К востоку от Эдема. Том 1
Шрифт:
Джорджия стала вставать не позже десяти утра и брать у Слепенького уроки игры на рояле, и ногти у нее теперь были чистые, ухоженные.
— А я уж совсем было решила бросить ремесло и выйти замуж. Представляешь? — сказала Грейс, возвращаясь после утренней воскресной мессы.
— У нас и правда стало славно, — ответила Трикси. Девушки из дома Дженни, когда приходили к Фей на именинный торт, глазам своим не поверили. Теперь у них только об этом и говорят. Дженни очень рассердилась.
— А утром сегодня видела цифру на доске?
—
— Какие там праздники! Сейчас великий пост! У Дженни небось ни клиента.
После той болезни и кошмаров Фей была тиха, подавленна. Кейт чувствовала на себе наблюдающие взгляды Фей, но тут уж ничего не поделаешь. А что свернутый трубкой документ по-прежнему в шкатулке, Кейт удостоверилась, и девушки все его видели или слышали о нем.
Как-то днем Кейт постучалась к Фей, вошла; Фей подняла глаза от пасьянса.
— Как себя чувствуешь, мамочка?
— Прекрасно, чудесно. — Убрать из глаз настороженность Фей не смогла, не настолько она была ловка. — Знаешь, Кейт, мне хочется в Европу.
— Вот и чудесно. Эту поездку ты заслужила и можешь себе позволить.
— Я не хочу одна ехать. Хочу, чтобы и ты поехала со мной.
— Я? Ты хочешь взять меня? — Кейт взглянула удивленно.
— А как же. Конечно.
— Ах, милая мамочка! Когда же мы поедем?
— А ты хочешь?
— Я всегда мечтала. Когда же мы поедем? Давай не будем откладывать.
Из взгляда Фей ушло недоверие, лицо разгладилось.
— Может быть, будущим летом, — сказала она. — Будем готовить поездку на лето. Кейт!
— Да, мама?
— Ты… ты больше не обслуживаешь клиентов?
— Да зачем же? Ты ведь так обо мне позаботилась.
Фей не спеша собрала карты в колоду, обровняла, убрала в ящик столика. Кейт пододвинула стул, села, сказала:
— Хочу с тобой посоветоваться.
— О чем?
— Я стараюсь помочь по хозяйству, ты знаешь.
— Я без тебя как без рук, душенька.
— Больше всего мы тратим на питание, особенно зимой.
— Верно.
— Ну так вот: сейчас фрукты и всякие овощи можно купить за гроши. А зимой, сама знаешь, сколько приходится платить за консервированные персики и молодую стручковую фасоль.
— Неужели ты хочешь заняться консервированием?
— А почему бы нам не заняться?
— И Алекс согласен возиться?
— Хочешь верь, мама, хочешь не верь, но Алекс сам предложил. Спроси его.
— Не может быть!
— Клянусь тебе, сам предложил.
— Чудеса, черт меня дери… Ах, прости, душенька. Сорвалось с языка…
И кухня обратилась в консервный завод; все девушки помогали. Алекс и вправду поверил, что это его идея. Ведь он получил за нее серебряные часы с выгравированной дарственной надписью, когда управились со всеми банками.
Обычно Фей и Кейт ужинали за общим длинным столом, но по воскресеньям, когда Алекс не готовил и девушки
обходились многослойными бутербродами, Кейт сервировала ужин для двоих в комнате у Фей. Это были приятные, по-дамски элегантные ужины. Всегда был какой-нибудь деликатес — гусиная печенка, особенный салат, пирожные из булочной Ланга, что на Главной улице. И на столе у Фей постлана была не белая клеенка, как в столовой, а камчатная белая скатерть, и салфетки были не бумажные, а льняные. Кейт сервировала стол по-праздничному, со свечами и — что редкость для Салинаса — с цветами в вазе. Кейт умела составлять прелестные букеты из полевых цветов, которые сама и собирала.— Что за умница, — восторгалась Фей. — Все она умеет, из ничего сделает чудо. Мы с ней в Европу поедем. Вы и не знаете, а она и по-французски говорит. Честное слово. Вот на досуге попросите ее сказать что-нибудь по французски. Она и меня учит. Знаете, как по-французски хлеб?
Фей наслаждалась предвкушением поездки. Она оживленно готовилась, планировала — и все благодаря Кейт.
В субботу четырнадцатого октября над Салинасом пролетели первые дикие утки. Фей видела в окно — летели на юг большим клином. Как всегда перед ужином заглянула Кейт.
— Летят утки, — сказала Фей. — Зима уж на подходе. Сказать Алексу — пусть печи приготовит.
— Подать тебе твое укрепляющее, мамочка?
— Да. Ты меня совсем разбаловала своими заботами.
— Я люблю о тебе заботиться, — сказала Кейт. Достала из комода бутылку с микстурой Пинкем, подняла ее на свет, — Тут на донышке. Надо новую.
— Кажется, у меня там в шкафу остались еще три из купленной дюжины. Кейт взяла стакан.
— Мушка попала, — сказала она. — Пойду вымою. На кухне Кейт ополоснула стакан. Извлекла из кармана пипетку, заполненную прозрачной жидкостью — настойкой чилибухи — и воткнутую в кусочек картофелины, как затыкают нос керосинового бидона. Аккуратно выдавила в стакан несколько капель.
Вернувшись к Фей, налила три столовые ложки микстуры, размешала в стакане. Фей выпила, облизала губы.
— Горькое на вкус, — сказала она.
— Горькое, мамочка? Дай попробую.
Кейт налила из бутылки в ложку, глотнула, поморщилась.
— И в самом деле, — сказала она. — Должно быть, слишком давно стоит. Надо выбросить. Ужасно горькое. Я принесу сейчас воды, запьешь.
За ужином Фей сидела вся раскрасневшаяся. Вот положила вилку, как бы прислушиваясь к себе.
— Что с тобой? — спросила Кейт. — Что с тобой, мама?
Фей очнулась.
— Сама не пойму. Наверное, небольшой сердечный спазм. Ни с того ни с сего стало страшно, и сердце застучало.
— Может, в спальню тебя проводить?
— Нет, милая, уже все прошло.
— Ой, у тебя такой густой румянец, Фей, — сказала Грейс, кладя вилку.
— Мне это не нравится, сказала Кейт. — Надо позвать доктора Уайльда.
— Не надо, все уже прошло.