Кабинет фей
Шрифт:
Принц самыми разными жестами выражал благодарность, а она с нежной улыбкой давала ему понять, что ей очень приятно. Но настал час расставания, она показала, что уходит, и оба, вздыхая и скрывая слезы, украдкой принялись плакать. Вдруг принц громко вскрикнул и бросился к ее ногам, моля ее остаться: она ясно понимала, чего он желал, но оттолкнула его, приняв суровый вид; и он понял, что поневоле придется привыкнуть слушаться ее.
Сказать по правде, он провел ужасную ночь, да и принцесса — ничем не лучше. Вернувшись в пещеру к людоедам и людоедикам, глядя на ужасного людоедушку и думая о том, что это чудовище станет ее мужем, она вспоминала о красоте чужеземца, с которым только что рассталась, и ей хотелось броситься в морскую пучину. Притом она еще и очень боялась, как бы Сокрушилло и Истязелла, учуяв запах человечинки, не отправились прямиком к скале, чтобы сожрать принца.
Эти
— Что же это, — воскликнула она, будя его, — с тех пор как мы расстались, я только о вас и думаю, а вы, вы можете спать?
Принц слушал ее, ничего не понимая; но потом, в свою очередь, заговорил и он.
— Какая радость, милое дитя, — все повторял он, целуя ей руки, — какая радость вновь видеть вас! Мне кажется, с тех пор как вы ушли, прошла целая вечность.
Долго он так изливал свои чувства, совсем забыв, что она его не понимает, а когда вспомнил — грустно вздохнул и замолчал. Она воскликнула в ответ, что здесь, в расщелине, его могут найти Сокрушилло и Истязелла; что оставаться тут нельзя, и хотя она умрет с тоски, если он уйдет, — но уж лучше это, лишь бы его не съели; то есть она заклинает его бежать. Ее глаза наполнились слезами; она с мольбой протянула к нему руки; он ничего не понял и только в отчаянии бросился к ее ногам. Но она так часто указывала ему на дорогу, что он, сообразив, о чем речь, жестом ответил, что скорее умрет, нежели покинет ее. До глубины души тронутая его привязанностью к ней, она изящно преподнесла ему и золотую цепочку, и то бирюзовое сердечко, которое повесила ей на шею королева-мать. Однако восторг, испытанный от такого проявления благосклонности, не помешал ему прочесть надпись, выгравированную на камне:
Любима, дочь короля Счастливого островаЕго изумлению не было границ; он знал, что маленькую погибшую принцессу звали Любима; сомнений не оставалось — сердечко принадлежало ей; оставалось выяснить, была ли принцессой прекрасная дикарка или же ей просто досталось украшение, выброшенное морем. Он необычайно пристально вглядывался в Любиму; и чем больше смотрел, тем больше убеждался и по ее чертам, и по нежности душевных порывов, что дикарка — это его кузина.
Она с удивлением наблюдала за ним: вот он поднимает взор к небу, словно воздавая ему хвалу, вот глядит на нее со слезами на глазах, берет за руки и целует их в искреннем порыве; вот горячо благодарит за дар, только что ему поднесенный, но, вернув цепочку, дает понять, что предпочел бы один ее волосок; и хоть не без труда, а удалось ему его заполучить.
Так прошло четыре дня: с утра принцесса приносила еду и была с ним сколько могла; и время проходило как один миг, хотя они и не имели удовольствия беседовать друг с другом.
Однажды вечером, вернувшись поздно и ожидая ворчания жуткой Истязеллы, она была весьма удивлена, что ей обрадовались и пригласили к столу, заставленному фруктами; она попросила разрешения взять несколько штук. Сокрушилло сказал, что они все для нее; их собирал ее жених-людоед, и теперь пришло время осчастливить его: он желал, чтобы через три дня она стала его женой. Какие новости! Что могло быть ужаснее для прекрасной принцессы? Она думала, что умрет от страха и печали, но предпочла скрыть свои чувства и лишь попросила немного отсрочить свадьбу.
— И почему я до сих пор не съел тебя? — завопил в ответ разъяренный Сокрушилло.
Бедная принцесса с испугу упала в объятья Истязеллы и людоедушки, который очень ее любил и так умасливал Сокрушилло, что наконец все-таки утихомирил его.
Любима ни на миг не сомкнула глаз, с нетерпением дожидаясь наступления дня; на рассвете она уже была у скалы и, увидев принца, стала горько стенать и проливать потоки слез. Тот от удивления застыл на месте; за четыре дня его любовь к Любиме возросла сильнее, чем обычно бывает за четыре года. Как только ни старался он узнать, что с ней такое! Она же, видя его муки, не знала, как объяснить ему. Наконец уложила в прическу свои длинные волосы, надела на голову венок и, коснувшись руки Любима, знаками показала, что на его месте будет другой, — так он понял, какое несчастье ему угрожает — ее собираются выдать замуж.
