К вопросу о равенстве полов
Шрифт:
Гаснет свет. Остается несколько тусклых зеленых ламп ночного освещения да плафон над нашим столом. Однако самцы вдоль западной стенки не спешат занять домики. Сидят, накрывшись одеялом и нахохлившись у самой решетки. Изредка поскуливают, чешутся, переходят с места на место…
– Сегодня они тихие, – доверительно сообщает нам комендант. – А позавчерашнюю ночь как визжали…
– Дайте мне мощный фонарь.
Беру бутерброд и иду к ближайшей клетке. Самец роняет одеяло и ластится ко мне через прутья клетки. Скармливаю ему колбасу, поглаживаю по затылку. У самца начинается эрекция.
– Смотри, видишь сыпь?
Рукояткой кнута вытаскиваю одеяло. Думала, оно жесткое, колючее, но одеяло мягкое. Можно сказать, ветхое.
– Одеяла часто стираете?
– По потребности. Каждый день какая-то часть в стирке. А паром ошпариваем каждый день. Это чтоб насекомые не заводились.
– Стиральный порошок в последнее время не меняли?
– Десять лет "Лилию-автомат" пользуем. Есть распоряжение института гигиены.
– Откройте клетку, – говорю я с тяжелым вздохом. – И идите первая. Я их боюсь.
– Да они у нас смирные, – уверяет завхоз.
– Все они днем смирные, – бурчу я.
Заходим в вольер. Самцы спешат к нам. Пока завхоз ласкает их и заговаривает им зубы, направляюсь в домик. Вдоль трех стен – лежаки, в центре четвертой – вход. Направляю луч света на лежак… Мать-прародительница, как просто!
– Мураши! – ахает за моей спиной Керочка.
– Правильно. Ночные мураши. Кусачие ночные мураши. Возьми пробирку, отлови десяток и заспиртуй. Это будет наш отчет.
– Вот мерзость-то, – возмущается завхоз. – А я днем все домики по три раза осмотрела. Это они из леса набежали.
– Как с ними бороться, знаете? – на всякий случай спрашиваю я. Наша миссия окончена. Смотрим, как самцов распределяют по другим корпусам. Комендант надевает ошейники с поводками, а завхоз – по полдюжины за раз, намотав на кулак поводки, переводит на новое место жительства.
Пока идет эвакуация, нам стелят постели в служебном здании. Керочка шепчется о чем-то с комендантом и скрывается в подсобке. Вскоре комендант приводит в подсобку курчавого таурканца.
– А вы не хотите? – вежливо спрашивает завхоз.
– Спать я хочу, – честно отвечаю я.
Утром Керочка была никакая. Но довольная. Посмотрев, как она сомнамбулически заедает колбасу бананами, я вспомнила, что ей сидеть за рулем. И отправила спать до обеда. А сама вышла на улицу. Вдоль стены питомника трелевочный трактор и какая-то мощная лесоповалочная машина уже прокладывали просеку – десятиметровую полосу отчуждения. Подивившись расторопности местного руководства, я села за руль институтского лимузина, перечитала на всякий случай инструкцию и повернула ключ зажигания. Давно собиралась научиться водить машину.
И вовсе это несложно – с автоматической коробкой скоростей. Через час уже уверенно рулила по территории питомника и даже не забывала включать сигналы поворотов. Еще через полчаса кончился бензин.
Керочка нашла запасную канистру в багажнике. Полчаса потеряли в пробке из-за демонстрации стабилистов. Но за час до конца рабочего дня отчитались перед шефом в выполнении задания. Слава бежала впереди нас. Питомник факсом выразил благодарность институту за оперативную помощь, высокий профессионализм
и прочая и прочая…– Не наше это было дело, – честно сказала я.
– Ну, перепугались люди, перестраховались. Тебе помешает благодарность в личном деле? – утешила меня шеф. – Знакомых встретила?
– Не-ет…
Только сейчас вспомнила, что питомник просил прислать персонально меня.
На следующий день Ларма, внимательно глядя в глаза, долго и подробно расспрашивает о командировке. Под конец мне становится страшно. Зная ее ум…
– Лармочка, в чем дело?
– Вот – она бросает на стол пачку листов с грифом СЕКРЕТНО. – Ответ на твой запрос.
– Какой запрос?
– Забыла? Так и должно было случиться. Я восхищена тактическим отделом стабилистов. Срочная командировка, быстро и удачно выполненная работа должны были погасить интерес к идее – если это не идея фикс. Но ты успела передать дело мне.
Я и на самом деле забыла.
– Ты глубоко копнула и напугала стабилистов. Они решили тебя нейтрализовать. Это страшный документ, – продолжает Ларма. – Наступление на гражданские свободы. За что раньше штрафовали, можно будет получить "баранку". Но в то же время смягчается режим отсидки. Малые сроки – до трех "баранок" можно будет мотать на дому. По рассчетам стабилистов, каждая шестая женщина хоть раз в жизни будет осуждена.
Мне становится холодно. Не страшно, а именно холодно. То, что говорит Ларма, настолько ужасно, что рассудком не воспринимается.
– Что же делать? Ларма, об этом надо рассказать всему миру!
– Рассказывай.
– Но тут гриф "секретно".
– Не обращай внимания. Он действует внутри секретариата партии стабилистов. Ты в эту партию не входишь.
– А ты? Ты мне поможешь?
– Я не уверена, что мы должны поднимать шум. Да, программа страшная. Но она поднимет рождаемость самцов. Это реальный барьер на пути нашего вырождения. У реалистов подобной программы нет.
– Это же рабство! Средневековье какое-то.
– Если уверена в своей правоте, расскажи обо всем людям.
Разговор пошел по второму кругу, а значит – закончен. Ларма садится за свой комп. Я – за свой. Вызываю данные по блиц-опросам общественного мнения. Стабилисты идут с огромным перевесом. Вношу в мат. модель фактор, дискредитирующий их политику. И одновременно – эхо этого фактора – реалистам. Играю с весами коэффициентов. Поздно… Волна недовольства нарастает слишком медленно. На день выборов по любому из вариантов перевес у стабилистов. А две недели спустя… Люди поймут, что голосовали не за ту партию. И – вплоть до погромов.
– Что у тебя? – интересуется Ларма.
– Только хуже будет.
– У меня то же самое. Видишь, как просто. Не надо мучаться, совесть рвать.
– Все это как-то неправильно.
– Не пытайся изменить то, что изменить не в силах.
– Мудрая ты!.. Блин.
Минут пять стоим обнявшись, прижавшись лбами.
Иду домой. Пешком. Успокоиться надо. Сонька ругаться будет, сегодня ведь моя очередь готовить ужин. Ужин… Какая простая, банальная вещь. Судебная реформа и ужин.