария бен Моисей. – Мой сын в здравом уме! Хвала Господу, что послал нам это юное создание, – он бросил благодарный взгляд на Мураву, – в котором столь дивно сочетаются красота Царицы Савской и поистине Соломонова мудрость! Я заберу ромея к себе, – продолжил он не терпящим возражений тоном и сделал знак своим слугам, чтобы те сменили стороживших юношу эль арсиев. – Его знания сейчас нужны моему мальчику. А о виновном мы поговорим позже.

И пока Булан-бей, похожий на придавленную конем гадюку, бросал по сторонам взгляды, полные бессильного гнева, старый отец малыша подошел к новгородцам:

– Вы в трудную минуту оказали помощь моему сыну, – сказал он. – Маттафий – мой единственный наследник, Божий дар, ниспосланный мне на пороге моей осени, и потому я не пожалею никаких сокровищ, чтобы вознаградить вас за ваши труды. Потомки древнего рода Ашина еще не забыли, что такое благодарность. Какую плату вы хотите за свою услугу?