Он
едва не умер у ее ног. Оба не знали, где укрыться от беды, и плакали, протягивая друг к другу руки и тем показывая, что скорее умрут, чем расстанутся. Она пробыла с ним до вечера, но на обратном пути, идя в нежданно сгустившейся темноте по глухой лесной тропке, наступила на большую колючку, насквозь пронзившую ей ногу. К счастью для принцессы, оттуда было недалеко до пещеры; когда она добралась до нее, вся нога была в крови. Сокрушилло, Истязелла и людоедики кинулись ей на помощь и, вытащив колючку, растерли травами больное место, и она легла; но как бы ей ни было больно, больше всего тревожилась она за своего принца. «Увы, — говорила она себе, — завтра я не в силах буду прийти. Что же он подумает? Должно быть, что я не смогла воспротивиться своему замужеству. Но кто же теперь будет его кормить? Он пойдет искать меня — и пропадет; если послать к нему людоедушку — о том узнает Сокрушилло; в любом случае он погиб». Так, проливая горькие слезы, она уж было встала чуть свет и хотела выйти, да не смогла — ее рана еще не зажила; зато Истязелла, увидев, что она куда-то собралась, пригрозила, что, сделай та еще хоть шаг, она ее сожрет.Между тем принца, напрасно прождавшего принцессу в назначенный час, охватили тревога и печаль; чем больше времени проходило, тем сильнее он беспокоился: любая пытка была бы ему милей треволнений, коими сейчас мучила его любовь. Ожидание — вот что убивало его; и чем дольше оно длилось, тем меньше оставалось надежд. Наконец он покинул пещеру, решив, что пусть уж погибнет, но возлюбленную принцессу отыщет.
И пошел он, сам не зная куда, а тут — глядь — тропинка ведет в лес; прошагав по ней час, он услышал какой-то шум и увидел пещеру, а из нее дым валит; решив, что сможет там что-нибудь разузнать, он вошел. И шагу не успел он ступить, как мгновенно оказался в лапищах Сокрушилло, который сожрал бы его, не услышь крики принца его прекрасная возлюбленная. Тут уж она забыла о страхе: побледнев и дрожа, как будто он сейчас ее саму съест, она упала в ноги Сокрушилло, заклиная его приберечь человечинку до дня свадьбы, ибо тоже хочет ее отведать. При этих словах Сокрушилло, поверив, что принцесса вознамерилась разделить его обычай, выказал такую радость, что отпустил принца, посадив его под замок в спальне людоедиков.
Любима попросила разрешения откармливать его, чтобы он не исхудал и аппетитно смотрелся на праздничном столе: людоед согласился. Она нанесла принцу всевозможных яств. Тот при виде ее обрадовался, позабыв о тоске; но стоило ему заметить рану у нее на ноге, как он снова встревожился. Они долго проплакали, и принца, который не мог есть, его ненаглядная кормила с руки, отрезая небольшие кусочки и подавая их ему с таким изяществом, что отказаться было уж никак невозможно.
Она велела людоедикам принести свежего мха, который покрыла ковром из птичьих перьев, и объяснила принцу, что это его постель. Тут ее кликнула Истязелла; на прощание она могла лишь протянуть принцу руку, и он поцеловал ее с неописуемой нежностью, она же взглядом выразила все чувства, какие к нему испытывала.
Сокрушилло, Истязелла и Любима спали в одном углу пещеры; людоедушка и его чудовищные братики и сестрички — в другом, где заперли и принца. А у людоедов есть обычай: на ночь и сам глава семьи, и его жена, и дети надевают на голову прекрасные золотые короны и в них спят [92] ; это их единственная роскошь, зато уж такая, что без нее они бы удавились или повесились.
Когда все заснули, принцесса подумала, что, случись Истязелле и Сокрушилло ночью проголодаться (а это бывало почти всегда, когда у них появлялась человечина), они тут же позабудут о том, что ей обещали, и ее возлюбленный будет съеден; тут ее охватило столь мучительное беспокойство, что она едва не умерла от страха. Поразмыслив, она встала, накинула тигриную шкуру и ощупью прошла к людоедикам; там сняла с одного малыша корону и тихонько надела на голову принцу, который не узнал ее в темноте и почел за благо притвориться спящим; затем принцесса вернулась в свою кроватку.
92
А у людоедов есть обычай… надевают на голову прекрасные золотые короны и в них спят… — Обычай людоедов спать в коронах впервые появляется в сказке Шарля Перро «Мальчик с пальчик». Герой снимает короны со спящих дочек людоеда и надевает их на головы своих братьев. Таким образом он спасает последних: нащупав короны на головах мальчиков, людоед идет к кровати дочерей и съедает их.