Кабаре, или Жизнь продолжается

Когда погиб Джоэл, моя скорбь была в тысячи раз сильнее, и я поняла, что ещё хуже, когда твой возлюбленный, вся твоя жизнь, умирает и оставляет тебя в одиночестве не известно на какой срок, и каждый день становится пыткой, которая не закончится до самой смерти. Нет ничего хуже этого. И я не знала, как жить дальше, как справиться с той болью, что поселилась в моём сердце.

Невыносимей гибели любимого пребывание в одиночестве в течение неопределённого срока и без надежды на встречу с ним.

Три месяца я как-то жила, училась, готовилась к выпускным экзаменам и сдавала их, приглядывала за младшими, но всё ежеминутно напоминало мне о том, что Джоэля больше нет. Видеть ферму по соседству мне было невыносимо. Где бы я ни находилась, всё мне напоминало о нашем счастливом прошлом и о радужных планах на будущее. Я погрузилась в то, что у меня этого будущего больше не будет: счастливая жена, большое хозяйство, дети – всё кануло в Лету. Всё. Не будет никакого счастливого дома, полного голосов наших детей.

Я не знала, как жить. Просто не знала.

Боль душевная не утихала ни на миг, сердечные страдания не ослабевали.

Я окончила школу, получила диплом с отличием, не испытывая удовлетворения, гордости или радости. На выпускной бал я не пошла. Плевать на всё.

Любое напоминание о Джоэле, будь то место наших встреч или предмет, который он вертел в руках, и меня сразу бросало в слёзы. Я не желала развлекаться в компании одноклассников или знакомых, забросила хор и танцевальный клуб. Мне казалось величайшим кощунством веселиться, когда моего возлюбленного забрала смерть. Я стала считать себя вдовой, пусть свадьбы и не было, но мы были так близки к ней, хотя никто не знал. Тайна давила на меня тяжким грузом, но я не собиралась делиться ею. Боль принадлежала только мне.

Родители с трудом смирились с моим решением не получать дальнейшего образования, хотя я со своими баллами могла претендовать на лучший университет страны. Они дали мне выбор: в течение года я могу помогать им на ферме либо устраиваюсь на временную работу. Они надеялись, что это приведёт меня в норму, и на будущий год я всё-таки передумаю и стану учиться дальше. Я выбрала второе. Сельское хозяйство более не привлекало меня, а новое занятие могло бы отвлечь от тяжёлых размышлений. Я всё же пообещала, что на следующий год попробую поступить куда-нибудь, но на самом деле это были только слова, чтобы успокоить близких. Моё будущее было мне теперь безразлично. Жизнь моя была кончена, и для себя я уже всё решила. Мне было абсолютно всё равно, чем заполнять свои дни, раз рядом не было моего драгоценного Джоэля Грина, поэтому, когда друг отца предложил мне место официантки в придорожной закусочной «У Пита», я согласилась сразу. Я могла бы добираться до работы на машине, но предпочла велосипед, чтобы отдавать все силы кручению педалей. После трудового дня и физической нагрузки было счастьем замертво падать на кровать и погружаться в сон. Я была бы рада работать круглосуточно и без выходных.

Работа не была сложной, но с первого же дня стала вызывать у меня отвращение. Ничего подобного я никогда не хотела для себя, однако посчитала, что закусочная станет моей карой за то, что я продолжаю жить, когда другие мертвы.

И вот пять раз в неделю уже немногим более месяца я изо всех сил крутила педали на протяжении пятнадцати километров ради того только, чтобы освободить разум от той горести, которая постигла меня. Я могла бы уже быть женой и хозяйкой, быть счастливицей в собственном доме, купающейся в любви, но судьба распорядилась иначе. Удача не благоволила мне, и я ничего не могла с этим поделать, как жители некоторых приморских городков ничего не могут поделать с наводнениями и цунами.

Работа помогала отвлечься на несколько часов, но дома я ходила как тень, пугая младших сестёр. За общим столом один только намёк о Джоэле, и я спешила уединиться, чтобы никто не заметил моих слёз.

– Что происходит с Розой? Почему она избегает нас? Почему всё время плачет? – часто спрашивала самая младшая, двенадцатилетняя Лили.

– Её близкий друг погиб, – тихо отвечала мама, считая, что я не слышу, но я всё слышала. – Когда подрастёшь, ты поймёшь всю глубину её печали.

Родители считали, что я всего лишь потеряла лучшего друга и первую любовь, но никто из них никогда бы не понял меня по-настоящему. Старшие дети часто обделены вниманием, вся забота направлена на младших. Я ещё не успела вырасти, как стала чужой в собственной семье. Как бы я ни действовала, чего бы ни говорила, родители всё равно толковали бы мои чувства неверно.

