Кабахи

С трудом удержавшись от смеха, Шавлего безропотно выслушал строгое наставление.

Польщик исчез среди деревьев.

Девушка сняла шляпу, поправила волосы и остановилась в молчании.

С неба изливались на землю слабый лиловатый свет и, как бы такого же сумеречного цвета, беспредельная, глубочайшая тишина. Шатер ивовой рощи застыл в неподвижности, он казался отлитым из гипса. Свинцовая тень лежала под ним; полоса бурого ила тянулась оттуда до серой гальки речного русла. А дальше, среди булыжных берегов колыхалось иссиня-черное тело Алазани.

— Пойдем?

Девушка отозвалась не сразу. Повернув голову, она долгим взглядом посмотрела на Шавлего, потом наклонилась, ощупала комариный укус на голой ноге.

— Пойдем, — сказала она наконец и сняла туфли. — Через поток я переберусь сама, вы только поддерживайте меня под руку.

Вода в Алазани была прозрачна. Смутно просвечивали сквозь ее толщу колеблющиеся очертания камней на дне. Шелковистым блеском отливала поверхность потока, — казалось, тяжелый атласный занавес разостлан на камнях русла.

Вода тихо журчала у ног Шавлего и Русудан, однако с каждым шагом все сильнее становился ее напор и все громче бормотали серебристые струи, бившиеся об их колени.

В самой стремнине течение было довольно сильным. Девушка поскользнулась на гладких камнях. Шавлего одной рукой поддержал ее, а другой попытался схватить шляпу, упавшую в воду.

Это, однако, ему не удалось.

Шляпа, колыхаясь, плыла по волнам, похожая на огромный цветок подсолнуха.

Шавлего проводил ее огорченным взглядом и посмотрел на девушку.

Та улыбнулась:

— Пустяки. Пойдем дальше.

Они выбрались на берег и долго шли, не говоря ни слова.

Когда болото осталось наконец позади, девушка нарушила молчание:

— Вчера собирался дождь, да и сегодня с утра моросило… А вода в Алазани как хрусталь.

— Должно быть, в Панкисском ущелье, у ее верховья, дождя не было. Зато наша Берхева сегодня немножко помутнела.

— Вчера Реваз в первый раз вывез в поле сеялку. Я было намекнула ему, что пока еще рановато. Интересно, успел ли он посеять у большого вяза?

— Хотите, свернем туда, посмотрим?

— Не стоит. В темноте все равно ничего не увидишь.

— Сеяли, наверно, ветвистую пшеницу?.. Не думал я, что это ваше творение. Как вы сумели ее вывести?

Девушка махнула рукой:

— Не стоит об этом… Длинная история, да и не совсем так обстоит дело, как изображают.

— Что вы хотите этим сказать?

— Видите ли, не я первая вывела ветвистую пшеницу.

Шавлего изумился:

— Зачем же тогда вся эта газетная шумиха? Ведь ваша пшеница даже представлена к Государственной премии!

Русудан пожала плечами:

— Чего только не представляют на премию! А я по поводу этой ветвистой пшеницы перерыла столько книг и журнальных публикаций, что другой на моем месте давно бы защитил диссертацию.

— Значит, ветвистая пшеница существовала и до вас?

— Лет сто тому назад какой-то неизвестный автор доказывал в «Земледельческой газете», что ветвистая пшеница была обнаружена в одной из гробниц египетских фараонов. Зерна пролежали в подземелье две тысячи четыреста лет.

— Удивительно, как они сохранились в течение двадцати четырех столетий!

— Что они сохранились — это не так уж удивительно… А вот чтобы эти зерна, взятые из гробницы, могли прорасти, в это я не верю. Это, конечно, ложь чистейшей воды. Пшеничное зерно сохраняет способность к прорастанию десять-пятнадцать лет, не больше.

— По-моему, история возникновения ветвистой пшеницы имеет не такое уж большое значение. Важно, что она существовала и существует. Но почему до сих пор ей не отдавали предпочтения перед другими сортами?

— Она не так уж выгодна. Опытов было поставлено немало. В одних случаях она вырождалась, в других — не оправдывала возлагавшихся на нее надежд. Так что время от времени ее забрасывали и забывали.

— А теперь?

— Теперь она широко распространена по всему Советскому Союзу. Несколько лет тому назад я сама видела ее своими глазами на опытной станции в Одессе.

— Почему же говорят только о вас?

— Не знаю… Должно быть, моей пшенице отдают предпочтение перед всеми остальными, выведенными в других местах. А может быть, это для поощрения, так как перед Грузией поставлена задача: самой удовлетворять свою потребность в хлебе.

— А есть у ветвистой пшеницы перспективы?

— Сомневаюсь. Зерно слишком легкое, тесто получается слабое, жидкое, да и вкус не очень хорош.

Шавлего разочарованно замолчал.

Русудан шла рядом с ним, изредка похлопывая себя по ладони сложенной плеткой. Дорога была покрыта толстым слоем пыли, заглушавшим звук шагов.

После крутого поворота дорога стала спускаться к Берхеве. Деревья свешивались с невысоких скал над узким руслом. Поток струился как бы в зеленом туннеле под их ветвями.

— Помните, как я встретил вас тут, когда шел на рыбалку? Вы, должно быть, подумали тогда: «Вот бездельник — люди падают с ног, надрываются в этакую жару, а у него только и дела что рыбу ловить! Весело время проводит молодчик!»

— Не скрою, — такая именно мысль мелькнула у меня в голове… А вы вот что тогда подумали: «Бойкая особа! Как ни встречу — каждый раз с нею в двуколке новый спутник. Весело проводит время девица!»

Шавлего улыбнулся:

— Начало, пожалуй, вы угадали, но дальше неверно. Я никогда не думал, что вы ищете веселья и развлечений. Ваша профессия — творческая. Я знаю — вы проводите опыты над многими растениями.

— Не преувеличивайте. Я вывела белую рожь и немножко занимаюсь кукурузой.

— Как? А от ветвистой вы совсем отказываетесь?

— Нет, не совсем. С весны возьмусь за нее снова.

— Чего вы хотите добиться?

— Хочу сделать ветвистую пшеницу «доли» и «безостую». То есть хочу придать ветвистой свойства, которых у нее нет: плотность «доли», ее вкус и запах, качество теста при выпечке. Вот если это мне удастся — тогда я буду гордиться своим созданием.

— Великолепная программа. А кукуруза?