Немногим более месяца я проработала, когда к нам домой пришёл мой босс, папин друг, и у них состоялся разговор, который я случайно услышала. Питер говорил отцу, что я абсолютно равнодушна на рабочем месте, безжизненна, как автомат, что я не проявляю любопытства, не заинтересована в клиентах, хотя всегда послушно исполняю то, что от меня требуется. Я ни разу не жаловалась, несмотря на грязь и окружение, которое, как ему кажется, мне не подходит, и он посоветовал отцу, чтобы я сменила место. Питер считал, что работа в закусочной не для меня, что пусть я равнодушна сейчас, но в будущем могу пожалеть, что тратила время и молодость напрасно на работу, которая не приносила мне удовлетворения. По его мнению, я зациклилась на прошлом, и мне необходима какая-то встряска, которая оторвёт меня от ступора.

А через неделю у меня состоялся разговор с родителями за обеденным столом, когда младшие уже ушли спать.

– Роза, ты задумываешься о будущем, дорогая? – начала мама, ласково на меня посмотрев.

Я неопределённо пожала плечами.

– Питер считает, тебе неинтересно работать в его закусочной, – встрял отец.

– Работа занимает мои мысли и даёт заработок, – честно ответила я.

– Мы с твоей мамой подумали и обсудили, что тебе было бы полезно сменить обстановку. Мы понимаем, что вокруг слишком много тяжёлых воспоминаний для тебя.

– Мне всё равно, – я смотрела на стол, не на них.

– Как насчёт того, чтобы переехать в Нью-Амстердам?

– Это очень крупный город. Не думаю, что мне будет там хорошо.

– Там живёт твой дядя Аксель. Ты помнишь его?

Я кивнула. Аксель Дюшенталь приходился сводным младшим братом моему отцу. Такое необычное имя досталось ему от матери-француженки, которая умерла, когда он был совсем маленьким. Мой дедушка, став дважды вдовцом, стал воспитывать в одиночестве обоих сыновей. Что-то не так было с двумя его жёнами, да и он сам вёл в молодости достаточно бурную жизнь, что впоследствии и принудило его обосноваться в крохотном и затерянном на карте Пратте (где мои родители и познакомились ещё детьми), где он стал жить тихо-мирно. Я слышала, что сразу после окончания школы Аксель оставил Пратт и перебрался на побережье. Он был копией своей матери, ничего ему не досталось от наших предков – фермеров, первопроходцев и покорителей Среднего Запада. Он был младше отца на восемь или десять лет. Сейчас ему должно было быть где-то около тридцати. Он приезжал к нам один-единственный раз на похороны моего дедушки, своего отца, когда мне было семь лет, но в моей памяти о его визите ничего не отложилось кроме того, что он очень хорошо ко мне отнёсся, мы весело играли, потому что нам обоим было не по душе, что все вокруг ходят такие серьёзные, и ещё он подарил мне шикарную игрушку, которую мама впоследствии передала Лили. И в нашей семье это был не единственный раз, когда мои детские чувства были задеты тем, что ни одна вещь по-настоящему не могла принадлежать только мне.

– Он уже несколько лет работает в Нью-Амстердаме, – продолжил отец. – Я звонил ему три дня назад. Он согласен, чтобы ты приехала и пожила у него. Я объяснил ему ситуацию, и он обещал помочь тебе с работой.

– На самом деле я против этого, – возразила мать. – Я всегда считала (и до сих пор так думаю) Акселя легкомысленным, несерьёзным и ведущим не вполне достойный образ жизни. Я сомневаюсь, стоит ли доверять ему нашу Розу.

– Ты слишком к нему строга, Мей. Мой брат хороший человек, просто иногда в нём проявляется французская кровь.

Они продолжили спорить, и я не вполне поняла по их полунамёкам и незавершённым фразам, о чём идёт речь. Похоже, Аксель что-то натворил в свой прошлый приезд, и с тех пор мама его невзлюбила. Пока родители шумели, я призадумалась. Мне было здесь так невыносимо. Тошно, что на ферме, что в Пратте. Вдруг в Нью-Амстердаме мне станет лучше?

– Мне хотелось бы уехать, – заявила я, прекратив родительский спор. – Как скоро это было бы возможно?

В ответ я услышала, что могу купить билет на поезд, когда пожелаю. Но дядю следовало предупредить заранее, чтобы он знал, когда меня встречать, и мог отложить свои дела. Почему-то мне захотелось как можно скорее покинуть родную местность, поэтому я назначила отъезд на конец недели, чтобы успеть закончить разные мелочи и собраться. Однако, обдумав всё, я решила почти ничего с собой не брать, а из одежды захватить лишь самое необходимое. Если что понадобится, в большом городе я точно смогу приобрести любую вещь. Раз я решила начать новую жизнь, мне ничего не нужно из прежней.